И тогда он видит распростертое на земле тело.
В какой-то дыре.
Свое собственное тело.
Свой труп, свою могилу.
16:12
Патрик опустился на колени рядом с Вильямом:
— Ну как, парень, ты поразмыслил?
Он резко дернул за кусок скотча, Вилли сплюнул слюну. Ему было трудно вновь обрести дар речи.
Да и ради чего?
— Поразмыслил о чем?
— О твоей пользе здесь.
— Моей… пользе?
— Да. Если ты для меня бесполезен, к чему мне оставлять тебя в живых?
Кадык молодого человека ходуном ходил в его пересохшем горле.
Словно он пытался проглотить угрозу.
— Потому что твоя подружка всегда может мне пригодиться. А вот ты…
— Пригодиться вам для чего? — глупо спросил Вильям.
Патрик жалостливо улыбнулся:
— На что годятся телки, как ты думаешь?
Вилли почувствовал, как Кристель прижалась к нему.
— Конечно, мало на что, уверяю тебя! — продолжал Патрик, присаживаясь на корточки. — Но их хотя бы можно использовать для того, чтобы хорошо провести время, верно?
Молодой человек не знал, что и ответить. Ему просто хотелось проблеваться. И отлить.
— А вот ты, наоборот, для меня совершенно бесполезен. Разве что…
— Я могу попытаться разузнать, — перебивает его Вильям. — Могу попробовать найти перекупщика.
— Неужели? А я думал, ты никого не знаешь.
— Я… я знаю кое-кого, кто, наверное, мог бы…
— Все это слишком туманно.
— Я сделаю все, что смогу, — заверил Вильям. — Но при условии, что вы не прикоснетесь к Кристель.
Патрик с удивлением посмотрел на него:
— Она что, твоя подружка?
— Нет…
— Она не твоя, а ты за нее беспокоишься? Тебе-то что?
— Я не хочу, чтобы вы к ней прикасались, и все.
— Ах вот оно что: ты желаешь поиграть в белого рыцаря, да? А что она тебе за это даст, а? Мне кажется, ты еще даже не понял, как они устроены.
Вильям старался сменить тему разговора, чтобы побольше узнать про своего противника.
— О каких девочках вы тут недавно говорили? — осмелился он наконец спросить.
— О двух девчонках, подобранных мною на панели.
— На… панели?
— Да… у выхода из школы.
Вилли остолбенел.
— Только не говори, что ты такого никогда не пробовал! — добавил папочка.
— Да ты больной на всю голову! Ты похитил двух девочек, которые выходили из школы?! Это… именно то, чем ты занимался, пока…
— Ну да! Пока ты нежился на моем диване и использовал мою жену в качестве своей личной медсестры, я похитил двух маленьких школьниц. Это тебя удивляет? — Папочка расхохотался. — И именно из-за них твой братец ослабил бдительность. Я привел его в то помещение, где они сидят связанные, и включил свет. Тут-то он и замер как дурак! Так удивился, что даже не заметил, что произошло.
— Чертов ублюдок!
— Да ладно, парень, тебе бы стоило похвалить меня за сообразительность, хорошенько подыграть мне!
— Я презираю таких, как ты! — бросил ему Вильям.
Кристель попыталась пихнуть его локтем в бок.
Заставить его замолчать, пока не поздно.
— Да, — ответил Патрик. — Мне знакомы мужики твоей породы. Понимаешь, я ведь бывал в тюрьме… Ты ненавидишь меня, потому что завидуешь мне. Потому что я гораздо более свободный человек, чем ты. Который без колебаний нарушает человеческие законы, чтобы жить так, как ему нравится. Который без колебаний осуществляет свои фантазмы.
— Фантазмы психически больного! Долбаный педофил…
Второй удар локтем.
— Нет, я такой же, как все мужчины. Разве что не придерживаюсь вашей тупой иудеохристианской морали.
Папочка выпрямился, готовый нанести решающий удар. Вилли хотелось бы заткнуть уши, чтобы не слышать его.
Нет, этот тип не сумасшедший. Это просто худший из извращенцев.
Сандра, которая все это время смирно сидела в уголке, исчезла на лестнице.
— Ты читать умеешь, парень?
— За кого ты меня принимаешь, кретин?
На сей раз Кристель довольно крепко двинула ему головой в затылок; Вильям скривился от боли.
— Твоя подружка права, — вздохнул Патрик. — Тебе следовало бы быть поосторожней с оскорблениями.
Вильям сделал глубокий вдох.
Выиграть время. Не подписывать сразу свой смертный приговор.
— Да, я умею читать, — более спокойным тоном ответил он.
— Хорошо. А ты вспоминаешь детские книжки, которые когда-то держал в руках?
— Не особенно…
— А игрушки?
— Что — игрушки?
— Вот девочкам, например, дарят кукол, чтобы они научились быть хорошими матерями. Им дарят маленькие утюжки, игрушечную посуду, чтобы они сразу поняли, для чего они созданы. Чтобы служить мужчинам. Что же касается мальчиков, то им дарят игры, которые учат их строить, путешествовать, сражаться. С книгами то же самое. Иллюстрации изображают благоразумно сидящих по домам робких девочек и бойких мальчиков, покоряющих дальние страны…
— Ну и что?
— Позволь мне закончить, ладно? Впрочем, что тебе еще делать, если не слушать меня, верно? Выходит, с самого нежного возраста каждый знает свою роль в нашем прекрасном обществе. Мужчина создан, чтобы властвовать над женщиной, так повелось с тех пор, как мы существуем. Ты согласен, малыш?
— Возможно. Но властвовать не означает, что…
— Властвовать означает то, что означает! — с ноткой раздражения в голосе перебил его Патрик. — Смысл этого глагола абсолютно ясен, мне кажется! Хотя да, некоторые испокон веков пытаются занять не свое место. Но женщины никогда не займут наше место. Ты по-прежнему согласен?
— Это очевидно.
— Хорошо. Мы делаем успехи… Тогда скажи мне, к чему все эти глупости? Если я хочу какую-то женщину, мне достаточно взять ее, верно? А в данном случае я хочу взять женщину до того, как она станет шлюхой. То есть пока она еще девственница.
— Но это не женщина! — неожиданно взрывается Вильям. — Это девочка!
— Неужели? Она находится в детородном возрасте, не это ли есть быть женщиной?
Вильям отрицательно покачал головой. Он утопал в грязи по самый подбородок. Уже не слишком хорошо понимал, за что уцепиться. Черт возьми, Рафаэль, почему же ты не прикончил этого мерзавца?
— Мне всего лишь хватает смелости пренебрегать теми законами, которые представляют собой не что иное, как отражение окружающего нас лицемерия. Женщина существует исключительно для того, чтобы служить нам и доставлять нам удовольствие. И производить детей для продолжения рода. А больше ни для чего.
— А любовь? Это для тебя ничто?
— Любовь? — осклабился Патрик.
— Ты любишь Сандру или нет?
Похоже, Патрика удивил этот вопрос.
— Мы никогда не любим никого, кроме себя, парень. Самого себя, и никого больше.
Сандра замерла на верхней ступеньке лестницы, вцепившись рукой в деревянные перила.
И затаила дыхание.
— В общем, да. И только потому, что она часть меня.
Вилли, 11 лет
Он стоит перед доской. Хотя он не видит ее.
Учитель говорит. Хотя он не слушает его.
Юный Вильям где-то витает, как это часто случается с ним. Заблудившись в своих мыслях, как и в своей жизни.
Он размышляет, не из-за него ли ушел отец — как раз перед самым его рождением. Есть ли другое объяснение?
Отец его не хотел — это кажется очевидным.
Убийственно очевидным.
Но как можно было решиться отказаться от него, даже еще его не узнав? Это не имеет никакого смысла.
Так что Вильям задает себе этот вопрос. Снова и снова. Он надеется, что отец оставил их из-за женщины. Что за этим уходом хотя бы стоит любовь…
Мать никогда об этом не говорит, она выбросила все фотографии. Еще счастье, что Рафаэль одну сохранил. Вильям хотя бы знает, как выглядит его папаша.
Он похож на Рафаэля.
Еще несколько месяцев назад брат иногда приходил за ним в школу. Хотя тот прекрасно мог бы и сам дойти…
