Она качает головой:
— Какое-то время я встречалась с другим.
— Кто это был?
Гримаса.
— «Был» — это правильно. Не стоит вспоминать. Все мы совершаем ошибки.
Я молчу.
— Так или иначе, все кончилось. Но моя семейная жизнь по-прежнему… — Джейн щелкает пальцами, — испытание на стойкость. Я бы так сказала.
— Le mot juste[659].
— Эти уроки французского полностью окупаются. — Она хмыкает сквозь зубы, сигарета торчит кверху.
Я продолжаю давить на нее:
— Что делает твою семейную жизнь испытанием на стойкость?
Джейн выпускает дым. В воздухе повисает идеальное по форме голубоватое кольцо.
— Сделай так еще, — вопреки желанию, прошу я.
Джейн выдувает второе кольцо, и я понимаю, что напилась.
— Понимаешь… — Она откашливается. — Дело не только в этом. Все так сложно. Алистер меня напрягает. Семья напрягает.
— Но Итан замечательный парень. Я говорю это как человек, который с первого взгляда понимает, что перед ним хороший ребенок, — добавляю я.
Джейн смотрит мне в глаза.
— Рада, что ты так думаешь. Я тоже так считаю. — Она снова стряхивает пепел с сигареты. — Ты, наверное, скучаешь по своим родным.
— Да. Ужасно. Но я каждый день с ними разговариваю.
Она кивает. Глаза у нее осоловели. Вероятно, она тоже пьяна.
— Хотя болтать по телефону и быть рядом — разные вещи, правда?
— Да. Конечно, это совсем другое дело.
Она кивает еще раз.
— Видишь, Анна… Заметь, я не спрашиваю, что именно привело тебя на этот путь.
— Излишек веса? — говорю я. — Ранняя седина?
Я правда наклюкалась.
Она пьет вино, потом произносит:
— Агорафобия.
— Ну… — Если уж мы делимся секретами, я признаюсь. — Травма. С любым может случиться такое. — Я нервничаю. — Поэтому я впала в депрессию. Глубокую. Не хочется об этом вспоминать.
Но Джейн качает головой:
— Нет-нет, понимаю, это не мое дело. И догадываюсь, что ты не в состоянии приглашать гостей на вечеринку. Просто мне кажется, что тебе надо найти еще какие-то занятия. Помимо шахмат и черно-белых фильмов.
— И шпионажа.
— И шпионажа.
Я обдумываю предложение.
— Когда-то я занималась фотографией.
— Такое впечатление, что ты по-прежнему этим занимаешься.
Я притворно улыбаюсь:
— Вполне справедливо. Но я имею в виду фотографирование на улице. Мне это очень нравилось.
— Что-то вроде «Людей Нью-Йорка»?
— Скорее, съемка природы.
— В Нью-Йорке?
— В Новой Англии. Иногда мы туда ездили.
Джейн поворачивается к окну.
— Взгляни на это. — Она указывает на запад, и я гляжу на сочный закат. Сумерки сгущаются; здания на сияющем фоне, словно вырезанные из бумаги; невдалеке кружит птица. — Это и есть природа, верно?
— Формально — да. Какая-то ее часть. Но я имею в виду…
— Мир — прекрасное место, — настаивает Джейн, и говорит она вполне серьезно. У нее спокойный взгляд, ровный голос. Она встречается со мной глазами, долго смотрит на меня. — Не забывай об этом. — Наклонившись вперед, она вдавливает окурок в дно чашки. — И не упусти его.
Я выуживаю из кармана телефон, направляю на бокал, делаю снимок. Потом смотрю на Джейн.
— Молодец, — ворчливо произносит она.
Глава 19
Я провожаю гостью в прихожую в начале седьмого.
— Меня ждут очень важные дела, — сообщает она.
— Меня тоже, — откликаюсь я.
Два с половиной часа прошло… Когда я в последний раз разговаривала с кем-то два с половиной часа? Я пытаюсь выудить из памяти воспоминания — месяц за месяцем… Ничего. Ни одного случая. Начиная с первой встречи с доктором Филдингом — давным-давно, в середине зимы. Но и тогда я не могла говорить так долго, поскольку у меня была повреждена трахея.
Я вновь чувствую себя молодой, я почти в эйфории. Может быть, дело в вине, но думаю, нет. Дорогой дневник, представляешь, сегодня у меня появилась подруга.
