— Да ну, маменька, ничего такого особенного я не планирую! Просто хочу разведать. Но вряд ли из этого что-то выйдет, ей-богу! Времена очень переменились…
— Ну разумеется. Ничто не стоит на месте! — очень энергично воскликнула моя мать. И метнула взгляд в сторону Имре. — Деловые люди обязаны быть в постоянном движении. А не стоит ли тебе взять с собой Нимека?
— Да ты что!
— Твой отец очень высоко ценил его практическую хватку. Он, конечно, фигура ничтожная, мне бы и в голову не пришло брать его в компаньоны. Но человек он практичный, этого не отнимешь. Может, все же имеет смысл взять его с собой? — заботливо спрашивала она.
Я взглянул на нее с беспомощной нежностью.
— Маменька, — сказал я, — Нимек сейчас имеет собственное дело. Разве ты не помнишь, я ведь тебе рассказывал?
— Да, конечно. Разумеется, — нетерпеливо ответила она. — Это просто совет, я не настаиваю, Я тут написала несколько рекомендательных писем к людям, имеющим какой-то вес. И, естественно, к Хане Симковой. Помнишь бабушку, которая тебя когда-то нянчила? А теперь, — резко сказала она, усаживаясь возле меня и беря меня за руку, — если мистер Габриэль позволит убедить себя в том, что у человека есть право на уединение в собственной комнате, мы с тобой сможем это обсудить.
Бедняга Имре с важным видом удалился. А чистый голос моей матери все звенел и звенел.
В воскресенье, перед моим отъездом, Имре отвел меня в сторону.
— Послушай, — сказал он, — мне не удалось отговорить ее писать письма. Что поделаешь! Это для нее такая радость!
— Неважно, дядя. Все нормально.
— Даже твоей старой няньке Хане. Хана умерла года два или три назад. Ей я этого, конечно, не рассказал. Даже муж Ханы куда-то переехал. Твоя мать совсем отстала от жизни, — печально добавил он. — Ты очень на меня сердишься, Николас?
— Нет, дядя, не сержусь.
— Дай-ка сюда эти письма. Я их выброшу или сожгу.
Он говорил так покаянно, так хотел все загладить, что я выполнил его просьбу.
Я уехал сразу после чая и в половине девятого подкатил к площади Фитцвольтер. На площадь быстро опускались сумерки, и она пустела на глазах. Я немного посидел в машине, погруженный в глубокую меланхолию. Мауру видеть не хотелось. Возвращаться к себе — тоже.
Я сидел в машине и тоскливо размышлял о Канлифе, Павелке и о поездке в Прагу. Я думал, где окажусь в это же время через неделю.
Потом, когда на площади зажглись огни, я вышел из машины и направился к бару «Мушкетеры», расположенному прямо у перекрестка. По воскресеньям я всегда пил здесь пиво. В баре сидела миссис Нолан с подругой — обе уткнулись в телевизор. Я заказал пинту пива и выпил ее залпом. А миссис Нолан даже не повернула головы.
Потом я пошел в другой бар, в котором было повеселее, и увидел там Вала с Одри — тех самых, у которых была тусовка на прошлой неделе. Стареющая модель помахала мне рукой. И я помахал ей в ответ. Но подходить не стал. Я разглядывал их компанию с любопытством, размышляя, кто из них за мной шпионит — если, конечно это кто-то из них. Но все это пустые размышления. Я вышел из бара, медленно побрел обратно к машине, набросил на нее чехол и вошел в парадную.
На часах было без четверти десять. В вестибюле темно. Сверху, из какой-то комнаты, раздавалось тихое бурчание радио, кто-то слушал воскресный спектакль. «Да только какому спектаклю сравниться с этим, нашим!» — думалось мне, когда я с чувством странной отрешенности бросал монету и набирал телефон Канлифа.
Он тут же снял трубку, и я сказал:
— Это Николас Вистлер.
— Да, мистер Вистлер?
— Вы просили позвонить.
— Очень хорошо, что вы это сделали. Я хотел убедиться, что вы вернулись из Борнемута. Впрочем, мне уже об этом сообщили.
У меня медленно и противно зашевелились волосы на голове.
— Значит, вы все еще ведете за мной слежку?
— Мы обязаны проявлять определенную осторожность. Вы взяли на себя очень серьезную миссию. Готовы ли вы вылететь во вторник, в десять утра?
Я не ответил, думая о шумной компании из «Мушкетеров». Любой из них мог отлучиться на минутку после того, как я оттуда вышел. «Да та же миссис Нолан», — подумал я, вдруг вспомнив маленькую, прилипшую к телевизору фигурку. Но миссис Нолан была не в курсе всех приколов, связанных с Белой. Только приятели знали про Белу — наши с Маурой приятели. Так неужели… Нет, не может быть, чтобы Маура… как может Маура? Маура даже не знает, что я вернулся. Смутившись и растерявшись от этой мысли, я сказал трубке:
— Нет. Я еще не уверен. Я пока не пришел ни к какому решению.
— Прекрасно вас понимаю, — проскрипел мне в ухо искаженный голос Канлифа. — Может быть, вы заглянете ко мне утром, в двенадцать часов? Ваша виза уже готова.
— Я подумаю.
— Это очень важно, — сказал он, и в трубке щелкнуло. Я положил трубку и медленно побрел к себе наверх.
На второй площадке меня пронзило какое-то неприятное подозрение. Бурчание радио стало громче, но раздавалось оно не с первого этажа и не со второго. А на третьем была одна-единственная комната — моя.
Я тихо поднялся на следующий марш и с бьющимся сердцем встал у порога.
Из-под двери пробивался лучик света. Никакого сомнения — радио звучало там, в моей комнате. Я приложил ухо к двери и услышал поскрипывание дивана и похрустывание бумаги.
Я отнюдь не чувствовал себя героем. Далее подумал, что, может, стоит по-тихому сп ус т и т ь ся вниз и прихватить что-нибудь — палку или копа, чтобы можно было защититься. