К восьми часам отец отвозил ее в находящуюся поблизости музыкальную школу на урок сольфеджио, за которым следовало занятие по фортепиано.
А что она будет делать сегодня? Да и спала ли она?
И жива ли еще?
Ты не имеешь права так думать, упрекает себя Лоранс Дюрье. Она жива, я чувствую, я знаю. Иначе сейчас я тоже уже умерла бы.
В растерянности сидя в кухне перед остывшим кофе с осунувшимся от тревоги и бессонницы лицом, мать бесконечно перебирала в уме вопросы без ответов.
Стоя на краю пропасти, на вершине головокружительного утеса.
Где ты, моя дорогая? Где ты, мой ангел? Ты уехала по своей воле? Мы сделали что-то не так?
Позвонишь ли ты сегодня? Вернешься ли ко мне? Войдешь ли в эту дверь и крикнешь: «Мама, это я! Я вернулась…»
Лоранс Дюрье встала возле окна. Сад и улица тихи. Пустынны.
Тогда она задумалась о малышке Орели. Тоже пропавшей.
Может, это она уговорила Джесси бежать вместе с ней?
Если это так, когда они найдут девочек, надо будет разлучить их. Избавить свою дочь от ее дурного влияния…
Вдруг Лоранс услышала, как открылась, а потом захлопнулась входная дверь; в долю секунды где-то у нее в животе вспыхнула надежда, поднялась к голове, подобно оргазму.
От переполняющей ее огромной радости она едва не задохнулась.
Она обернулась и наткнулась взглядом на осунувшееся лицо мужа.
Их глаза тотчас же затопили слезы.
Где ты, моя любимая?
Я здесь.
Папа, мама… Я здесь!
На помощь!
Почему за мной никто не приходит?
Потому что никто не может знать, что ты здесь.
Это просто. Это жестоко.
Сперва ты будешь страдать, наверняка долго.
А потом ты умрешь.
Это просто жестоко.
Это твоя участь. Каждому свое.
Тебе не повезло, вот и все. Ты поставила не на счастливое число.
Впрочем, я тоже.
Я представляю, как ты говоришь сама с собой… Все лучше, чем эта невыносимая тишина, которая великолепно сочетается с чудовищным страхом.
С тем самым, что опорожнил твой кишечник и мочевой пузырь к тебе в джинсы.
С тем самым, который мешает твоим глазам закрыться, твоим мышцам расслабиться — пусть даже на краткое мгновение.
С тем, что будет неустанно преследовать тебя. Все то время, которое тебе осталось жить, или… Остаток твоей жизни, если ты когда-нибудь выберешься. Потому что — кто может знать…
Как нескончаемый кошмар, который только начинается.
Ради тебя я надеюсь, что он тебя убьет. Что не позволит тебе агонизировать всю жизнь.
Как он поступил со мной.
Орели не сводит глаз с тонкой полоски света.
С единственного ориентира, за который она цепляется. Здесь, посреди ничего.
Я не умру. Я не могу умереть.
Это невозможно.
Кто-нибудь придет. Освободить меня. Освободить нас, меня и Джесси.
Ее сухие глаза воспалились из-за того, что непрестанно смотрят на эту простую светящуюся черту.
Кто-нибудь придет. О нас не могут забыть. Не так скоро.
Мы не можем умереть.
Я не могу. Я слишком молода, чтобы сдохнуть. Мне еще так много предстоит сделать. Увидеть, прожить.
Орели распевает во все горло, даже если услышать может только она.
Она поет, потому что нет никого, кого она могла бы позвать на помощь.
Ни отца, ни матери.
Too young to die, baby…
Глава 27
— Начнем с того, что посмотрим твою колымагу.
Патрик сунул руки в карманы своих бежевых вельветовых штанов и направился к гаражам. Сначала он отпер тот, где стоял «ауди», как будто ему было интересно увидеть, на какой машине прибыли его неудобные гости.
— Тебе понравилась моя тачка? — веселился Рафаэль. — Сожалею, но я уже пообещал ее кое-кому.
— Я смотрю не на вашу машину… Что там, под брезентом?
— Не делай из меня дурака, папочка. Я только что слышал, как Сандра объяснила тебе, что это.
— Вы оставили его труп здесь?
