— Еще минуточку, мистер Карвер.
— Так мне можно пройти?
— Посидите, мистер Карвер, пожалуйста, к вам сейчас выйдет дежурный офицер.
Кас садиться не стал. Несколько минут пристально наблюдал за администраторшей, пока из-за угла не показался коротенький, тощий человечек. Он чувствовал себя неуютно, словно боялся, что у него в любую секунду могут вспыхнуть штаны. И конечно же, это никакой не охранник — ему бы никто и куска хлеба охранять не доверил.
— Здравствуйте, мистер Карвер, — сказал человечек и протянул трясущуюся лапку.
Кас пожал ее. Она была холодная и влажная. Что-то случилось, что-то очень нехорошее.
— Меня зовут Эван Райт, я занимаюсь координацией связей с родственниками заключенных в тюрьме Пентонвиль. Прошу вас, пройдемте ко мне в кабинет.
— Я бы предпочел встретиться с отцом.
Эван Райт коротко улыбнулся.
— Прошу вас. — Он жестом показал вглубь коридора.
Делать нечего, Кас поплелся за чиновником, и скоро они оказались в небольшом кабинете, заставленном шкафами для документов, картотеками и стеллажами с папками.
Человечек проскользнул за стол, уселся и, казалось, сразу успокоился. Словно теперь, когда их разделял стол, можно было не волноваться. Кас сел напротив.
— Мистер Карвер, когда в последний раз вы видели отца, Яна Карвера? — спросил мистер Райт.
— На прошлой неделе. Во время свидания в выходные. Что-нибудь случилось?
— Как он вам показался? — продолжал мистер Райт, пропуская вопрос Каса мимо ушей.
— Нормально. Он же сидит в тюрьме. Так что нормально, насколько это возможно. Может, скажете, в чем дело?
Кас заволновался, а он-то знал, на что способен, когда разозлится. В голове зазвучал голос доктора Уинтера: «Ты должен научиться пользоваться своей злостью. Не давать ей собою командовать. Ты сам должен ею управлять».
Райт выставил вперед ладонь, словно предвидел вспышку Каса. Потом опустил руку на стол и снова улыбнулся короткой, печальной улыбочкой.
— За последнюю неделю ваш отец вел себя очень странно. Обычно он смирный. Держится в стороне от, скажем так, некоторых весьма колоритных личностей, которые сидят у нас в Пентонвиле. А тут вдруг отношения у него с названными людьми испортились. Тюрьма — место своеобразное. У нас время течет совсем по-другому. Все может мгновенно поменяться, не успеешь и глазом моргнуть. В общем, ваш отец неожиданно нажил себе врагов. Причем врагов довольно могущественных.
— С чего бы это?
— Мы надеялись, вы это знаете.
— Нет. Он… Он… — начал Кас, пытаясь подобрать нужные слова, но не смог. — С ним было вроде все в порядке.
— Насколько нам известно, он переживал некий психологический кризис.
— Насколько вам известно? Вы же здесь работаете, в тюрьме все в ваших руках. Ради бога, спросите у него самого, и дело с концом, — сказал Кас.
Опять эта улыбочка. И до Каса дошло. Они не могли спросить у Яна Карвера, потому что Яна Карвера больше не было, спрашивать некого.
Мистер Райт прокашлялся. Глазки его бегали, ускользая от взгляда Каса, каждые несколько секунд чиновнику нужно было заглянуть в невидимую ведомость и что-то там отметить галочкой.
— Мы не должны забывать, что все это происходило в период годовщины смерти вашей матери… Может быть, поэтому мистер Карвер был столь… непредсказуем? Боюсь, здесь налицо ситуация… мм… стычки.
— Стычки? — Кас едва удержался от смеха.
Как же, однако, труслив этот человечек. Мистер Райт не смел даже посмотреть ему в глаза, не говоря уже о том, чтобы прямо сказать, что произошло с отцом.
— Увы, — ответил Райт. — Ваш отец подрался с другими заключенными и…
— Погиб, — закончил за него Кас, всей душой желая, чтобы человечек его поправил.
Но нет, Райт лишь грустно посмотрел в ответ:
— Мне очень жаль.
— Вам очень жаль? — Кас думал, что он закричит, но из горла вырвался лишь шепот. — Жаль? А куда смотрели ваши охранники?
