— Галушка? — спросил Павелка. — А при чем тут Галушка?
— О господи! — воскликнул Канлиф и вынул из портсигара сигарету. — К сожалению, я, видимо, пропустил мимо ушей рассказы про Галушку. Он очень волнует мистера Вистлера.
— Галушка? — снова спросил Павелка, тяжело дыша и грозно хмуря мохнатые брови, — Галушка — это ноль! Я этого Галушку послал подальше тысячу лет назад!
— Но Он вернулся, мистер Павелка? — завопил я. — Времена сейчас другие! Он — директор завода. И очень хорошо все сечет! С ним такое дело по второму разу не провернешь! Вы уж лучше надавите на ваших ученых, может, они сумеют по-быстрому…
Павелка сперва уставился на меня, как громом пораженный, а потом стал орать по-чешски:
— Этот пустомеля управляет моим заводом? Да на что этот тип годен… А вы говорите «Голомбек»! — крикнул он, обращаясь к Канлифу.
— Уверяю вас, что Голомбек — наш человек! — терпеливо увещевал Канлиф, протягивая ему портсигар. — Это просто нелепость! Мы с вами, кажется, договорились не посвящать мистера Вистлера в эти дела… А ваших опасений я совершенно не разделяю, — повернулся он ко мне. — Чехов интересуют только торговые отношения. И нет ничего странного в том, что вы после встречи с боссами скоро вернетесь обратно. Судя по вашим рассказам, это будет выглядеть естественным развитием событий.
— Но о чем же, черт возьми, я буду с ними говорить? Я несколько раз все подробно обсудил…
— Вас, разумеется, проинструктируют, можете мне поверить. Впрочем, это решать вам с мистером Павелкой, — добавил он, пожимая плечами и садясь в свое кресло. — Вы свое задание выполнили, и по моим понятиям, выполнили его хорошо. И не ваша вина, если что-то там сорвалось.
Этот примирительный тон и отсутствие давления как бы представляли все в новом свете. Я уселся и взглянул на Павелку. А тот все еще пылал негодованием по поводу Галушки.
— Снова придется пользоваться «Норстрандом»? — спросил я.
— Почему бы и нет? В прошлый раз никто ничего не заподозрил. Вы без него как бы уже и не смотритесь.
— И я снова должен забыть его на столе у Галушки?
— Право, мистер Вистлер, — примирительно сказал Канлиф, — кто помнит, где вы его забыли в прошлый раз? Но если вам так легче, вообще не забывайте его нигде. Просто спросите, куда его можно положить, чтобы не таскаться с ним по всему заводу.
— А зачем мне снова таскаться по заводу? Они мне уже все показали.
— Вот именно, — сказал Канлиф и задумчиво взглянул на меня. — Я устрою так, чтобы вам снова понадобилось проверить один процесс.
Он что-то записал в своем блокноте.
— У этого юноши все шансы стать очень полезным человеком, — не поднимая глаз, сказал он, обращаясь к Павелке.
— Конечно, — откликнулся Павелка. — Я давно это понял.
После чего на минуту воцарилось молчание. В конце-то концов, ничего сверхъестественного в этом не было. Павелка, видимо, действительно когда-то владел и успешно руководил огромным заводом. Я видел этот завод собственными глазами. Теперь он хотел то же самое создать и здесь.
— Вы, мистер Павелка, действительно считаете, что я обязан лететь туда за формулой? — спросил я.
— Ну конечно же! Естественно! — ответил он. — И побыстрее возвращайтесь. У нас много дел.
— Когда же я должен ехать?
— Видите ли, — сказал Канлиф, задумчиво глядя на стенные часы, — я стараюсь организовать все как можно быстрее, но боюсь, раньше пятницы вы улететь не успеете. Вчера мне из-за этого дела пришлось побегать.
— И сколько я должен там пробыть?
— Если вы полетите в пятницу, то в субботу поедете на завод и в воскресенье, после обеда, вернетесь обратно. В общей сложности неполных три дня.
«Неполных три дня… — подумал я. — Ну, это еще выдержать можно».
Позже я встретился с Маурой и рассказал, что было возможно.
— Ой, Николас, — взмолилась она, — постарайся вернуться вовремя, в воскресенье!
— Ну естественно! Я вернусь к чаю. И мы сразу же поедем.
— Я страшно боюсь, что нам что-то помешает! Я так жду этой поездки и встречи с твоей мамой, и всего остального!
— Не волнуйся, все пройдет как надо.
— Если сейчас что-то сорвется, это плохая примета.
— Ты просто дурешка, вот ты кто!
— Ты мне оттуда напишешь?
— Да я там и пробуду-то всего три дня!
— Целых три дня!
— И два из них я частично проведу с тобой.
— Все равно, напиши. Напиши из самолета. Потом — когда приедешь, и еще — на обратном пути. Чтобы я видела, что ты обо мне думаешь.
— А иначе ты мне не поверишь?
— Да нет же, Николас! Я очень тебя люблю. А ты меня любишь?
— Ни капельки…
— Нет, правда, Николас!
— Чуть-чуть.
— Сколько — чуть-чуть?
— Вот столько… И столько… И столько…
И эти «столько» затянулись надолго.
Глава 29
Утром в пятницу она пришла меня провожать. Канлиф, наверно, не был в восторге от этой затеи, но удержать ее я был не в силах. Когда мы входили в зал ожидания, я заметил, что он сидит напротив, в своей машине. В портфеле у меня был новенький «Норстранд», полученный от него утром. Я ему сказал, что боюсь, как бы Павелка не засунул в форзац угрожающее письмо. Но Канлиф меня высмеял: «Не волнуйтесь, мистер Вистлер! Брехливая собака не кусается. Туда вы ничего не везете. Главное — это обратный груз».
И правда, форзац был девственно чист. Если бы я не знал, что его так подготовили, что можно открыть и снова склеить, я бы в жизни ни о чем не догадался.
Маура не предупредила на работе, что опоздает, и вообще она была настроена от них уходить. Она молча цеплялась за мою руку, у нее было бледное, взволнованное лицо и большие остановившиеся глаза. Я чувствовал, что от этой мелодрамы у меня у самого мурашки бегут по спине.
Наконец мы, слава всевышнему, двинулись, и, когда уже стояли в очереди на автобус, она вдруг быстро меня поцеловала и что-то вынула из сумки. Оказывается, она принесла мне подарок, обернутый в коричневую бумагу.
— Что это? — спросил я.
— Книга. Чтобы берегла тебя от дурного глаза, — ответила она, слабо улыбаясь, и слегка подтолкнула меня вперед.
Еле удержавшись, чтобы не взглянуть на Канлифа, я сел в автобус и взмолился в душе, чтобы он наконец тронулся и Маура поскорее превратилась бы в пятнышко по ту сторону беды — подобно женщинам во время обвала в шахте.
Наконец он действительно тронулся. Я обернулся, помахал ей рукой и заметил, что Канлиф все так же торчит в машине. А потом все растворилось, и я уже сидел на своем месте и испытывал то странное посасывание в животе, которое неизменно сопровождает любой отъезд.
Мы были где-то неподалеку от Чисвика, когда я наконец открыл коричневый бумажный пакет — взглянуть, что же мне принесла Маура. И, еще не вынув книгу, уже догадался.
— О господи! — тихо выдохнул я.
— Простите, вы что-то сказали? — спросил мой сосед, огромный бизнесмен с сизым подбородком, роговыми очками и саквояжем.
— Нет-нет, все в порядке.
Но было далеко не все в порядке. Маура купила мне «Норстранд». Новенький «Норстранд». Человек, который всю дорогу таскает с собой «Норстранд», может вызвать подозрения, а может и не вызвать. Но если у него в портфеле целых два «Норстранда» — это уже другое дело. Очень возможно, что в моем номере, в «Словенской»; уже был обыск. И скорее всего, его обыщут еще раз.
Кроме того, я могу перепутать эти два экземпляра. Конечно, один из них можно пометить. Но лучше, гораздо лучше было бы избавиться от путеводителя Мауры, где-то его забыть, потерять.
Я попытался это сделать. Как бы заглядевшись в окно, я уронил пакет с колен. Но сосед с сизым подбородком тут же его поднял. Тогда я попытался запихнуть его под сидение, выходя из автобуса. Но через двадцать минут, когда мы уже направлялись к трапу, появился водитель автобуса с «Норстрандом» в руках.
Это был дурной знак. Все с самого начала пошло комом. Я запихнул ее «подарочек» в карман своего плаща и потом, не переставая, косился на это вздутие.
