Я успеваю сесть, прежде чем подогнулись ноги, делаю несколько вдохов. Не могу я и дальше слать эсэмэски Аве. Я уже отправила ей три штуки. Нужно позволить ей быть молодой и свободной. Нужно. Но это так трудно. Я в изнеможении от страха, который отказывается оставлять меня.
Медленно дыша, я сосредотачиваюсь на настоящем. Мэрилин и Элеонор смеются над чем-то. Тоби вытащил Стейси на танцевальную площадку. Оба хорошие танцоры, но она поддерживает расстояние между их телами, и я чувствую накатывающую на меня волну чего-то похожего на материнскую гордость. Стейси, может, и не семи пядей во лбу, но уж галочкой в его донжуанском списке не будет.
Я успокоилась, зная, что в сумерках меня не видно. Никто меня не ищет. Отсюда я не вижу Пенни с Саймоном, но я знаю: она не отцепится от него теперь целый вечер. Я гоню из памяти воспоминания от его телесного тепла и запаха бальзама, как бы они ни цеплялись ко мне.
Металлический блеск справа привлекает мое внимание. Кто-то сидит на корточках у стола. Джулия? Да. Роется в своей сумочке. Морщины собираются у меня на лбу, включается мое чутье на всякое отклонение от нормы. Это не ее сумочка. Это сумочка Пенни. Золотая пряжка «Дольче и Габбана» пускает зайчики от света над танцевальной площадкой. Сумочка Джулии меньше: едва вмещается бумажник, телефон, ключи, может, помада. А не дорогая удобная сумочка женщины средних лет. Я не помню, откуда я это знаю, но знаю точно. Я всегда подмечаю всякие подробности касательно человека. У меня так натренирован мозг.
Определенно это сумочка Пенни.
Я не вижу, что делает Джулия, поэтому, обойдя зал по периметру, приближаюсь к ней. Она поднимается и оглядывается, не замечая, что я смотрю на нее, после чего уверенным шагом направляется к стойке бара. Я иду следом, ускоряя шаг, чтобы догнать ее, а когда расстояние между нами сокращается до нескольких футов, вижу смятую двадцатифунтовую банкноту в ее руке. Мое сердце колотится, вколачивая в меня правду. Деньги, украденные из сумочки Пенни! Невозможно. Такое невозможно! Я хочу усомниться в моем чутье на подробности и неприятности. Я не хочу знать этот факт, который, будто яблочный червь, теперь будет грызть меня каждый день на работе. Но если это деньги Джулии, то зачем она достала их из своей сумочки? Ее маленькая сумочка при ней? Ее маленькая сумочка при ней — и в ней бумажник, — зачем тогда эти двадцать фунтов?
Пенни и Саймон все еще разговаривают у бара, и хотя он ей улыбается и смеется, но отрывает от нее глаза, когда я оказываюсь в поле его зрения. Я не смотрю на него, у меня сейчас нет для этого времени. Я восхищаюсь уверенностью Джулии, которая одаряет бармена улыбкой и заказывает бутылку «Пино-гри».
— Вино для этой дамы, — показывает она на Пенни. — Можете сказать ей, что это благодарность за предоставленную прекрасную работу? От Джулии? Не хочу их прерывать.
Я стою рядом, Джулия замечает, что я смотрю на нее, но не пытается ничего мне втюхать. Да и не получилось бы. Вино, которое она выбрала, стоит ровно двадцать фунтов.
— Диетическую колу, — бормочу я бармену, когда Джулия уходит и присоединяется к Мэрилин и Элеоноре рядом с танцевальной площадкой, на достаточном удалении от Пенни, чтобы та ее нашла и поблагодарила, а еще, возможно, куда как важнее, по другую сторону зала от сумочки «Дольче и Габбана», в которой она только что копалась. Я смотрю, как она втискивается между ними так, словно ее пригласили, и не знаю, что делать. Нужно сказать Пенни. Но что? «Я думаю, Джулия украла у тебя деньги, чтобы одарить тебя бутылкой вина»? Тут темно. Я была довольно далеко. А обвинение очень серьезное.
Пенни отлипает от барной стойки и спешит к Джулии, чтобы поблагодарить ее, а та превосходно разыгрывает смущение. Если бы она не хотела такой суеты вокруг ее жеста, то не стала бы дарить бутылку в публичном месте. Я специалист в том, что касается суеты такого рода. Я бы вообще ничего не стала дарить. Если я скажу что-нибудь, никто не станет думать, будто я каким-то образом завидую новенькой? Джулия сияет. А я нет. Может, я все же что-то напутала. Может, попадаю пальцем в небо. Я неважно себя чувствую.