По затылку Рафаэля пробежали мурашки.
— А ты бы предпочел, чтобы я устроил его в твоей койке?
— Э-э-э… И что вы рассчитываете с ним сделать?
— Оставлю тебе на память. Тебе подобные будут в восторге, когда обнаружат его, ведь они так давно старались задержать этого парня…
У него сжалось горло, он подтолкнул Патрика к следующему боксу:
— Открывай.
Жандарм поднял массивные алюминиевые ворота; сверкнул радиатор «Пежо-308».
— Желаете испробовать?
— Нет, не сейчас. Я просто хотел удостовериться, что ты не вешаешь мне лапшу на уши. В ней и правда нет ничего особенного… По крайней мере, на этом тракторе я не рискую превысить скорость!
— Она отлично бегает, — возразил Патрик, — это хорошая машина.
— Ну да, папочка. Давай теперь двинем в другую сторону… Шевелись.
Они снова прошли мимо фермы. В окне Рафаэль заметил Кристель. Даже сквозь стекло в ее взгляде было что-то завораживающее. Во всяком случае, тревожащее.
Они подошли к небольшой пристройке, возле которой был припаркован фургончик. Тоже белый.
— Ишь ты, скажи-ка, сколько же у тебя тачек?
— Пикап и «триста восьмая».
— Плюс «кашкай» Сандры!.. Копам что, жалованье повысили?
— Возможность жить достойно в основном дает нам то, что зарабатывает Сандра, — скромно признал Патрик.
Как можно терпеть, что тебя содержит баба? — задумался Рафаэль.
— Понял. Вперед.
Пока Патрик отпирал дверь, Рафаэль заметил в грязи, прямо возле порога, какие-то следы:
— Выходит, ты уже наведывался сюда ночью?
— Надо же, а вы наблюдательны; из вас бы получился хороший коп!
— Ты меня провоцируешь или что?
— Вовсе нет. Я действительно приходил сюда ночью. Вытащил кое-что из фургона и закинул внутрь. У меня досадная склонность подбирать все, что плохо лежит! Настоящая мания…
Занятно, подумал Рафаэль. Он возвращается домой в три часа ночи и успевает разгрузить свой фургон? Первостатейный маньяк!
Они оказались в узком и темном коридоре. Миновали какую-то дверь и двинулись дальше.
Вправо, в сторону другой двери, в глубине.
Жандарм в темноте с трудом подбирал ключ, Рафаэль не спускал с него глаз. При этом Патрик бесшабашно насвистывал, что еще больше бесило налетчика, которому такая развязность действовала на нервы. Это уж слишком. Не задумал ли он какого-то подвоха?
Только попробуй, папочка… И клянусь, что я оплачу тебе билет в рай для копов…
А если у него здесь заперта какая-нибудь собачка?.. Вроде разъяренного питбуля?
Смешно, я бы услышал, как он лает. Расслабься, Раф! Это всего лишь садовый карлик, не способный обидеть даже муху.
Однако он все-таки положил ладонь на рукоятку своего «дабл игла» — на всякий случай.
В конце концов Патрик отпер дверь, ведущую в помещение без окон. И первым вошел туда. Рафаэль остался на пороге.
— Я ищу свет, — пояснил Патрик. — Предупреждаю вас: вы будете удивлены беспорядком!
Загорелась лампочка. Рафаэлю понадобилось несколько долей секунды, чтобы осознать, что находится у него перед глазами.
Да, он был удивлен. Даже больше.
На полу лежали две девушки, совсем молоденькие. Связанные скотчем и с залепленными той же клейкой лентой ртами. Которые бросали на него испуганные взгляды.
Рафаэль открыл было рот, да так и остался, парализованный изумлением. И ужасом.
На секунду дольше, чем следовало.
— Но что это за…
Прежде чем нажать на выключатель, Патрик схватил бейсбольную биту, всегда прислоненную к стене справа от входа.
Готовую к употреблению.
Рафаэль не успел отпрянуть или увернуться. И, получив с размаху битой по лицу, отступил, стукнулся затылком о стену и упал.
Еще в сознании он попытался достать оружие. Но на его руку обрушился второй удар, раздробив ему несколько пальцев. Он взвыл от боли и сжался в комок, словно бы стремясь спрятаться под воображаемым панцирем.
