— Слушай, Маура, хватит с меня этих разговоров! Пора поставить точки над «i». Во-первых, переходный возраст у меня давно позади, и перевоспитывать меня поздно. И во-вторых, изменение ситуации (а она может повернуться в любую сторону) никак не должно влиять на наши отношения, потому что они будут долгими. Если ты думаешь иначе, значит, ты права, и плохи наши дела. И еще одно: давай все забудем! — Я попытался склониться над ней, но она быстро от меня отвернулась.
— Что с тобой творится, Николас?
— Это ты со мной такое творишь! — ответил я.
Она горячо ответила на мой поцелуй, и когда мы оторвались друг от друга, глаза у йее были нежные, искрящиеся и влекущие.
— Если бы ты знал, как я психовала! — воскликнула она. — Ну пообещай мне, Николас, что теперь все будет в порядке.
— Конечно, — нехотя промямлил я.
— Неужели он согласился сделать тебя полноправным партнером?
Инстинкт самосохранения вяло тявкнул где-то внутри, как огромный усталый бульдог.
— Знаешь, это долго объяснять.
— Ладно, — легко сказала она, — мне, наверно, знать не положено.
— Положено, Маура. Просто я сейчас не могу всего рассказать. Ну поверь же мне, Маура! — воскликнул я, изо всех сил стараясь попасть в тот же патетический тон. — Я это хорошенько проанализировал и решил, что ты имеешь право знать обо всем. Но пока что, пожалуйста, поверь мне на слово!
— Нету у меня никаких прав, — ответила она холодно, но холодными были только слова. А глаза были горячие, любопытные. — А когда ты мне сможешь рассказать?
— Скоро, — ответил я, поражаясь, как это я умудрился так легко попасть в ее ловушку. Ведь вся соль была в том, чтобы скрыть от нее, что для нашей женитьбы нет уже никаких препятствий. А теперь она поняла, что: а) я могу это сделать; и б) ее науськивания на Хрюна не пропали даром. А то, что последнее обстоятельство — ложь, не только мешало делу, но создавало для меня дикие неудобства. Сам я твердо решил, что встречусь с Хрюном один-единственный раз — чтобы за все отыграться. А теперь вот придется нести всякую чушь.
От этой перспективы я так завелся, что даже нежничать расхотелось. Я закурил сигарету и улегся с ней рядышком. Головы наши соприкасались, но она больше не говорила ни слова. А я лежал и краешком глаза смотрел на ее ресницы — как они быстро и раздумчиво хлопают в небо.
Глава 7
Следующие три дня прошли как в угаре. У меня состоялась короткая, но горячая перепалка с Хрюном и мисс Воспер, в которой я не столько сжег мосты, сколько разрушил привычную сердцу гавань. Вообще-то не стоило так распаляться, но я был пьян и богат…
Я заказал себе два новых костюма, а потом купил еще один, готовый, приобрел три шелковые рубашки, две пары ботинок, три покрышки для колес и коробку передач и расплатился с миссис Нолан. Она сгорала от любопытства по поводу письма адвоката, и я, боясь, как бы она не проболталась по телефону Мауре, соврал, что речь действительно идет о завещании, но, поскольку дело осложняется наличием других наследников, я дал себе клятву пока не произносить ни слова.
Днем я как бешеный сорил деньгами, а по вечерам встречался с Маурой. Наши отношения стали какими-то странными, зыбкими, но вовсе не неприятными. Она вела себя спокойнее, довольно иронично, но вопросов подчеркнуто не задавала. Все было так, будто мы только что познакомились. Оба на взводе, но стесняемся. И я всю дорогу чувствовал, что обязан гнать пургу насчет службы у Хрюна.
В среду я снова позвонил Имре.
— Николас, сынок, — шумно дыша, сказал он, — наберись, пожалуйста, терпения. Я ей еще не рассказал. Она все это время недомогает.
— Черт возьми, дядя! Но я обязан ее увидеть!
— Знаю, сынок, знаю, — печально ответил он, — она уже спрашивала, почему ты не приезжаешь. Но может, тебе стоит отложить визит до конца недели?
— Ну, если вы считаете, что так лучше… — промямлил я.
— Скажем, до субботы, а? Тогда я успею… Ей сейчас получше. Да, в субботу было бы замечательно. Мы с тобой сперва потолкуем с глазу на глаз…
— Ладно.
