Ишмаэль велик.
Когда Монторси собственной персоной явился в «Коррьере» с этим расследованием о Джуриати, Фольезе похолодел. В тот самый день Ишмаэль поместил этот символ — ребенка — на Джуриати. Ритуалы Ишмаэля: барочное совершенство. Символ знаменовал начало времени Ишмаэля, которое открывалось убийством Энрико Маттеи, Хозяина Италии. И всего через несколько часов после обнаружения ребенка этот Монторси приходит в «Коррьере», чтобы вести свое расследование по поводу плиты с Джуриати. Он уже додумался, этот Монторси, до связи между плитой и Маттеи. Фольезе на мгновение охватила паника. Он оставил Монторси дожидаться результатов поисков, извинился, поднялся к телефонным кабинкам у входа в «Коррьере» и позвонил. Он позвонил своим связным с Ишмаэлем. Ему велели сохранять спокойствие. Сказали, что нет никаких проблем. Направить молодого полицейского по верному пути. Намекнуть ему, ничего не раскрывая. Фольезе не понимал, но послушался. Он рассказал Монторси о досье, которое Ишмаэль велел ему написать и отправить Маттеи. Разрозненные элементы, которые могли дать контуры замысла.
Ишмаэль велик.
Фольезе задумался о том, как Ишмаэль набирает своих сторонников. Когда он вошел в круг верных Ишмаэля, Ишмаэль дал ему смысл, цель. Ишмаэль велик. За короткий срок Ишмаэль в конце концов станет фигурой повсюду. Время играет на стороне Ишмаэля.
Он вернулся в гостиную, залюбовался на мгновение желтоватым чугуном батареи под подоконником. Потом подошел к окну. Было холодно. Все еще шел дождь. Несколько часов назад Ишмаэль начал действовать. Он только что убрал с планеты Энрико Маттеи, Хозяина Италии.
Он обернулся. Печатная машинка стояла в центре эллипса света, отбрасываемого настольной лампой, на зеленой ткани. Он сел. Принялся писать. Люди Ишмаэля хотели получить отчет о том, как восприняли смерть Маттеи в редакции. Заключительную часть отчета он посвятил Монторси. Его попросили подвести Монторси к Ишмаэлю. Кое-что открыть, позволить догадаться, поставить на верный путь. А потом быть в курсе происходящего с ним.
И часа не прошло, как отчет был готов.
Итало Фольезе умылся, лег в кровать. Было поздно. Когда он засыпал, в памяти у него возник образ жены, в ощущении покоя без боли, как белый труп женщины, всплывший на поверхность темной воды.
Телефон уже звонил, когда он внезапно проснулся. Пять часов утра. Он промычал что-то в трубку, его охватило уныние: было холодно, снаружи все еще шел дождь — он ясно это чувствовал, несмотря на то, что окно было закрыто, — когда ему вдруг сказали, что его хотят срочно видеть, и объяснили где. Это был Ишмаэль. Это были люди Ишмаэля. То, что он еще нужен Ишмаэлю — еще раз, после приказа доставить в «Джорно» и самому Маттеи известие о том, что Ишмаэль уже в Италии, — наполнило его странной, лихорадочной силой. Он поспешно кое-как оделся. Через несколько минут после телефонного звонка он уже выходил на улицу.
Сел в машину. Только что кончился дождь. Открывая дверцу, он почувствовал на ногтях смог, пропитанный водой, темную кашицу на поверхности. Стекло быстро запотело.
Он свернул на площадь Мачакини. Поехал по новому шоссе по направлению в Падерно Дуньяно. Была половина шестого. Город был призрачным, его пронизывали потоки освещенного воздуха под полукружиями фонарей. Слышно было, как шипит электричество при контакте с влагой между проводами над окружной дорогой. Он покинул Милан под покровом темноты.
Въехал в Падерно Дуньяно.
Увидел центральную площадь, повернул налево, следуя указателю. Ему не потребовалось много усилий, чтобы вспомнить дорогу. Казалось, он как будто ощущает сладкую струю аромата травы и мяты, сидя внутри кабины. Он как будто слышал, как растет борода на исхудалых, морщинистых щеках. Кожа резко грубела, как у толстокожего животного; это результат времени — то, во что она превратилась.
Он проехал первую из двух площадей, которые ему назвали по телефону.
