Я посмотрел на звезду, что венчала собой классную работу Джоди по сложению и вычитанию, и кивнул.
Если бы у меня была красавица жена, которая еще и хорошо готовит, я бы из дома носа не высовывал. Только на работу, чтобы нам с ней было на что жить. А все остальное время только бы ел и занимался сексом. И был бы безумно счастлив.
Не знаю, была бы счастлива она.
Стоило, однако, попробовать.
Глава 6
В свой следующий визит к психиатру (месяц спустя) я что-то разошелся и рассказал Бетти о том, как прошло свидание с мамой. Вообще-то я не собирался, но Бетти была со мной мила, и я решил: пусть порадуется. Заслужила. Парень впервые говорит с матерью после того, как та убила отца, — мечта любого мозгоправа.
Бетти чуть со стула не свалилась от восторга. Вышло круче, чем когда я ей рассказал, как папаша брал на охоту Мисти вместо меня и всякий раз бурчал: «В ней мужика больше, чем когда-либо будет в тебе».
Мозгоправы обожают, когда папаши ставят сыновей на место. «Вербальная кастрация», говорят. Назови хоть горшком, да в печь не сажай. Хотя в принципе они правы.
Притом Мисти внешне вовсе не походила на мальчишку. Блестящие каштановые волосы завязаны в хвост, ресницы густые и мягкие, словно перья птенчика. Но все же она была сорванец. Особенно перед папашей. Они вместе смотрели соревнования по борьбе, вместе орудовали косилкой, вместе ходили на автогонки. И на охоту Бетти встала, вышла из кабинета и вернулась со стаканом воды, стоило мне заговорить про маму Точно так же она вела себя, когда услышала про папашу и Мисти. Наверное, так рекомендует какой-нибудь учебник психологии из числа тех, что она держит во втором своем кабинете, где принимает настоящих, не бесплатных больных. Там, наверное, целая глава про воду и бумажные салфетки и про то, когда их следует предлагать пациентам.
Кое-какие подробности про тюрьму я ей рассказывать не стал, но ничего и не приукрасил. А стоило, наверное. Очень уж лицо у нее разочарованное сделалось. Постукивает себя кончиком карандаша по лбу и повторяет:
— Так вы не обсудили ничего существенного.
И дались ей эти поля подсолнухов возле тюрьмы! Ну не знаю я, почему они меня бесили! Понятия не имею.
— Когда ты собираешься на свидание опять?
— Не знаю.
— Но ты ведь собираешься, правда? Это большой шаг с твоей стороны, Харли. Ты движешься вперед.
Я смотрел в окно. Хорошо, что кабинет Бетти с тыльной стороны здания, иначе его окна выходили бы прямиком на «Припаркуйся и закуси». На парковке тоже особо полюбоваться нечем, но по периметру растут клены. Листья новенькие, яркие. Дунет ветерок, и семена крылатками-пропеллерами завертятся в воздухе.
— Уверен, что не хочешь снять куртку? — спросила Бетти.
— Уверен.
Она вздохнула, закинула ногу на ногу и уткнулась в свои записи. Опять постучала себя карандашом по лбу, покачала в воздухе ногой.
Туфли у нее сегодня не такие, как всегда. Обычно на ней поношенные черные лодочки, того и гляди свалятся. А сегодня серебристо-зеленоватые какие-то, словно тыльная сторона листа. Ни фирменного знака на них, ни размера. Подошва чистая. Совсем не идут к ее грубому, желтовато-серому платью. И дело тут не только в цвете. Мне пришла в голову Золушка, чья одежда опять превратилась в лохмотья, за исключением одного блестящего хрустального башмачка.
Заметив, что я гляжу на ее туфли, Бетти спрятала ноги под стул, будто ей стало неловко.
— Вернемся к твоему утверждению, что мама больше беспокоится за девочек, чем за тебя. Думаешь, это правда?
— Я знаю, что это правда.
— С чего ты взял? С чего это ей волноваться за девочек, а не за тебя?
— Потому что они девочки.
— Разве это так важно?
— Родители всегда больше беспокоятся за дочерей, чем за сыновей.
— Давай не будем обобщать. Почему у мамы на первом плане девочки, а не ты?
— Есть причины.
— Какие?
— Они могут забеременеть.
Она приподняла брови.
— Конечно, не все сразу, — в смущении пробормотал я.