— Будет произведено тщательное расследование произошедшего и всех связанных с ним обстоятельств.
— Кто это сделал?
— Простите, что?
— Кто убил отца?
— Боюсь, что не смогу ответить на ваш вопрос.
— Я требую, чтобы вы сказали, кто убил моего отца!
В груди Каса, словно после долгого сна, просыпалось некое чудище — это шевелился, расправлял члены алчный, неутолимый гнев. Его вдруг охватило желание расхохотаться. Даже не расхохотаться, а заржать. Так вот, значит, в чем дело. Его отец мертв.
— Будут приняты все необходимые меры, чтобы разобраться в мельчайших подробностях этой ситуации. От имени всех сотрудников тюрьмы Ее Величества Пентонвиль приношу вам наши соболезнования. Мы сделаем все, чтобы поддержать вас в это трудное время.
Кас встал.
— Мой отец умер, — сказал он, придвигая стул к столу. — Значит, мне здесь делать нечего.
Он вышел из кабинета, не обращая внимания на крики мистера Райта насчет каких-то подробностей, последующих мероприятий, судебного расследования. Прошел мимо стойки дежурного администратора и не остановился, хотя она умоляла его вернуться и подписать бумаги, зарегистрировать свой уход. Пересек стоянку автомобилей, дошел до машины, глядя, как прибывают другие посетители, чтобы повидаться с близкими — разумеется, живыми и здоровыми.
Он долго сидел в машине. Молчал, почти не двигался, почти даже не дышал. День был довольно прохладным, но сейчас ему казалось, что воздух даже холоднее, чем на самом деле. Отец умер. Он — сирота. В возрасте тридцати семи лет. Но почему это так беспокоит его? Он остался совсем один. Долго, очень долго сидел он вот так, закрывшись в машине.
Сидел и молчал.
А потом рассмеялся.
Глава 54
Казалось, это длится целую вечность. Все выше и выше, еще выше, словно он карабкался по лестнице, ведущей из самого ада. Всякий раз, когда он ставил левую ногу на стальную перекладину лестницы, икра отзывалась болью. Именно в это место Мэнди вонзила острые ногти. Откуда-то снизу доносились звуки, голоса Райана и Той, что в наушниках. Его не покидало чувство, будто он ошибся, нельзя было оставлять их одних, но, с другой стороны, что оставалось делать?
Казалось, он снова ползет по вентиляционной шахте. Воздух здесь более разрежен, чем в комнате. Подниматься по лестнице было нелегко.
Не успел он приноровиться к определенному ритму движений — усилие, а за ним сразу боль, — как чуть не врезался головой в крышку люка. В темноте разглядеть ее было почти невозможно, этакая невзрачная крышка, но какие ужасы творились под ней.
Он почувствовал ее как раз вовремя, остановился, протянул вверх руку, ощупал. Крышка была холодная и сидела прочно. Он провел по ней ладонью и нащупал стальной штурвал. Устроился удобнее, перераспределив вес тела, убедился, что не упадет, и обеими руками вцепился в штурвал. Штурвал поддался не сразу, но после некоторых усилий ему удалось повернуть его. Он устроился поустойчивее и принялся крутить штурвал, пока не почувствовал, что можно открывать. Нажал, и крышка подалась.
Да, крышка люка сдвинулась и стала открываться. Она оказалась тяжелее, чем он ожидал, и, чтобы поднять ее, потребовались все оставшиеся силы. Рывком ему удалось это сделать. Раздался глухой скрип, крышка откинулась и застыла, во что-то упершись.
Шеппард глубоко вдохнул свежий, холодный воздух и высунул голову. Он находился внутри строения, похожего на небольшой каменный флигель. Узкий и тесный, он производил впечатление построенного кое-как, на скорую руку. Сквозь щели неровной кладки стен пробивался солнечный свет.
Он выбрался из люка и, облегченно вздохнув, встал на твердую землю. Провел рукой по холодным и грубым камням стенки. Настоящие камни, куда более реальные, чем все, что он пережил сегодня.
Деревянная и весьма непрочная дверь едва держалась на петлях. На ней висел выцветший плакат, где изображался военный, который обращался к зрителю: «Они не держали язык за зубами… и вот что случилось. Болтун — находка для шпиона!»