На второй остановился. Увидел маленькую улочку, уходящую налево, проехал ее до конца. Ворота трубной фабрики, согласно инструкциям. Двое из людей Ишмаэля прятались под фонарем — худые темные фигуры, кожа, побелевшая от неонового света, как гипсовые статуи или мудрецы-стоики, — что-то очень-очень древнее и смутно угрожающее. Фольезе вышел из машины, оглядев пятна ржавчины на дверце, под окном. Под мышкой он сжимал связанный в пачку отчет для Ишмаэля.
Улыбаясь, подошел к тем двоим.
Протянул руку, пожал руки обоим, отдал отчет с улыбкой бесполезного лукавства. Почувствовал, что от улицы исходит какая-то раздражительность, как будто место может испытывать эмоции, ощущения.
Упомянул о расписании, решил спросить, есть ли новое задание. Ему задали вопросы о Монторси, он рассказал им все, что знал, и был изумлен, когда человек справа сделал первый выстрел из пистолета. Он скользнул назад, услышал за спиной неясный звук — его лицо выражало любопытство и неподдельное удивление, пока он падал. Затем последовал второй выстрел — далекое эхо мира, который ему больше уже не принадлежал, а потом раздался третий выстрел, и шарканье шагов, и запах мокрого асфальта, и еще одна, новая волна запаха мяты — и безразличия.
Инспектор Гвидо Лопес
Прекрасный дух, представший нам тогда,
Шел в белых ризах, и глаза светили,
Как трепетная на заре звезда.
Данте Алигьери. «Чистилище»
Милан
25 марта 2001 года
08:50
Ночь была ослепительной, и следующий день будет еще более ослепительным.
Когда все вокруг рушилось, открылся коридор, и Лопес смог дышать. Они нашли Ребекку. Шведку, которая встречалась в Гамбурге с Клемансо перед покушением на Киссинджера. И с Терцани, миланским связным Ишмаэля. Это была женщина, «идеальная для главной роли», о которой Клемансо писал Бобу в мейлах, обнаруженных в Париже. Лопес попросил, чтоб они вели поиски более интенсивно. Передал коллегам в Гамбург некоторые данные из писем Клемансо. Например, тот факт, что Ребекка имеет некое отношение к местности Банхоф. Коллеги из Гамбурга проверяли информацию через информаторов в Банхофе, но это ни к чему не привело. Тогда они сосредоточили свои усилия на педофильской среде, на всех тех документах по этому делу, которые способствовали операции по перехвату на следующий день в гамбургском порту. Обмен детьми оказался предприятием, которым заправляли представители организованной преступности. Сведения поступили из департамента Рур. Гамбургская полиция нравов не стала лезть выше: никаких расследований о заказчиках детей, обычное стоячее болото, добропорядочное общество все это замалчивало, в Германии, как и везде. Однако, разыскивая Ребекку по наводке Лопеса, они просеяли имена, даты, адреса, чтобы проверить, существует ли какая-то шведка, играющая роль связной между заказчиками и криминальной организацией. Так ее нашли. Ребекка Нёрстром, 34 года, проживает в Лондоне, работает в области финансов. Получили отчет о ее поездках в Германию. Они не знали, что она сейчас в Гамбурге. Информаторы заговорили. Власти нарушили непременный принцип «сдерживания»: не трогать второй уровень, добропорядочное общество. Коллеги из Гамбурга обещали указать местонахождение Ребекки, но теперь они подозревали, что что-нибудь в ходе операции в порту может не сработать. Они затронули уровень, который обычно не трогали. Информаторов задержали в комиссариатах. Боялись, что те заговорят, расскажут, в каком направлении собирается действовать полиция. Коллега из Гамбурга сообщил по секрету: если просочится подобная информация, отреагируют политические круги. Пока Лопес слушал его, он уловил также голос Сантовито в коридоре. Он пришел в ярость. В Милане, сказал Лопес, все происходит точно таким же образом: отреагировали политические круги. Операция в Гамбурге будет проведена в десять часов вечера следующего дня. Одновременно они будут отслеживать Ребекку. Лопес приедет в Гамбург? Да. Машина заберет его в аэропорту. Он будет следить за ходом операции. В его распоряжение сразу же предоставят Ребекку — для допроса. Лопес снова ощутил, как за несколько часов до конца его коснулось ледяное дыхание Ишмаэля.