— До свидания, — быстро сказал он. Наверно, в прослушиваемой зоне возникла маменька.
— До свидания, — ответил я, услышав щелчок, и от злости чуть не разбил трубку.
Я был уверен, что мать примет известие о смерти Белы гораздо более стойко, чем это мерещилось Имре, — мои интересы были для нее гораздо важнее. А за это, — решил я, — ей причитается какой-нибудь колоссальный подарок. И отправился к себе наверх считать бабки.
Я высыпал содержимое кошелька, вывернул карманы, сложил все в кучку и стал считать. Там было семь пятерок, две фунтовые бумажки и пригоршня серебра. Я с ужасом смотрел на эти гроши. Значит, у меня за полнедели улетело больше ста сорока фунтов, и это при том, что за два костюма я заплатил только задаток./. То есть мне предстояло выложить еще восемьдесят фунтов! Я стал думать, как объяснить все это Канлифу.
Отрепетировав свою речь, как бы обращаясь к нему мысленно, я закурил новую сигарету и пошел вниз звонить.
Но только я снял трубку, как миссис Нолан тут же выглянула из своего закутка, и мне пришлось быстренько набрать номер службы времени, тщательно свериться с собственными часами и выйти на улицу, чтобы поговорить из будки за углом.
Булка тут же подозвала Канлифа.
— Слушаю вас, мистер Вистлер, чем могу служить?
— Я просто хотел узнать, есть ли какие-нибудь новости… — Я вдруг увидел в круглом зеркальце свою физиономию, а на ней — этакую чахлую улыбочку.
— Нет. Я еще ничего и не жду. А что, у вас возникли затруднения?
— Не то чтобы затруднения… Я думал, может, есть возможность… решить как-нибудь более конкретно с деньгами. Например, регулярно переводить мне какую-то сумму.
Он промолчал.
— Вдруг мне понадобится купить себе парочку вещей… — потея, бормотал я, — и тогда хорошо бы знать, чем я располагаю.
— Я не совсем вас понял, — произнес он наконец. — Вы хотите сказать, что истратили все двести фунтов?
— О нет! Разумеется, нет! Конечно же нет, мистер Канлиф! Просто я думал, что, может, стоит назначить какую-то конкретную сумму… Допустим, начиная с этого уикенда…
И тут трубка задребезжала от смеха.
— Сколько же денег у вас осталось?
— Фунтов сорок или пятьдесят, — сказал я, испытывая облегчение оттого, что мой посредник принял все так легко. — Но сюда входят…
— Я, конечно, понимаю, — ответил он, все еще добродушно похохатывая, — какая-то сумма ушла на то, чтобы это дело обмыть — имеете право. Но сто сорок фунтов за четыре дня — такого я еще не слыхал! Нам бы стоило перекинуться парой слов.
— В том-то и дело. Мне бы очень этого хотелось, мистер Канлиф. Видите ли, я некоторым образом оставил службу, и теперь у меня нет никаких средств к существованию. Когда мы встречались и говорили об этом…
— Конечно-конечно, — сказал он. — Загляните ко мне утром, часиков в двенадцать.
— И это можно будет уладить? То есть можно будет увеличить сумму?
— Я уверен, что мы найдем какое-то решение.
— Клево! Тогда до завтра.
— Завтра в двенадцать. До свидания, мистер Вистлер.
И я вышел из будки, глупо и блаженно улыбаясь. От напряжения, оттого, что и поделиться-то не с кем, из-за игры в кошки-мышки с Маурой у меня чуть не закралось подозрение, что все это какой-то жуткий розыгрыш. Но теперь ободряющее поведение малыша Канлифа (который не стал бы понапрасну веселиться оттого, что за несколько часов испарились 150 фунтов)… так вот, поведение Канлифа наполнило меня таким энтузиазмом, что по дороге домой я прямо физически ощущал, будто вырос до трехметрового роста. Я впервые по-настоящему поверил, что дядя Бела отвалил-таки мне сто сорок тысяч фунтов стерлингов.
Глава 8
— Мистер Канлиф ждет вас, — быстро кивнув и улыбнувшись, сказала Булка, когда я открыл дверь офиса. Она впустила меня внутрь и испарилась, а малыш Канлиф соскользнул со своего кресла и затряс мою руку прежде, чем я успел опустить на него глаза. Все это было чрезвычайно обнадеживающе, и я очень приветливо пожелал ему доброго утра.
