Бернадетт стояла перед распахнутой дверцей холодильника, соображая, из чего можно состряпать поздний завтрак, когда зазвонил мобильник. Захлопнув дверцу, она схватила лежавший возле раковины телефон:
— Да-а?
Гарсиа очень сердито спросил:
— Вы где пропадаете, черт возьми?
— Решила сегодня дома над делом поработать.
— Мы тут не в мыльной опере играем, агент Сент-Клэр. Желаете работать дома — звоните и спрашивайте разрешения.
Бернадетт стиснула зубы.
— Слушаюсь, сэр.
— С папками уже закончили?
Взгляд ее метнулся к стопке на кухонном столе.
— Еще нет.
— Чем же вы занимались все утро?
— Женщиной на больничной постели. Я нашла ее. Анна Фонтейн.
— И?..
— И она умерла. Сегодня утром. — Не давая Гарсиа засыпать себя новыми вопросами, Бернадетт быстро добавила: — Панихида завтра. Я собираюсь туда посмотреть, что к чему.
— Кто она… кем была эта Фонтейн? Какое имеет отношение к чему бы то ни было?
— Она была матерью одной из жертв Арчера. Дочь после оглашения того жуткого приговора наглоталась таблеток.
— Это я помню. Значит, теперь и мать умерла. Сущая греческая трагедия. — Он вздохнул. — Что нам меньше всего нужно, так это созыва пресс-конференции безутешным семейством.
— Буду вести себя почтительно.
— Старайтесь сохранить инкогнито, — сказал босс. — Наденьте черный костюм и стойте, прислонясь к стеночке.
Указания Гарсиа поразили ее. Сама она только что собиралась предложить ту же тактику, ожидая, что он ее отвергнет с порога.
— Звучит здраво.
— Кто спросит, вы… ну, не знаю… знакомая ее, что ли. Познакомились, когда она в больницу попала. Вы ей приносили пудинг.
— Будем надеяться, никто не спросит.
— Будете интересоваться всем семейством? Мужем?
Не хотелось раскрывать Гарсиа слишком многое.
— Может быть, и мужем. Да.
Не без самодовольства босс заметил:
— Такое впечатление, что свою версию про врача вы спустили в унитаз.
— Посмотрим еще, кто объявится, — ответила она.
Глава 22
Вторник, вторая половина дня. Она опаздывала. Стоя в одних брюках и бюстгальтере, Бернадетт доглаживала похожий на мужскую рубашку темный верх, раскинув его на кухонном столе. До начала панихиды оставались считанные минуты. Услышав стук в дверь, она попыталась не обратить на него внимания. Постучали еще три раза, а потом нетерпеливо бухнули.
— Иду! — крикнула она и, поставив утюг и накинув халат, направилась к двери. — Ну если кто без дела! — грозно бормотала она, застегиваясь на ходу. Распахнув дверь, увидела стоявшего за ней Авги. — Август. У меня совершенно нет времени на…
Обойдя ее, он вошел в квартиру.
— Может, выпьем сегодня вечером у меня? У меня мерзнет в холодильнике бутылка шампанского. Я сдую пыль с пары флейт, музыку послушаем. Можем…
— Не могу, — сказала она, все еще держа дверь открытой. — Должна идти на панихиду.
Он спрятал руки глубоко в карманы брюк и насупился:
— У меня от ног воняет или еще что?
Бернадетт подавила улыбку, оглядев его одежду — он был в том же, в чем ходил с самой первой ночи, когда они познакомились, вот только протертые джинсы сменил на жуткие тренировочные брюки. «Наверное, его футболка с турне «Аэросмита» «Девять жизней» может стоять сама по себе», — мелькнула у Бернадетт мысль.
— Как у вас могут пахнуть ноги, когда они все время проветриваются? Я вас никогда не видела в носках, сосед. Не холодно ножкам-то в сандалиях?
— У меня горячая кровь. — Сверкнув на нее озорной улыбкой, он сложил руки. — К сожалению, при темпах, какими мы продвигаемся, вам никогда не приблизиться настолько, чтобы почувствовать ожог.
Моргнув пару раз, Бернадетт проговорила:
— Август…
— Авги, — поправил он ее.
— Авги, я должна лететь.
— Оправдания, оправдания. «Я занята, распаковываю вещи. Я устала. Я в гости к умершим. Я должна отправиться в погоню за террористами». У меня из-за вас скоро появится комплекс. — Лавируя среди коробок, он проложил себе путь к окну. — А все же мой вид лучше.
Бернадетт взглянула на часы:
— Мне пора двигаться.
— Постоянно в спешке, — ворчал он. — Жизнь слишком коротка. Спорить готов, вы так и не выбрались прогуляться к реке.
— Я в городе всего ничего. Дайте срок. — Когда Бернадетт застегивала рукава, одна пуговичка отскочила от манжеты и осталась у нее в руке. Молча кляня все на свете, она ринулась обратно к гардеробной за другим верхом.
