Глава 18
13 декабря
Думаю, многие женщины хотели бы сделаться проститутками. Одни считают себя дорогим товаром и не прочь выставить его на продажу, пока он в цене. Другие физически желают удостовериться, что такое занятие, как секс, не имеет никакого смысла. Некоторые слишком принижают себя, считают жалкими и никчемными и стремятся самоутвердиться, обслуживая мужчин. Встречаются и буйные личности, одержимые духом саморазрушения. И наконец, есть просто добренькие. Но я не отношусь ни к одному из этих типов. Я быстро завожусь от того, что меня хотят. Обожаю секс и готова пропустить через себя всех желающих. Пока сил хватит. И избавь меня бог от серьезных отношений. Мне это совершенно не интересно.
Как получилось, что Кадзуэ Сато пошла по этой дорожке? В школе она мечтала выбиться в отличницы, устроила скандал, когда ее продинамили с группой поддержки. Справедливости захотела! Так прославилась, что на нее показывали пальцем, как на знаменитость, и в то же время старались держаться от нее подальше. Со мной понятно — я с девятого класса занялась этим делом, взяла Кидзиму в сводники. Но со мной у Кадзуэ никаких точек соприкосновения не было. Что же тогда с ней произошло? Теперь я только об этом и думаю. Почему? Вчера вечером я встретила Кадзуэ. В районе Маруяма-тё. Там, где гостиницы. Мы не виделись двадцать лет.
Мои котировки шли вниз, с сокращением доходов пришлось смириться, и, решив сбросить цену, я сама отправилась на улицу ловить клиентов. В Син-Окубо, где много баров, ночных клубов и других веселых точек, развернулась жесткая конкуренция. От шлюх, понаехавших на заработки из Центральной Америки и Юго-Восточной Азии, некуда деваться. Тесный клочок земли разделяли невидимые границы, переступать которые категорически запрещалось. Нарушителей запросто могли отлупить. В Синдзюку полиция установила такие порядки, что на улицу и не выйдешь. Наступили тяжелые времена. Я работала в одиночку, крыши у меня не было. Так в тот вечер я оказалась в Сибуя, где бывала нечасто.
Я выбрала улочку недалеко от станции Синсэн, на которой стояло несколько гостиниц, и, укрывшись на углу, в тени статуи Дзидзо,[306] стала поджидать клиентов. Вечер выдался холодный, дул пронизывающий северный ветер. Я поправила воротник красного кожаного пальто, надетого поверх серебристой ультра-мини-юбки, под которой были тонкие трусики. Наряд, подходящий для того, чтобы сразу приступить к делу, от холода не защищал. Не переставая дрожать, я закурила сигарету и нацелилась на группу подвыпивших мужиков, возвращавшихся с предновогодней вечеринки.
В этот момент из переулка, зажатого между двумя дешевыми гостиницами, появилась щуплая женская фигура. Она быстро засеменила под горку, словно подгоняемая ветром. Ее длинные — до пояса — черные волосы колыхались в такт шагам. Она затянула потуже пояс легонького белого плащика. Ноги женщины в простых чулках телесного цвета, казалось, вот-вот переломятся, такие они были тонкие. Поразительно жалкое, худое тельце. Доска, обтянутый кожей скелет — чудо, что ветром не сносит. На лице такой толстый слой пудры, что меня сначала разобрал смех: «На карнавал, что ли, собралась», — но тут же в голове мелькнула мысль: в своем ли она уме? Мне стало не до смеха, по спине пробежал холодок. Глаза жирно подведены черным, на веках синие тени. Кроваво-красные губы отливали масляным блеском в свете неоновых фонарей.
Незнакомка погрозила мне кулаком:
— Ты чего здесь устроилась?
Я опешила:
— А что, запрещено?
Я бросила сигарету на мостовую и раздавила ее носком белой туфли.
— Я этого не сказала, — проговорила она, меняясь в лице.
Уж не якудза ли ее подослали, подумала я с опаской: больно резко она ко мне подъехала, — и, вытянув шею, глянула ей за спину, в переулок. Кроме нас, там больше никого не было. Не сводя с меня глаз, она выдохнула:
— Юрико! — Это прозвучало как проклятие, еле слышно, но она действительно назвала мое имя. Ошибиться я не могла.
— Ты кто?