Продолжение следует тем же вечером. Я дремлю за просмотром «Ребекки», когда трещит звонок.
Отбрасываю одеяло, ковыляю к двери. «Почему ты не уходишь? — фыркает у меня за спиной Джудит Андерсон. — Почему не уезжаешь из Мэндерли?»
Я смотрю на монитор переговорного устройства. Высокий мужчина, широкоплечий, с узкими бедрами и отчетливым «вдовьим мысом». Ну да, я привыкла видеть этого человека при естественном освещении, так что узнаю его не сразу, через секунду. Алистер Рассел.
— Интересно, что тебе надо? — говорю я или, может, думаю.
Кажется, все же произнесла это вслух. Определенно еще не протрезвела. Не стоило глотать тогда те таблетки.
Я нажимаю на кнопку. Клацает защелка, скрипит дверь. Жду, когда она захлопнется.
Открываю дверь в прихожую — он стоит там. В полумраке белеет его бледное лицо. Улыбается. Крепкие зубы растут из крепких десен. Ясные глаза, в их уголках мелкие морщинки.
— Алистер Рассел, — произносит он. — Мы живем в доме двести семь, на той стороне сквера.
— Входите. — Я протягиваю ему руку. — Я Анна Фокс.
Он не принимает мою руку, оставаясь на месте.
— Мне, право, не хочется вам мешать, извините, что отвлекаю вас от ваших занятий. Смотрите фильм?
Я киваю.
Он вновь улыбается. Сияет, как рождественская витрина.
— Просто хотел узнать, были ли у вас сегодня гости.
Я хмурюсь. Пока собираюсь ответить, у меня за спиной раздается грохот. Сцена кораблекрушения. «Судно к берегу! — ревут с буксирных катеров. — Всех в бухту!» В общем, много шума.
Я возвращаюсь к дивану, ставлю фильм на паузу. Повернувшись к гостю, вижу, что Алистер уже шагнул в комнату. В холодном свете экрана он похож на мертвеца с черными подглазьями. За его спиной в стене зияет провал открытой двери.
— Будьте добры, закройте дверь. — (Он закрывает.) — Спасибо, — невнятно бормочу я, с трудом ворочая языком.
— Я пришел не вовремя?
— Нет, все нормально. Хотите выпить?
— О, благодарю, не стоит.
— Я имела в виду — воды, — уточняю я.
Он вежливо качает головой.
— У вас были вечером гости? — повторяет он.
Что ж, Джейн меня предупреждала. Он, со своими ясными глазами и тонкими губами, не похож на человека, привыкшего все контролировать. Скорее, неунывающий светский лев в пору своей осени — эта острая бородка, эта резкая линия роста волос. Я представляю, как они с Эдом по-приятельски беседуют, попивая виски и обмениваясь армейскими историями. Но наружность обманчива, и все такое прочее.
Разумеется, это не его дело. И все же я не хочу оправдываться.
— Весь вечер я была одна. Разгар киношного марафона, знаете ли.
— Что смотрите?
— «Ребекку». Один из моих любимых фильмов. А вы…
Потом я замечаю, что он, нахмурив темные брови, смотрит мимо меня. Я поворачиваюсь.
Шахматная доска.
Я уже успела загрузить бокалы в посудомойку, отмыть чашку, но шахматная доска по-прежнему здесь. На ней стоят оставшиеся в живых фигуры, рядом — поверженные, король Джейн валяется на боку.
Я вновь поворачиваюсь к Алистеру.
— Ах, это. Мой съемщик любит играть в шахматы, — небрежно поясняю я.
Рассел, прищурившись, изучает меня. Не могу понять, о чем он думает. Обычно для меня это не проблема — я вот уже шестнадцать лет копаюсь в чужих головах. Но, очевидно, теряю навык. Или же действует алкоголь. И лекарства.
— Вы играете?
Он отвечает не сразу.
— Давно не играл, — наконец произносит он. — Здесь только вы и ваш съемщик?
— Нет, я… да. Я в разводе с мужем. Наша дочь живет с ним.
— Понятно. — Бросив последний взгляд на шахматную доску и на телевизор, он идет к двери. — Спасибо, что уделили мне время. Извините, что побеспокоил.
— Все в порядке, — говорю я, когда он выходит в прихожую. — И поблагодарите жену за свечку.
Обернувшись, он сверлит меня взглядом.
— Свечку принес Итан, — добавляю я.