— Ты очень волнуешься из-за возможной беременности сестер?
— Нет.
— Ты считаешь, это беспокоит маму?
Я заерзал на диване, пытаясь придумать ответ, к которому нельзя будет прицепить следующий вопрос. И ничего не придумал.
— Нет. Это просто факт.
— Ладно. — Она кивнула. — А что еще заботит ее, если речь о девочках?
— Им легче причинить боль.
— Физическую? Или эмоциональную?
— И ту и другую.
— Так ты считаешь, чувства Эмбер легче задеть, чем твои?
Глаза у меня стали закрываться, в животе заурчало. Проклятый яичный рулет. Проклятая Мисти.
— У Эмбер нет никаких чувств, — прорычал я.
— Тогда твои слова — бессмыслица.
Бетти подождала немного, но я молчал. Она занялась своим платьем, одернула подол, прикрыв бедра. Сказать ей какой-нибудь комплимент, чтобы начала носить платья подлиннее? Никогда не говорил ничего лестного женщинам. Еще подумает, что у меня опять переживания, и побежит за следующим стаканом воды.
— Вернемся к твоим словам насчет мамы и того, что в «обнималке» она была в своей тарелке. Ты отрицал, что это тебя взволновало. Но на мой взгляд, это тебя очень даже огорчило. Почему? Разве ты не рад, что мама хорошо держится?
Мне больше не хотелось говорить про маму, но уж если Бетти прицепилась, не отвяжешься. Меняй тему, не меняй, бесполезно. А вдруг? Вот если Элвису показать булку, вымазанную в кетчупе, ведь он забудет, что не получил сосиску?
— Родители больше волнуются за дочерей, а не за сыновей, потому что сыновья не залетят, — продолжал тупо настаивать я.
— В некоторых случаях это так, — согласилась она. — Почему бы нам не перейти к этому, когда закончим разговор о…
— Это во всех случаях так, — гнул я свою линию.
— Ну не знаю.
— Во всех.
— Конечно, девушка может забеременеть, но ведь участие парня тоже необходимо. Как по-твоему, родители не волнуются за сыновей, когда те вступают в сексуальные отношения?
— Это совсем другое.
— Почему другое?
— Парень может легко выйти из игры.
— Девушка может сделать аборт.
— Это совсем другое.
— Как поступил бы ты, если бы твоя девушка забеременела?
Я пошевелил пальцами ног в ботинках. Пора переходить на кеды. Ноги преют.
— Женился бы, — брякнул я.
— Это занятно.
— Почему?
— Ты ответил так быстро и так уверенно, даже обстоятельства не уточнил. А если бы девушка не очень-то тебе нравилась?
— У меня ведь был с ней секс, так?
— Ну да. Хочешь сказать, ты займешься сексом только с девушкой, которая тебе нравится?
— Если у нас с ней секс, значит, она мне нравится.
— Харли. — Она засмеялась. Свет заиграл в ее серебристых волосах.
Я опять повернулся к окну, смущенный и разозленный. Смеяться вместе с ней я не стал.
— Ну ладно, — сказала она. — А если бы ты ее разлюбил?
Она начала меня бесить. Интересно, она лично обо мне так плохо думает или в своих книгах вычитала, что, мол, «у подростков нет морали, они трахают все, что движется»? Соберусь как-нибудь, наведаюсь в ее настоящий кабинет и просмотрю ее книги. Спорим, найду в них все те гадости и глупости, которыми она меня пичкает. Столько их уже накопилось.
— А если жена и ребенок помешают твоим планам на будущее? — настаивала она. — Если у тебя нет источника дохода?
— Если она залетит от меня, — взорвался я, — значит, я сделал глупость.
Я тут же осекся и отвернулся от нее, чувствуя на себе ее взгляд. Я знал, у нее на языке вертится один вопрос: почему? ПОЧЕМУ? ПОЧЕМУ? ПОЧЕМУ? Почему это значит, что ты сделал глупость? Откуда такие настроения? Почему твоя мать убила отца, как ты думаешь? С чего ты взял, что отец не любил тебя?
— Здесь нет никаких оправданий, — опередил я ее вопрос. — Ты должен сознавать последствия и принимать меры. У меня нет никакого сочувствия к тем, кто случайно залетел. Типа той набитой дуры, которая подала в суд на «Макдоналдс» за то, что обожглась кофе.
