Мне кажется, что я проторчала здесь уже несколько часов, — одни и те же вопросы, одни и те же ответы, один за другим, кругами. Я рассказала им все, что могу, — по крайней мере, про Лизу. Адвокат, которого прислал Саймон, посоветовал, что так будет лучше всего, — вероятно, так оно и есть. Я сказала им, что Лиза села в мою машину, и я сняла ей номер в отеле. Рассказала про ее мысли о Кейти. Про Скегнесс я им не говорила. Если ее найдут там до того, как она успеет найти Кейти, Ава будет мертва. У нас был десятиминутный перерыв — Брей вызвали из комнаты, но теперь она вернулась. «Что дальше? — спрашиваю я себя. — Что они нашли?»
— Мой клиент понимает, — начинает адвокат, — что она совершила серьезную оценочную ошибку, не сообщив вам сразу же о том, что ее нашла Шарлотта Невилл, но она имела намерение позвонить вам сегодня. Ее главная забота — благополучие Авы Бакридж, об Аве болело ее сердце, и она действовала, подчиняясь голосу сердца. Я полагаю, что с учетом личной ситуации — серьезная семейная травма, а также переживания, связанные с раскрытием реальной личности Лизы Бакридж, — предъявление ей обвинений не даст никаких результатов. Она в высшей степени сожалеет о своих действиях, объясняемых ограничением способности выносить правильные суждения, что было вызвано эмоциональным утомлением и неправильно понятым чувством преданности человеку, которого она считала лучшим другом.
— Она серьезно повредила моему расследованию, — говорит Брей. — Шарлотта Невилл — опасный убийца.
— Это не она, — в тысячный раз говорю я, несмотря на предупреждающий взгляд юриста. — Это Кейти. Кейти жива. Ее тело не было найдено. Она — мать Джоди. Я все время вам это повторяю. Если бы вы видели Лизу, вы бы знали. Она убеждена.
— Я уверена, что она убеждена, — кивает Брей. — Возможно, она верит, что так оно и есть. Может быть, мы имеем дело с раздвоением личности. Возможно, теперь она — Шарлотта и Кейти. Но мы тщательно обыскали дом Амелии Казинс — ничто там не вызвало у нас подозрений. Но мы нашли свидетельства того, что там побывала Шарлотта. Кассета с ее и Кейти инициалами на кровати Амелии и большая раковина. Лиза поехала в какой-то прибрежный город, Мэрилин?
— Я не знаю, — отвечаю я. На кончике языка у меня Скегнесс. — Но возможно, Кейти оставила эти вещи там как послание Лизе? Я не могу называть ее «Шарлотта». Для меня она Лиза.
— Или их могла оставить Шарлотта — как фальшивую наводку.
— Вы говорили с Амелией Казинс?
— Ее и Джоди телефоны выключены или вне зоны прохождения сигнала. Мы знали, что они обе в отъезде. Амелия сказала, что, возможно, присоединится к дочери, которая находится в Испании на финке[473]. Это не вызывает никаких подозрений. — Брей наклоняется над столом. — Я пытаюсь проявлять к вам терпение, Мэрилин. Но вы должны согласиться, что своими действиями вы могли поставить под угрозу жизнь Авы. А может быть, еще и жизни Амелии и Джоди Казинс. Ваш долг — помочь нам.
— Хотя моя клиентка убеждена в справедливости ее версии, она сделает все, что в ее силах, чтобы помочь вам. — Голос адвоката звучит бесстрастно. Спокойно и размеренно на фоне раздражения Брей и моей усталости.
— Давайте еще раз. С самого начала. Все подробности. Вероятно, мы что-то упустили. Давайте еще раз пленку.
Я издаю протяжный вздох. День обещает быть долгим.
Глава 67
Лиза
Я предполагала, что дом стоит на берегу. Ребенком в те долгие часы, когда я предавалась фантазиям о приезде сюда с Кейти, цеплялась за единственную надежду в моей беспросветной жизни, я всегда воображала, что входная дверь открывается прямо на песчаный пляж, залитый солнцем, как на тропическом острове, а не на английском курорте, где воздух пахнет солью и дешевой жареной едой. Дом стоит даже не в городе, а уже за его пределами. Подъездная дорожка больше напоминает тропинку, впереди вырисовываются очертания дома. Он фасонистый, большой и почти в стиле ар-деко. Выглядит более современно, чем должен бы, судя по его возрасту. Когда его построили? Может быть, в 1920-е? Я останавливаюсь, взвешиваю имеющиеся у меня варианты. Входная дверь не будет заперта. Чего она опасается? Что если я позвоню и она придет открывать, то я всажу нож ей в грудь, прежде чем она скажет хоть слово? Такое предположение не совсем уж неверно, но я не собираюсь наносить ей смертельную рану. Я хочу только обезвредить ее, чтобы гарантированно найти Аву.
С того места, где я стою, чуть правее здания, я ищу взглядом какие-нибудь признаки камер наблюдения. Не вижу ни одной. Может, у нее есть камера над дверью, тогда она будет знать, когда я появилась. Черные лужи окон во мраке не выдают никакого движения за ними. Может быть, изнутри за стеклами опущены жалюзи или задернуты шторы. К задней двери не подойти — сад огорожен высоким забором. Она не оставила мне выбора. Либо войти, следуя ее инструкции, либо уйти и вызвать полицию. Если я войду, она попытается меня убить. Если уйду, она убьет Аву. Кейти — режиссер-постановщик. Кейти — великий составитель планов.
Руки у меня вспотели. Я знаю: Ава здесь. Ава и Кейти ждут меня. Она обещала отпустить ее, убеждаю я себя. Не Ава ей нужна. Я думаю о Даниеле. О том, что сделала. О том грузе, который несла все эти годы. Спасение Авы — вот единственное, что имеет значение. Если мне придется при этом умереть и покончить со всем этим, значит так тому и быть. И все же я вытаскиваю нож, крепко держу рукоятку.
Я иду по подъездной дорожке в эту пугающую тишину, где только шелест капель дождя по листьям кустарника да хруст гравия у меня под ногами. Я стреляю глазами в одну, другую сторону, ищу чего-нибудь или ничего не ищу. Невидимую угрозу. «Сразу она тебя не убьет, — убеждаю я себя. — Она хочет поговорить. Ей нужно восполнить пробелы. В этом мое преимущество. Я знаю». Если мне удастся застать Кейти врасплох, вонзить нож в ее тело, одолеть ее, то у меня появится шанс.
К ярко-белой входной двери ведут три бледные ступеньки, я делаю глубокий вдох, поднимаюсь и распахиваю дверь. Осторожно переступаю через порог, оставляя дверь открытой. Внутри холодно, и, хотя деревянные доски пола отшлифованные и гладкие, ощущение пустоты, заброшенности сразу же возвращает меня назад во времени — в дом на Кумз-стрит. Несколько картин, современное абстрактное искусство, все еще висят на стенах, у одной — туалетный столик, но это забытые предметы, неухоженные. Более дорогие, чем мусор в полуразрушенном доме на Кумз-стрит, но такие же. Время замкнулось в самом себе. Нет, поправляю я себя. Время всегда замкнуто в себе самом, прошлое — как тени, от которых мы не в силах отделаться, а теперь я чувствую, как время окружает меня, собираются призраки, чтобы меня задушить. Кейти, Даниель, Тони, мама.
Я в большой открытой передней, можно сказать — комнате, из-за отсутствия мебели она кажется еще больше. На окнах опущенные жалюзи, внутрь снаружи проникают только осколки серого света. Я слышу собственное дыхание. Что теперь?
Делаю шаг вперед, еще один. Никто не прячется в углах. Здесь никого нет. Что мне — подняться наверх? Где следующая наводка, Кейти? Чего ты ждешь от меня здесь?
Она появляется так неожиданно — призрачная фигура передо мной, что я охаю и делаю шаг назад. Кейти, но такая, как была в детстве. Призрак моей Кейти на нижней ступеньке. «Что такое?» У меня хватает времени, только чтобы эта мысль мелькнула в моей голове, и тут пол каким-то образом уходит из-под моих ног.
«Дом волшебника, ты помнишь? — слышу я голос Кейти у себя в голове. — Полно всяких фокусов».
И я вошла прямо в него. Тупоумная, глупая Шарлотта. Я чувствую сеть вокруг меня, а потом сильный удар головой о бетон, и мир вокруг чернеет.
Глава 68
Мэрилин
Мой телефон они оставили у себя, но меня хотя бы выпустили.
— Спасибо, — говорю я. Саймон Мэннинг ждет меня в машине. «Во что ему обошелся адвокат сегодня?» — спрашиваю я себя. Я чуть не плачу от благодарности. — Они еще могут предъявить мне обвинение, но пока я свободна. Я им сказала, что буду в отеле. Это ничего?