— Смотрится обманчиво спокойной и безобидной, особенно отсюда, — произнес он, стоя лицом к стеклу.
— Что смотрится? — Бернадетт стащила с себя рубашку, швырнула ее под ноги и выбрала шелковую блузку, висевшую в полиэтиленовой упаковке из химчистки. — Вы про что бормочете?
— Река. Чем-то она похожа на жизнь вообще. Люди ее недооценивают. Считают, что она незыблема, предсказуема и безопасна, что с ней можно играть. Становятся беззаботными и небрежными, а потом умирают. — Отвернувшись от окна, он заметил ее обнаженные плечи, почти тут же скрывшиеся под блузкой.
Застегивая шелковый верх, она стояла к нему спиной.
— Обещаю вам не делать никаких прыжков с мостов и не играть на автостраде. Какое-то время, надеюсь, это убережет меня от смерти.
— Кстати, об умерших… Кто-то, кого я знаю? — спросил Авги.
Она поискала на полу гардеробной туфли и нагнулась, чтобы вытащить пару лодочек на шпильках.
— Что?
— Кто умер? Мне знаком весь город.
Бернадетт влезла в туфли.
— Анна Фонтейн.
— Ее не знаю. Панихида — это дело или удовольствие?
— Не могу говорить об этом, — сказала она, заталкивая блузку в брюки. — Кстати, забудьте это имя.
— Значит, по делу…
— Август… — начала Бернадетт.
— Авги, — поправил он. — Тогда выпьем после вашего похода. Вам нужно будет приободриться. Что бы ни говорили ирландцы, а панихида — событие печальное.
— Конечно. — Бернадетт подошла к входной двери и открыла ее, сделала гостю знак: выметайтесь. — Уходите, не то я из-за вас опоздаю уже катастрофически.
На пороге он резко обернулся и ухватился за притолоку.
— Еще один вопрос.
Бернадетт мельком взглянула на его бицепсы — мощные, бугристые, заполнившие весь проем. Представила себе, как эти руки обнимают ее… И тут же прогнала видение прочь.
— Что? — спросила нетерпеливо. — Мне надо идти.
Он подался внутрь и выговорил тихим заговорщицким голосом:
— У вас восхитительная спина, уважаемая соседка.
Почувствовав, что краснеет, Бернадетт потупила взгляд.
— Извините за это.
Он улыбнулся:
— Не поймите меня неправильно — я не жалуюсь.
Подняв глаза, она смущенно улыбнулась:
— Я спешу.
Сняв руки с притолоки, Авги наставил на нее указательный палец.
— Не делайте сегодня вечером ничего в спешке. Не будьте небрежной. — И он пошел в сторону от лестницы, ведущей наверх.
— Ты-то куда направился? — пробормотала она ему в спину и закрыла дверь.
Глава 23
«Он-то куда направился?» — закипел в душе Джерри Фонтейн.
Джерри только-только подошел к входной двери, доставая пачку сигарет из кармана брюк, когда змей проскользнул в траурный зал и плавно прошествовал мимо. Ни «здравствуйте», ни руки не подал. Никаких записей в гостевой книге, никакого чека в ящик поминальных пожертвований. Раздвинув собравшихся в проходе, он прошел прямо в самую гущу толпы внутри часовни. Злости добавляло и то, что слизняк был одет лучше безутешного мужа — и пахло от него лучше, чем от половины женщин в зале. Джерри учуял аромат его одеколона, когда он прошмыгнул мимо него. Дорогой, наверное. Не то что его, Джерри, аптечный «После бритья».
Джерри вышел наружу и придирчиво оглядел свой траурный наряд. Синевато-серый пиджак с узкими лацканами явно устарел, зато сыновья уверили его, что серебристый галстук широк как раз по-новомодному. Несколько исправляла ситуацию свежая, до хруста выглаженная белая сорочка. Джерри приложил руку к сердцу. Эту рубашку гладила Анна, извела на нее пропасть крахмала. Не бывать больше в их доме хрустящим отутюженным сорочкам — ни он, ни его мальчишки не умеют, да и не желают, орудовать утюгом. И ничего в этом страшного нет. Он всю жизнь продавал подержанные машины и этим зарабатывал себе на жизнь, а люди ожидают, что у такой братии вид должен быть помятый. Стряхнув пепел с сигареты, Джерри заодно проверил глянец на своих черных остроносых туфлях — он почистил их перед самым выездом, каким-то чудом отыскав в чулане давно потерянную электрощетку. Анна за такую находку ангелов бы благодарила или приписала бы ее помощи одного из святых, которые умеют отыскивать потерянные вещи. Что это был за святой? Джерри не мог вспомнить. Они у него голове все перемешались, кроме святого Франциска Ассизского. Его Джерри помнил как покровителя животных, потому как статуя его повсюду стояла с птичкой на плече.
