— Мы отправим сюда художника, — сказал Беттингер, — и вы с ним немного порисуете.
Иззи ничего не ответил. Он сидел, сгорбившись, на стуле, и смотрел на свои руки. Копы обменялись кивками и направились к выходу.
— Постарайся, чтобы тебя не казнили, — посоветовал арестованный Уильямсу.
Тот в ответ злобно рассмеялся.
Могучий зевок буквально разорвал лицо Жюля, когда они с Домиником вернулись в главный зал и поднялись на возвышение.
— Выглядишь ты ужасно, — сказал Зволински. — Китайская еда? Я же предупреждал про тот ресторан.
— Я просто очень устал. — Дрожащий от холода и усталости детектив застегнул парку.
— Что вам удалось узнать от Исаака Джонсона?
— Адрес мастерской, где разбирают угнанные машины, в которой, возможно, Мелисса Спринг или Маргарита Рамирес купили машину для Себастьяна.
Зволински почесал густую серебристую шевелюру на макушке.
— Иззи вам прямо все рассказал?
— Беттингер буквально достал его рассказ из рукава, — заметил Доминик. — Этот ниггер — настоящая задница, но иногда он соображает.
— Я теоретизирую, — поправил его напарник.
— Похоже на то, — проговорил Зволински.
Беттингер показал на дверь.
— Нам нужно поехать в ту мастерскую, прежде чем…
— Уильямс этим займется. Я хочу, чтобы ты дал своему мозгу отдохнуть до того, как у него случится сердечный приступ.
— Я вполне могу…
— Помолчи. Мотель «Подсолнух» делает нам скидки. — Инспектор поднял голову к потолку и заорал: — Маллой! Рябой!
Перри и Хуан посмотрели в его сторону из дальнего конца зала.
— Когда уйдете через двадцать минут, — велел боксер-любитель, — забросьте Беттингера в «Подсолнух».
Рыжий и рябой копы показали большие пальцы и вернулись к флегматичному принтеру, а Зволински взглянул на Доминика.
— Отправляйся в мастерскую. Если там все тихо, поставь кого-нибудь из младшего состава следить за ней.
— Хорошо. — Великан-полицейский спустился с возвышения.
— И постарайся сделать все так, чтобы никто не остался инвалидом, — сказал ему вслед инспектор.
Уильямс лишь пожал плечами.
— Иначе мы с тобой встретимся в ринге, — предупредил его Зволински.
— Как скажете.
— В прошлый раз ты выступил не лучшим образом, — добавил инспектор. — К шестому раунду был уже никакой.
Доминик снова пожал плечами.
— У него что-то не в порядке с шеей? — спросил Зволински у Беттингера.
— Похоже, она не пропускает кислород в верхний этаж, — предположил тот.
— Так я и подумал. Тэкли познакомил тебя с историей вопроса?
— В общих чертах.
— Так вот, ситуация была отвратительная, и мне с трудом удалось спасти их от увольнения. Если еще раз произойдет что-то подобное, их вышвырнут вон — возможно, даже посадят. — Инспектор потер бугор, на котором росла бровь. — Проследи, чтобы дело не зашло настолько далеко.
— У меня есть опыт обращения с питбулями… Хотя обычно я засовываю их в багажник патрульной машины.
— В Виктори питбули ездят на переднем сиденье.
Глава 29
Офицер Нэнси Блокман ведет наблюдение
Офицер Нэнси Блокман нахмурилась, обнаружив очередной кусок яичной скорлупы в волосах. Эта приземистая, с лицом бульдога, тридцативосьмилетняя брюнетка уже дважды приняла душ после бомбардировки куриными эмбрионами, однако множество упрямых белых осколков продолжало удерживать свои позиции. Опустив зеркало перед водительским сиденьем остановившейся патрульной машины, Нэнси выбросила один из них на окутанную сумерками улицу Виктори, где он дважды перевернулся и исчез в похожей на пасть трещине в асфальте.
— Ополаскиватель для волос не пробовала? — спросил с пассажирского сиденья офицер Эйб Лотт.
— Ополаскиватель? Ты уверен, что ты не голубой?
Сорвавшись с места и промчавшись через перекресток, Блокман взглянула на своего толстенького коротышку напарника.
— Что? — с вызовом переспросил Эйб. — Куча людей им пользуется. И я, кстати, тоже.
