— Хорошо.
— Слышал, вы хотите заглянуть ко мне в мешок, — сказал Харман.
— Будьте уверены.
— Тогда пойдемте.
Они с Гарсиа последовали за медэкспертом и подождали, пока он откроет заднюю дверцу труповозки. Громадный медэксперт по пояс залез в машину и стал там копаться. Стражи порядка так же кучкой перебрались поближе — посмотреть.
Гарсиа склонил голову и шепнул Бернадетт на ухо:
— Вам зрители не мешают, или хотите, чтобы я шуганул их отсюда?
Бернадетт сообразила, что Гарсиа ждал какого-то представления, но тут для него не место. Говорить ему об этом ей не хотелось.
— Мне все равно, — шепнула она. — Пусть смотрят.
— А вот и мы, — произнес Харман, вытаскивая голову из фургона. Он повернулся к Бернадетт и вытянул обе руки — ни дать ни взять врач, вручающий новорожденного.
Бернадетт вглядывалась в прозрачный пластик, натягивая перчатки. Она потянулась было, чтобы развернуть сверток, но вдруг отдернула руки, сняла темные очки и склонилась поближе к мешку.
— Черт!
— Что не так? — поинтересовался Харман. Взгляд его заметался между ее склоненной головой и свертком.
Бернадетт, не обращая на него внимания, уставилась на полицейских.
— Свяжитесь-ка лучше по радио с управлением. Пусть пришлют сюда побольше людей и вернут катера. Есть второй труп.
Один из полицейских — низкорослый крепыш с красным лицом — поставил ногу на задний бампер труповозки.
— Это рука вам про то рассказала?
— Вроде того. — Бернадетт кивнула головой на мешок в руках Сэма Хармана: — Эту отрезали у женщины.
Глава 5
Харман, осмотрев руку в пластиковом мешке, уставился на Бернадетт:
— Что вы несете?
— На указательном пальце, у основания ногтя, — пояснила она, вновь вешая темные очки на рубашку.
Харман еще раз склонился над мешком. И через несколько секунд:
— Сучье племя! Как мы могли это проглядеть?
— Что там? — спросил Гарсиа.
Она поплотнее натянула перчатки на пальцы.
— След розового лака. На ногте большого пальца — тоже. В том же месте. У основания ногтя. Покойная не слишком любила заниматься маникюром.
Крепыш-полицейский, покраснев, снял ногу с бампера.
— Подумаешь, открытие! Да может, судья, этот развратник, красил ногти лаком.
— Да, но на руке женское кольцо, — возразила Бернадетт.
— Она права, — сказал Харман. — Это рука толстухи — не толстяка.
— Плюс… — продолжила Бернадетт.
— Еще один плюс? — застонал Харман.
— Плюс эта рука вылежалась чуть больше, чем тело. Толстуху убили раньше толстяка. — Она взглянула на крепыша в форме. — Вы по запаху ее учуете еще до того, как увидите.
— Чушь, — сплюнул крепыш, повернулся и помчался к одной из патрульных полицейских машин. Распахнув дверцу, он скользнул на сиденье и подхватил рацию. Остальные полицейские разбежались по другим машинам.
— Пошли в лес, поможем им? — обратилась к боссу Бернадетт.
— Не затем я вас сюда привез, — вполголоса проговорил Гарсиа.
Бернадетт кивнула. Хватит вилять, пора заняться делом. Она окинула взглядом сверток. Рука ей была не нужна: не таскать же ее повсюду с собой. Драгоценность подошла бы — вещь более основательная, чем веревочные волокна. Убийца наверняка дотрагивался до кольца во время борьбы или когда отрубал руку, избавляясь от нее.
— Я бы хотела забрать кольцо, — обратилась она к Харману. — Провести кое-какие… проверки.
— Что еще за проверки?
— Она только что спасла тебя от позора! — резко бросил Гарсиа.
Санитары с тележкой прогрохотали по стоянке и остановились позади труповозки.
— У нас все готово, — сказал один из них.
Харман оторвал взгляд от мешка.
— Еще нет.
— Кольцо, — повторила Бернадетт. Они с Гарсиа и Харманом отошли от труповозки, давая возможность санитарам уложить в нее тело.
— Вы должны расписаться за него, — заявил Харман, вернувшись к заботам о свертке, который держал в руках. — А бумаги уже отправлены в Контору.