Знакомое лицо, где же я ее видела? Кого-то она мне напоминала, но картина никак не складывалась; я все не могла понять, на кого она похожа, и бесилась от этого. Взгляд отметил худое лошадиное лицо. Подсохшую кожу. Торчащие вперед зубы. Жилистые, похожие на птичьи лапы, руки. Такая уродина! Мы с ней были примерно одного возраста.
— Не узнаешь?
Незнакомка радостно засмеялась, дохнув на меня тушеной едой. Знакомый запах повис в сухом зимнем воздухе, но его тут же унес северный ветер.
— Мы с тобой где-то встречались? В каком-нибудь клубе?
— Не в клубе, нет. А ты постарела. Морщины, дряблость… Сначала я даже тебя не узнала.
Значит, она меня давно знает? Я старалась вспомнить это лицо, покрытое слоем косметики.
— Гляди-ка: двадцать лет прошло и сравнялись, а в молодости были как небо и земля. Какая теперь между нами разница? Посмотрели бы на тебя тогдашние приятели!
Слова вылетали из ее алого рта со злорадством. Бегающие черные глаза в обрамлении расплывшихся карандашных контуров кого-то мне напоминали, возвращали в прошлое. Эти глаза выдавали их обладательницу, тщетно пытавшуюся скрыть, что она сидит на таком крючке, с какого не сорвешься. По тому, как нервно она сглатывала, как говорила, было видно, что встреча со мной выбила ее из колеи. Наконец я сообразила, что стоявшая передо мной малосимпатичная особа — та самая девчонка, которая из последних сил выкладывалась на уроке ритмической гимнастики. А через пару минут в памяти всплыло и ее имя. Кадзуэ Сато. Эта странная девица училась в одном классе с моей сестрой, и у нее с ней были какие-то дела. Ко мне она питала ненормальный интерес, буквально охотилась за мной.
— Ты ведь Кадзуэ Сато, да?
Кадзуэ грубо хлопнула меня ладонями по спине.
— Точно! Кадзуэ. Дошло наконец. Здесь моя территория. Ты у меня клиентов не отбивай.
— Территория? — удивленно повторила я за ней с горьким смешком.
— Я здесь мужиков снимаю.
В ее голосе звучала гордость. Кадзуэ — уличная проститутка?! Я была в легком шоке, не находила слов. Конечно же, я считала себя особенной. Втайне была уверена, что не такая, как все. С тех самых пор, как стала понимать, что к чему. От недостатка самомнения я не страдала.
— Почему ты?
— А почему ты? — немедленно парировала Кадзуэ.
Не зная, что ответить, я посмотрела на ее длинные волосы. Точно. Дешевый парик. Мужикам не нравится такой маскарад. Вряд ли кто-нибудь приличный клюнет на такую. Впрочем, на меня тоже. Клиенты проходили мимо — и без слов ясно, что я им не нравлюсь. Не то что в молодости — тогда на меня был большой спрос. Сейчас проституток строят из себя молодые, ничего не умеющие девчонки. А мы — что я, что Кадзуэ — почти ничего не стоим. Кадзуэ права: двадцать лет — и мы с ней одно и то же.
— Ну нет! Я не то что ты. Я днем работаю. А ты, наверное, только дрыхнешь и больше ничего.
Она достала что-то из кармана и сунула мне под нос. Это была карточка-удостоверение, выданная какой-то фирмой.
— Днем я порядочная женщина, — чуть сконфуженно призналась Кадзуэ. — Работаю в первоклассной компании, на ответственной должности. Тебе такая работа и не снилась.
«А что ж тогда блядуешь?» — чуть не сорвалось у меня с языка. Но я смолчала. Появилась еще одна причина, почему становятся проститутками. Только и всего. Какое мне до этого дело?
— Ты каждый вечер здесь?
— Только по выходным, когда в гостиницах полно народа. Хотела бы каждый день, но не получается. — Кадзуэ говорила об этом, как о чем-то самом обыденном, даже с какой-то радостью.
— Послушай, а можно, я здесь постою, когда тебя не бывает?
Мне хотелось свою территорию. Я, проститутка с пятнадцати лет, теперь не имела ни места работы, ни толкового сводника.
— Хочешь, чтобы я тебе разрешила?
— Можно?
— Только при одном условии.
