— Я чаще всего выхожу в третью смену. Больные, особенно те, кого боли сильно мучают, привязываются к ночным сестрам. Ты для них — ангел небесный, являешься с чудодейственными уколами и таблетками, беседуешь с ними, когда все на свете спят. Она заметила синяк. Я открылась. — Голос ее зазвучал глуше. — И она открылась.
Мужчина достал бумажник, извлек из него несколько банкнот и бросил их на столик.
— Нам следует поговорить подробнее. — Пряча бумажник в карман брюк, он взглянул на стеклянные двери вагона-ресторана: в маленьком застекленном тамбуре стояли два полицейских, стряхивая воду с курток, прежде чем войти внутрь. — В другом месте.
— Я сняла маленькую квартирку на Смит-авеню, на западной стороне Артистического квартала, — предложила она.
— Крайний случай.
Она согласно кивнула.
— Можем туда пойти.
Они покинули столик. Крис подхватила со стула свою сумочку. Проходя в дверь, мужчина бросил косой взгляд на полицейских, которые усаживались на высокие стулья у стойки рядом с парнями в ковбойках. Он открыл перед ней дверь.
— Где ваша машина?
— На больничной стоянке. — Перешагнув порожек тамбура, Крис перекинула ручку сумочки через плечо.
— Моя тоже.
Они постояли в тамбуре, дожидаясь смены сигнала светофора. Когда зажегся зеленый, выскочили под дождь и побежали через улицу.
— Ваш муж правша или левша? — спросил он, когда они ступили на тротуар.
От этого вопроса у Крис мурашки радостно побежали по спине, и она с готовностью ответила:
— Левша.
Глава 14
Пока Бернадетт добралась домой, она успела вымокнуть не хуже половой тряпки да и выглядеть стала примерно так же миленько. Зубы, не прекращая, стучали, руки тряслись, пока она пыталась сунуть ключ в замочную скважину. Этот священник совсем выбил ее из колеи, не хотелось ничего, кроме как попасть к себе домой, набить живот едой и укрыться с головой под одеялом. Язычок замка заклинило намертво, он никак не хотел поддаваться. Вытащив ключ, она дала руке успокоиться, а потом, снова вставив его в замок, попыталась повернуть влево и вправо. Ключ чуть-чуть поворачивался в обоих направлениях, но не настолько, чтобы уловка удалась. Бернадетт со всего маха бахнула правой ногой по низу двери. Вытащила ключ во второй раз и едва удержалась, чтобы не запустить им в стену. С другого конца холла донесся мужской голос:
— Эй, детка! Какого черта ты делаешь там?
Хвостик выкрикнутого вопроса эхом отскочил от стен: «Там… там… там…»
От удивления Бернадетт даже выронила ключ. И пока грубиян подходил, чувствовала, как разгорается огнем лицо, хотя остальное тело все так же пронизывал холод. В нем было шесть с половиной футов[599] росту. Бицепсы выпирали из рукавов футболки, голову покрывала копна каштановых волос. Темная щетина на лице выглядела настоящей, а не заботливо выстриженной бородкой, как у молодцов из модных каталогов. Мощный орлиный нос с выдающейся вперед переносицей. Как такой называют? Ну да, римский. «Под стать всему остальному в нем. Похож на гладиатора», — мелькнула мысль. На поводке он тащил за собой нечто низкое и длинное. Такса. Гладиатор выгуливал песика-сосиску. Он подошел, когда она нагнулась, чтобы поднять ключ. Джинсы на коленях у него были протерты, он был обут в сандалии на босу ногу. Бернадетт выпрямилась и посмотрела в его пронизывающие темные глаза. Удивленные глаза. Похоже, пришелец был поражен не меньше, чем она.
— Вы меня слышали? — спросил он.
— Вы меня испугали.
— Прошу простить, — извинился он. — Думал, вы ломитесь в чужую дверь. Вы мне сначала показались ребенком.
— Со мной такое часто случается, — вздохнула она.
Он скользнул взглядом по ее фигуре — с головы до ног.
— Вижу, что допустил чудовищную ошибку. Вы совершенно определенно женщина…
Бернадетт прервала его комплимент:
— Вы кто?
Скрестив руки на груди и подняв глаза, он кивнул на потолок:
— Я живу в этом пентхаусе.
От своего риелтора она слышала про этот пентхаус, когда расспрашивала, кто живет над ней. Спец по недвижимости тогда, помнится, уверял, что помещение пусто и, по-видимому, простоит пустым много месяцев, поскольку площадь чересчур большая и стоит слишком дорого, чтобы ее удалось скоро продать. Еще он говорил, что прежний жилец — какой-то богатый адвокат — порушил весь верхний этаж исторического здания и превратил его в свой личный дворец. Богатей, рассказал риелтор, даже претендовал на плоскую крышу здания: собирался использовать ее как собственную террасу, лишив остальных обитателей кондо места для игр и возможности устраивать пикнички с жареным мясом. Выслушав все это, Бернадетт тут же прониклась неприязнью к этому богатею и была рада, что он больше над ней не живет. Плюс ей понравилось, что никто не будет топать у нее над головой.
Риелтор либо обманывал, говоря, что выше этажом пусто, либо ошибался в сроках, когда туда может въехать другой жилец. Какой-никакой, а обитатель пентхауса стоял перед ней, и было неясно, что на сей счет думать… или говорить. Выдавив из себя всего лишь: «Привет», — Бернадетт повернулась к соседу спиной и завозилась с замком.
— Что-то не получается?
— Ничего никогда легко не дается, — ответила она, глядя в дверь.
— У меня в пентхаусе найдется смазочное масло.
«Чтоб тебе перестать талдычить про «мой пентхаус», а?» — подумала Бернадетт и вслух сказала:
— Спасибо, не надо. — Она непрестанно крутила ключом взад-вперед, дергая, толкая и тряся при этом дверную ручку. — Я уже почти справилась.
— Серьезно? Позвольте мне. Я привык к норовистым железкам в этом доме.
Она оставила в покое ключ с ручкой и отступила от двери.
— Попробуйте.
Он протянул ей поводок и белый пластиковый пакетик.
— Подержите Оскара минуточку, хорошо?
Бернадетт заколебалась. То, как гладиатор смотрел на нее, вызывало ощущение неловкости. Казалось, это своего рода проверка: может, он хотел убедиться, что она любит животных. Поводок она взяла, но в упор посмотрела на пакетик.
— У меня с какашками плохо получается.
— Он пустой.
— Отлично! — Взяв у него пакетик, она сунула его в карман кожанки.
Его взгляд метнулся от поводка в ее руках к пакету у нее в кармане.
— Собачьи принадлежности вас не смущают?
— Отлично, отлично. Только делайте поскорей. Пожалуйста.
Гладиатор улыбнулся ей и повторил:
— Отлично. — Подойдя к двери, он взялся за дело. — Надо тянуть на себя, одновременно поворачивая ключ. — Повернув ключ вправо, он рванул ручку на себя. Ничего. — Упрямая стерва.
Гладиатор, стало быть, снисходит до ругани. Хорошо. Бернадетт не доверяла людям, которые чурались крепкого словца. И еще ей нравилась его футболка поклонника рок-группы «Аэросмит» — такие выпустили в 1997 году в честь их гастролей «Девять жизней». Сама она поклонницей этой группы не была, но ей нравилось, что сосед входит в их число. Гладиатор никак не мог быть богатеем-адвокатом — слишком уж он нормальный. Впрочем, с дверным механизмом ему справиться не удалось.
— Лучше я позову специалиста, — сказала она ему в спину.
— В субботу ночью слесарь с вас сдерет три шкуры. У меня есть кое-какие знакомые. Они мастера взламывать и проникать.
— Да ну? — Песик-сосиска потянул поводок, который был устроен вроде лески на катушке. Бернадетт надавила кнопку и подтащила таксу обратно. — Может, их позовете?
— Вряд ли. Уж не такие они и мастера, полагаю. В тюрьме сидят.
Она немного отпустила поводок, и Оскар принялся обнюхивать холл.
— Я подумала про уборщика.
Сосед, не переставая работать ключом и дверной ручкой, засмеялся:
— Дайте знать, если нападете на его след. У меня в пентхаусе тоже есть мелкие неполадки.
— Не хочу вас дольше обременять, — сказала Бернадетт. — Может, мне лучше…
— Готово. — Мужчина приоткрыл дверь, вытащил ключ и повернулся. — Меня зовут Август Маррик.
