— Осторожно, ты его сломаешь, — спокойно заметила я.
Рэнди ничего не ответил и скрипя зубами от ярости наконец улегся в постель, где устроил целое представление. Он долго поправлял одеяло, взбивал подушку, ворочался с боку на бок и в конце концов выключил лампу на прикроватной тумбочке. Я уже не могла сосредоточиться на книге и, положив ее себе на живот, стала ждать, когда муж угомонится. В этот момент Рэнди начал тяжело вздыхать, явно намекая, что его нужно пожалеть.
— Если тебя что-то тревожит, почему не рассказать мне сразу? — спросила я медовым голосом.
Рэнди подскочил как ужаленный и злобно уставился на меня, но сразу же сменил гнев на милость и грустно покачал головой. Это выражение обиженного мальчика, у которого отняли любимую игрушку, было мне хорошо знакомо и могло означать лишь одно: мужу от меня что-то нужно.
— Прости, но твой распорядок дня просто бесит, а гормональные сдвиги превратились в проклятие. Через шесть часов нужно встать и идти на работу, а ты все еще не спишь.
— Ведь ты сам настоял, чтобы я оставила работу.
— Не знал, что из-за этого ты лишишься сна.
— Милый, если ты переживаешь из-за нарушения режима, потерпи еще несколько месяцев. Тогда придется вставать по три раза за ночь, кормить и укачивать ребенка и менять пеленки. И потом, я уже не раз говорила, что могу читать внизу и не беспокоить тебя.
— Но я хочу быть рядом с тобой, — многозначительно проговорил Рэнди. Впрочем, возможно, в его словах звучала насмешка. В последнее время мне трудно было определить настроение мужа, и я не улыбнулась в ответ, как это бывало прежде. Рэнди снова напустил на себя мученический вид и постучал пальцами по мягкой обложке книги, которая лежала у меня на животе. — В последнее время ты читаешь слишком много этой чепухи, и я беспокоюсь о твоем здоровье.
— Я нашла целую коробку с книгами в твоем старом «кабинете».
В первые месяцы беременности мы по выходным разбирали так называемый «кабинет», который на самом деле был обычной кладовой, и переносили вещи вниз, в комнату для гостей, так как хотели сделать в «кабинете» детскую. Разбирая стенной шкаф, я наткнулась на большую картонную коробку, полную дешевых книг в пожелтевших мягких обложках, где описывались различные преступления, которые произошли на самом деле. Каждая такая книжка стоила от пятидесяти центов до двух долларов. Когда я их обнаружила, Рэнди поначалу смутился, а потом заявил, что купил их в библиотеке на распродаже. Никогда прежде не слышала, чтобы он посещал библиотеку. По-моему, у него даже читательского билета не было. Большинство книг посвящалось серийным убийцам. О многих преступлениях я слышала, так как они получили широкую огласку в средствах массовой информации, но были и такие, о которых я ничего не знала. На обложках обычно изображались всякие ужасы наподобие семейной фотографии, забрызганной кровью, или жутких портретов преступников. Почти в каждой книге страниц десять — пятнадцать занимали фотографии, чередующиеся с текстом. Там были школьные портреты мальчиков, которые, став взрослыми, резали на части живых людей в темных подвалах, места преступлений, с трупами в канавах или собственных спальнях и другие ужасы. Все фотографии были рассчитаны на то, чтобы будоражить воображение обывателя, не вызывая при этом чувства брезгливости. Краткие аннотации на задней обложке, обычно принадлежали не критикам, а представителям системы полицейских органов. Книга Энн Рул посвящалась знаменитому серийному убийце Теду Банди, но были также и неофициальные версии: об «убийце с Зеленой реки», Джоне Уэйне Гейси и Ричарде Рамиресе. Перу Лейна Докери принадлежали две книги: одна о Джеффри Дамере, а вторая — о нелегальном иммигранте, который садился на поезда у границы с Аризоной и подозревался в многочисленных убийствах женщин в маленьких заброшенных городках. Я смутно помнила шумиху, которую подняли средства массовой информации, когда книга вышла в свет. Некоторые критики называли ее расистской. До знакомства с этими литературными шедеврами я считала, что большинство извращенцев относятся к категории «средних американцев», и все мои сведения о них ограничивались образами, которые навязывают популярные фильмы.