Справа от меня Саймон Мэннинг вроде бы помахивает мне, но меня спасает Мэрилин, которая бежала от Элеоноры, когда там появилась Джулия.
— Сплошная невинность, — качает головой она. Мэрилин Джулии тоже не удалось провести.
— Извини, что я огрызнулась. По поводу Саймона.
Если Ава — мое сердце, то Мэрилин — мой камень. Нужно ей сказать, чтó я видела, как мне кажется. Нет, не кажется. Что я видела. Она мне верит и сумеет разобраться с этим гораздо лучше. Я выпила два бокала вина и чувствую себя смелее обычного. И все же не могу заставить себя говорить. Мэрилин будет действовать, начнется скандал, и кто знает, к чему он приведет. Джулию ждут неприятности. Я это чувствую.
К счастью, Мэрилин смотрит на яркий экран своего телефона.
— Ой, я и не знала, сколько времени! — восклицает она. — Ричард уже приехал, если хочешь — подвезем.
Облегчение мгновенное и всеподавляющее.
— Да, пожалуйста. Я с ног валюсь. Давай уйдем потихоньку. Не могу даже думать о том, чтобы всех обходить с прощаниями.
Я стараюсь скрыть волнение, но хочу убраться отсюда, подальше от Саймона Мэннинга и Джулии. И всего этого шума.
— Хорошая идея, — соглашается Мэрилин.
Расслабиться я себе позволяю, только когда пристегиваюсь на заднем сиденье «сааба» Ричарда.
— Хорошо провели время, леди? — спрашивает он.
— Да, спасибо, — отвечаю я.
— Было ничего, — с меньшим энтузиазмом отвечает Мэрилин. — Музыка слишком громкая, ну и, ты знаешь, — люди с работы. — Она закатывает глаза, и он улыбается.
— О присутствующих, надеюсь, нет речи, — говорю я, и мы все немного смеемся на тот вежливый манер, когда кто-то отпускает предсказуемую шутку.
Я смотрю в ночь, машина трогается, и я отключаюсь от вопросов Ричарда, когда они начинают разговаривать. Мне хорошо в их компании. Деньги. Джулия. Пенни. Не хочу больше ни о чем этом думать.
Когда приезжаю домой, моя решимость дает трещину и я отсылаю Аве последнюю эсэмэску:
Вернулась домой с вечеринки, но уверена, что ваша с ночевкой в самом разгаре! Мой привет девочкам, и до завтра. х[458]
Едва отправив послание, я чувствую, что под ее напускной веселостью так и проступает пассивная жалостливость, и мне хочется вернуть эсэмэску. Вряд ли другие матери отправляют столько эсэмэсок дочерям. Но они — не я. Они не прожили мою жизнь. Когда трубка тут же издает звук, оповещающий о приходе послания, я настолько полна уверенности, что это Ава окрысилась на меня — ну, по крайней мере, буду знать: она в безопасности, — что мне нужно несколько секунд, чтобы понять: я смотрю на незнакомый номер. Мне становится плохо. Кролик. Незнакомый номер. Прошлое накатывает на меня, и я дрожу, открывая послание.
Привет, Лиза, это Саймон. Я понимаю, что подобное совершенно недопустимо и я всегда могу сделать вид, что это по работе, но я подумал, не поужинаете ли вы со мной на следующей неделе? В любом случае отвечать сразу же не обязательно. Подумайте (прежде чем ответить да;-)). Желаю хорошо провести то, что осталось от выходных.
Мои эмоции скачут от тревоги к спокойствию, потом снова к тревоге, и я не знаю толком, что мне делать. Воспоминание о теплом цитрусе кружит мне голову.
Глава 9
Мэрилин
Мы ждем, как ждем всегда, пока Лиза не скроется за дверью своего дома, машем ей на прощанье, после чего Ричард трогается.
— Извини, если мы тебя напрягли, — говорю я. — Я забыла про время.
— Такой хороший был вечер?
— Ха! Вовсе нет. — Я смотрю на него с выражением скуки, навеянным просмотром комедии. — Вечеринка сотрудников Пенни. Можешь себе представить. Вести рабочие разговоры, делать вид, что получаешь кайф. Лучше бы я дома осталась. Я уже готова была позвонить тебе, чтобы ты приехал пораньше, но не хотела, чтобы Лиза чувствовала, будто и она должна уходить. — Я слишком усердствую в своих объяснениях, невзирая на попытки пошутить. Ричард всегда работал на себя. Он не понимает особенностей работы в офисе, хотя я уже сто лет на этой работе. Он думает, что это круглый день сплошная человеческая круговерть.
