— Иди сюда, к плите, и погрейся, — говорю я. За окном мороз, и Патрик выглядит замерзшим.
— Такая погода продержится еще некоторое время. — Воспользовавшись моим советом, он прислоняется к древней плите. — Дров у тебя достаточно? А то я мог бы завтра подвезти еще.
— Того, что привез Йестин, хватит на несколько недель, — говорю я. — Первого числа каждого месяца он приезжает за арендной платой и обычно привозит в прицепе дрова, причем не хочет брать за них деньги.
— Он нормальный мужик. Раньше они дружили с моим отцом и частенько просиживали вечера в пабе, а потом приплетались к нам домой и пытались перед моей матерью сделать вид, что они не пьяные. Не думаю, чтобы он с тех пор сильно изменился.
Эта мысль вызывает у меня смех.
— Он мне нравится. — Я достаю из холодильника два пива и протягиваю одно Патрику. — Так что же это за таинственный ингредиент к нашему ужину?
Утром он позвонил и сказал, что к вечеру принесет что-то вкусненькое, и мне уже не терпится заглянуть в термосумку, которую он оставил около дверей.
— Это принес мне один благодарный клиент, — говорит Патрик.
Он расстегивает молнию и запускает руку внутрь. С видом фокусника, достающего из шляпы кролика, он торжественно вытаскивает из сумки блестящего сине-черного лобстера, который вяло помахивает клешнями.
— Господи! — Я одновременно и восхищена, и обескуражена предлагаемым меню, поскольку никогда в жизни не пробовала ничего столь замысловатого. — И что, много клиентов расплачивается с тобой лобстерами?
— Ты не поверишь, — говорит Патрик, — некоторые платят фазанами или кроликами. Иногда они делают это открыто, но зачастую я возвращаюсь к работе, а потом нахожу что-нибудь в этом роде у себя на ступеньках. — Он усмехается. — Я привык не интересоваться, откуда все это берется. Проблематично рассчитаться с налоговиком фазанами, но, к счастью, здесь хватает народа с чековыми книжками, чтобы держать мою практику на плаву. А я не могу отказаться помочь больному животному только потому, что у хозяина нет денег на его лечение.
— Ты просто старый добряк, — говорю я и, обхватив Патрика руками за шею, медленно целую его в губы.
— Ч-ч-ч-ч… — шепчет он, когда мы отрываемся друг от друга, — так ты разрушишь образ мачо, который я так тщательно выстраивал. К тому же я не такой уж мягкосердечный, чтобы не суметь освежевать пушистого кролика или сварить лобстера.
И он гортанно хохочет с видом записного злодея из мультика.
— Балбес! — смеюсь я в ответ. — Надеюсь, ты на самом деле знаешь, как его готовить, потому что я понятия не имею. — Я смотрю в сторону лобстера с некоторой тревогой.
— Смотрите и учитесь, мадам! — провозглашает Патрик, перебрасывая через руку кухонное полотенце и элегантно раскланиваясь. — Обед будет подан в ближайшее время.
Я достаю свою самую большую кастрюлю, а Патрик для надежности засовывает лобстера обратно в термосумку и застегивает змейку, пока на плите закипит вода. Я набираю в раковину воду, чтобы помыть латук, и мы работаем в дружном молчании. Время от времени к нам подходит Боу и начинает тереться об ноги, чтобы напомнить о своем присутствии. Обстановка непринужденная и совсем не угрожающая, и я улыбаюсь про себя, поглядывая на Патрика, который полностью поглощен приготовлением соуса.
— Чего? — спрашивает он, поймав мой взгляд и кладя деревянную ложку на край кастрюли. — О чем ты думаешь сейчас?
— Ни о чем, — отвечаю я, возвращаясь к салату.
— Да брось. Расскажи мне.
— Я думала о нас с тобой.
— Ну, теперь ты просто обязана все мне рассказать! — со смехом говорит Патрик.
Сунув руку в раковину, он брызгает на меня водой.
Я пронзительно вскрикиваю. Прежде чем мозг успевает урезонить меня и напомнить, что это Патрик, — всего лишь валяющий дурака Патрик! — я резко отворачиваюсь от него и испуганно закрываю голову руками. Это внутренняя, инстинктивная реакция, от которой зашкаливает пульс и потеют ладони. Пространство вокруг меня закручивается в водовороте, и на мгновение я переношусь в другое время. И в другое место.
Наступившая зловещая тишина кажется осязаемой. Я медленно выпрямляюсь и поднимаю голову, сердце бешено стучит в ребра. Руки Патрика повисли, на лице выражение шока. Я пытаюсь заговорить, но во рту пересохло, а в горле застрял комок — ощущение паники. Я смотрю на Патрика, на его смущенное, виноватое лицо, и понимаю, что должна что-то объяснить.