Не знаю почему, но я глотала книги одну за другой и за два месяца беременности прочла от корки до корки целых шесть. У меня произошел эмоциональный срыв, и мы с мужем считали, что во всем виноват гормональный сдвиг, на который удобно списывать абсолютно все. В голове бродили самые жуткие картины мира, в который предстояло вступить моему сыну. К тому времени мы уже знали, что родится мальчик, и, хотя Рэнди не скрывал восторга, я временами испытывала некоторое разочарование. Какая-то неясная тревога заставляла меня повернуться лицом к самому худшему в человечестве, чтобы заранее узнать обо всех кошмарах, которые могут подстерегать ребенка в этом диком мире, неусыпно следить за ним и оградить от всех бед и несчастий. Где-то в подсознании, на фоне монотонного, непрекращающегося жужжания, всплывали наполовину стертые образы членов семьи Рено. Их лица с портретов из газет преследовали меня во время ночных странствий по извилистым лабиринтам сновидений и, казалось, хотели что-то сообщить, но я затыкала уши и убегала прочь.
Взглянув на обложку, Рэнди пожал плечами и привел такой же довод, как и в тот раз, когда я впервые обнаружила эти книги:
— Я тоже прошел через увлечение этой ерундой.
— Я понимаю, почему они так затягивают, — сказала я непринужденно. — Похоже на высококалорийную и вредную, но очень вкусную пищу. Листаешь себе страницу за страницей. Раньше я о них и не слышала.
— Осторожно, такая пища портит зубы, — заметил Рэнди, поворачиваясь спиной. — Тебе следует сделать перерыв и для разнообразия почитать любовные романы.
— Хочешь, чтобы я стала сексуально озабоченной и начала к тебе приставать?
— Я не хочу, чтобы тебя по ночам мучили кошмары, — хмыкнул в ответ муж. — Когда ты наконец засыпаешь, то спишь очень беспокойно. Прошлой ночью я подскочил в половине пятого из-за твоих криков. Я тебя разбудил, но могу поклясться, ты ничего не помнишь. Ведь так оно и есть?
По телу пробежала холодная дрожь. Мысль о том, что я просыпалась, но ничего не помню, вызывала испуг и раздражение. Возможно, Рэнди все придумал, но зачем ему это понадобилось? Хотел лишний раз намекнуть на вредную привычку читать по ночам? Может быть, и так, но под ложечкой снова противно засосало, и я подумала, что, наверное, муж говорит правду и я действительно просыпалась и разговаривала с ним, а теперь ничего не могу вспомнить. Такие провалы памяти вызывали тошнотворное чувство страха — обычно это происходит с людьми, напивающимися в стельку или находящимися под действием наркоза.
Бросив взгляд на загнутый уголок страницы, я решительно закрыла книгу и положила ее на столик возле кровати.
Рэнди пожелал мне спокойной ночи и небрежно чмокнул в щеку. Я лежала в темноте, слушая удары собственного сердца, и представляла Теда Банди, сидящего рядом с юной мисс Рул и разговаривающего с ней по телефону через стеклянную перегородку. Хотел ли Банди ее убить? Думал ли, что его тайные страсти обеспечат этой женщине успешную карьеру? Я размышляла о том, как эти психопаты охотятся на людей, калеча и уничтожая всех, кто попадается на их пути, даже тех, кого их животные потребности не задели напрямую. Последняя из прочитанных книг из запасов Рэнди называлась «Мститель по прозвищу Черный Георгин». Ее написал человек, который считал своего отца серийным убийцей. Подумать только, собственный отец — серийный убийца! Я лежала в постели, дрожа от страха, и в миллионный раз задавала себе одни и те же вопросы: «Как им удается сохранить тайну? Как они могут притворяться обычными людьми и ухитряются обманывать даже ближайших родственников, которые до последнего момента ни о чем не подозревают?»
Глава 11
Томас Бисли, заместитель директора школы, где учится Хейден, позвонил мне домой. Он разговаривал официальным менторским тоном, хотя при наших личных встречах казался человеком мягким и слабохарактерным. Хорошо, что он работает в младших классах, потому что с подростками таким людям просто не справиться.