— Да вы здесь весь день проторчите, — сказала Бернадетт. — Можно мы ее отвезем? Сами доставим руку в вашу Контору?
Харман поднял взгляд от мешка и покачал головой:
— Не кошерное это дело. Я заранее отправлю кого-нибудь с рукой толстухи. Езжайте туда, оформляйте все, что вас попросят, и там забирайте кольцо.
— Кэт, вы знаете, где логово медэкспертизы? — спросил Гарсиа.
— Приземистое такое здание рядом с парковкой зональной больницы, — припомнила Бернадетт. — Похоже на зубоврачебную лабораторию.
— Все правильно, — кивнул Гарсиа.
— И как мы могли такое прозевать? — Харман повернулся и сунул мешок обратно в чрево труповозки. Санитары меж тем окружили его, и один из них спросил:
— Что прозевали?
— Заткнись! — рявкнул Харман. Он с силой захлопнул заднюю дверцу автомобиля и обратился к своей команде: — С места не сходить! Я должен кое с кем созвониться. — И направился к кабине машины.
Бернадетт, а за ней и Гарсиа отошли от труповозки.
— О чем вы думаете? — спросил он.
— Уверена, она окажется в лесу или реке. Выброшенная, как и обе другие.
— Рука судьи? Надеюсь, что вы правы.
— А разве не интересно будет, если тело женщины, когда его найдут, окажется так же ловко и аккуратно связано, как и тело судьи?
— Чертовски интересно!
— Тот, на севере. Судья. Женщина. — Бернадетт стянула перчатки и затолкала их обратно в джинсы. — Это уже трое… трое нам известных. Кто-то убил каждого из них. Отрезал у них правую руку. Зачем? Может, кто-то как-то оказался жертвой всех троих? Старомодная месть? Мы ведь думали про самосуд, когда говорили о судье. В двух других случаях может быть то же самое. Что у вас есть на убитого на севере?
— Хейл Олсон. У этого своя интересная история. Несколько лет назад был замешан в бандитском нападении и грабеже, которые вышли ему боком.
— Еще один плохой человек вроде Арчера.
— Если не считать того, что Хейл отсидел свой срок, в тюрьме обрел Бога и все такое. Очистился от содеянного по всем статьям. После отсидки отличался примерным поведением, имел на севере постоянную работу, вышел на пенсию и остался там.
— А если, скажем — ну просто в порядке отработки версии, — кто-то считал, что мистер Олсон, хоть и отсидел в тюрьме и сделался религиозен, все же не получил по заслугам? Если, скажем, к тому же убитая дама согрешила в чем-то и не получила за это должного возмездия? Может, была плохой мамочкой, издевалась над детьми? Может, мужа своего отравила? Что угодно! Если все это сложить, то что у нас получается?
— Простенькая арифметика. У нас получаются три мертвеца, которые отнюдь не были примерными гражданами. Вот только зачем руки отрезать?
— Зачем выбрасывать руки? Это вопрос посерьезнее, — возразила Бернадетт.
— Что вы имеете в виду?
— Почему бы не забрать их с собой в качестве необычных сувениров? Обычно так поступают. А иначе получается, что убийца считает руку чем-то ненужным. Мусором.
— Послание, — предположил Гарсиа. — Какой-нибудь символ?
— Может, дело вовсе не в самих руках. Ключ — в самом их отсечении, заявлении о содеянном ими, самодеятельном суде над ними.
— Это сужает круг, — хмыкнул Гарсиа. — Мы повсюду разошлем его словесный портрет: «Считает, что наделен правом судить других».
— Понимаю, — кивнула Бернадетт. — Описание, весьма подходящее для всех без исключения. Если не считать того, что можем и прибавить: «Знает, как вязать выбленочный узел».
— Встретимся у медэкспертизы. — Гарсиа повернулся и зашагал к своей машине.
Провожая его взглядом, Бернадетт услышала завывания сирен. Дополнительные патрульные машины спешно возвращались к заповеднику. Вновь надев темные очки, она устремила взгляд за автостоянку — на реку и росшие вокруг леса — и подумала: «Кто же ты такой? Почему правые руки?» Ей было известно, что надо сделать, чтобы получить ответы, вот только делать это не хотелось.