Бывший муж Нэнси Стив оказался гомосексуалистом — несмотря на вполне сексуально успешный пятилетний брак с женщиной, — и с того самого момента, как он открыл супруге правду о себе, она искала предупредительные сигналы в каждом мужчине. У нее не имелось никаких оснований подозревать, что Лотт голубой — он был женат, ходил в стрип-клубы, и под ногтями у него всегда была грязь, — но Нэнси считала, что ее долг состоит в том, чтобы сообщить ему о появлении первых признаков гомосексуализма.
— Ты не обижайся, но мне кажется, что у тебя определенно паранойя на этот счет, — сказал Эйб.
— Дело не в паранойе; просто я всегда начеку, и не без причины.
— Твой муж?
— Мой бывший ни при чем, — сказала Блокман, сворачивая с Саммер-драйв. — Ученые говорят, что тело человека полностью перестраивается каждые семь лет. До мельчайших клеток. Все тело.
— Совсем все?
— Так утверждают ученые.
— А как же татуировки? Почему они держатся больше семи лет?
— Потому что их делают чернилами. Они просто тихонько сидят и бездействуют, в то время как клетки вокруг них обзаводятся детишками и умирают. Татуировки — это подкожные украшения.
— Хм-м-м… — Эйб вертел в руках револьвер, как будто тот превратился в игрушку-трансформер.
— Понимаешь, — продолжала Нэнси, — ты ведь не знаешь, как повлияет на тебя активность клеток… Как ты можешь измениться, когда твое тело — мозг и все прочее — выстроят себя заново, а человек, которым ты являлся семь лет назад, перестанет существовать.
Толстенький офицер посмотрел на свои руки.
— Они кажутся мне такими же, как раньше.
— Внешне. Но, возможно, некоторые из клеток твоего мозга стали другими. Мутировали. Может, в следующий раз, когда ты отправишься в стриптиз-клуб, кто-нибудь…
— Мужской клуб, — поправил напарницу Эйб.
— Может, в следующий раз, когда ты отправишься в мужской клуб и какая-то девица снимет лифчик, чтобы продемонстрировать тебе сиськи, ты скажешь: «И чего?»
— Такого не будет никогда, — твердо заявил толстенький офицер. — Сиськи — лучшее, что есть на свете.
— И почему ты так думаешь?
— Потому, что я — мужчина и потому, что сиськи — это классно.
— Потому, что ты мужчина с определенными биологическими реакциями на женскую грудь, а их запрограммировали твои клетки. Но все это может измениться, когда произойдет перестройка твоего тела.
— Слушай… — Лотт начал сердиться. — Эти разговоры наводят на меня депрессию.
— Просто я хочу сказать, что ты меняешься по мере того, как проходит время, — все меняются. Молекула за молекулой. А потому будь осторожен со штуками вроде «ополаскивателя для волос».
— Но мне и вправду нравятся сиськи! — с ноткой отчаяния заявил Эйб.
— Я не думаю, что у тебя есть повод беспокоиться.
— Хорошо. — Толстенький полицейский принялся снова поигрывать револьвером.
— А вот Лэнгфорд — совсем другое дело.
— Лэнгфорд — гомик?
— Знаешь, я терпеть не могу это слово — я ничего не имею против гомосексуалистов, — но да. — Нэнси представила красивое лицо упомянутого офицера, его аккуратные светлые волосы и безупречную фигуру. — А если и нет, его клетки на самом краю.
— Ты видела блондиночку, которую он привел на рождественскую вечеринку? С офигенными буферами? — Эйб сглотнул обильную слюну. — Хотел бы я взглянуть на нее в мужском клубе… — И он снова сглотнул свои выделения.
— Вот, значит, какие у тебя возникают фантазии, когда ты видишь подобных женщин? Представляешь, как она раздевается?
— Я — женатый человек. — Полный офицер постучал пальцем по золотому обручальному кольцу. — Даже в своих фантазиях я верен жене.
— Как мило!
— Я серьезно отношусь к клятвам. — Лотт на мгновение задумался. — Но подружка Лэнгфорда… Она как будто сделана из замороженного сладкого крема. — Он снова сглотнул. — Хочешь сладкого крема?
Блокман уже давно поняла, что мозг ее напарника представляет собой линейное устройство.