— Прости меня, — начинаю я. — Просто я…
В смятении я закрываю лицо ладонями.
Патрик делает шаг вперед, пытается обнять меня, но я отталкиваю его, стыдясь своей истерической реакции и борясь с внезапным порывом все ему рассказать.
— Дженна, — мягко говорит он, — что с тобой случилось?
В дверь стучат, и мы переглядываемся.
— Я открою, — говорит Патрик, но я качаю головой.
— Это, должно быть, Йестин. — Меня радует такая неожиданная смена обстановки, и я тру пальцами лицо. — Я вернусь через минуту.
Я открываю дверь и сразу же понимаю, что случилось.
Я всего лишь хотела скрыться, сделать вид для самой себя, что вся моя жизнь до катастрофы относится к какому-то другому человеку, хотела обмануть себя, что я снова могу быть счастлива. Я часто задумывалась, какой будет моя реакция, когда меня найдут. Я думала, каково это — вернуться назад и буду ли я бороться против этого.
Но когда полицейский называет мое имя, я просто киваю.
— Да, это я, — отвечаю я.
Он старше меня, на нем строгий костюм, темные волосы подстрижены коротко. С виду это добрый человек. Я думаю о том, что у него за жизнь, есть ли у него дети, жена.
Рядом с ним стоит женщина, которая теперь выходит вперед. Она выглядит моложе, лицо ее обрамляют темные вьющиеся волосы.
— Детектив-констебль Кейт Эванс, — представляется она, открывая кожаный бумажник, чтобы показать свой блестящий полицейский значок. — Бристольский отдел криминальных расследований. Я арестовываю вас за опасное вождение автомобиля, приведшее к гибели человека, и за оставление места происшествия. Вы можете ничего не говорить сейчас, но если вы при ответе на наши вопросы не укажете что-то, на что впоследствии будете ссылаться, это может осложнить вашу защиту в суде…
Я закрываю глаза и медленно выдыхаю. Пришло время перестать притворяться.
Часть II
Глава 22
Впервые я увидел тебя сидящей в углу студенческого центра. Тогда ты меня не заметила, хотя я должен был выделяться: единственный костюм среди толпы студентов. Ты была в окружении подруг и хохотала так, что приходилось вытирать слезы. Я взял кофе и сел за соседний столик, где просматривал газеты и прислушивался к вашей перепалке, непостижимым образом менявшей тему разговора, как это часто бывает, когда между собой говорят женщины. В конце концов я отложил газету и начал просто следить за тобой. Я понял, что все вы учитесь на факультете искусств, причем на выпускном курсе. Об этом можно было догадаться по непринужденной уверенности, с какой ты главенствовала в этом баре, перекрикивалась с друзьями через всю комнату и смеялась, не задумываясь, что о тебе могут подумать. Тогда же я узнал, как тебя зовут. Дженна. Услышав это, я был слегка разочарован. Твои шикарные волосы и бледная кожа напоминали женщин с картин дорафаэлевского периода, и мое воображение подсказывало что-то более классическое. Аурелия, возможно, или Элеонор. Тем не менее в этой группе ты, безусловно, была самой привлекательной. Все остальные были слишком нахальными, слишком очевидными. Похоже, ты была с ними одного возраста — по крайней мере, лет на пятнадцать младше меня, — но была в тебе какая-то зрелость, заметная по твоему лицу уже тогда. Ты осмотрелась по сторонам, словно искала кого-то, и я улыбнулся тебе, но ты этого не заметила, а уже через несколько минут мне пришлось бежать на свою лекцию.
Меня пригласили прочесть здесь шесть лекций, и я согласился — это было частью программы по приобщению колледжа к бизнес-подходу. Читать эти лекции были довольно легко: студенты на них либо наполовину спали, либо, наоборот, были ужасно внимательными, чтобы не пропустить ни одного моего слова о предпринимательстве. Неплохо, как для человека, который никогда даже не ходил в колледж. Хотя это был довольно странный бизнес-курс: слушатели — сплошь только девушки, и я не мог не заметить, как они переглядывались между собой, когда я в первый день вошел в аудиторию. Думаю, я представлял для них что-то новенькое — постарше, чем мальчики в коридорах, но помладше, чем профессора и местные преподаватели. Мои костюмы были сшиты на заказ, рубашки сидели прекрасно, на рукавах поблескивали серебряные запонки. В волосах моих не было заметно седины — тогда, по крайней мере, — а под пиджаком не прятался животик, столь привычный для мужчин среднего возраста.
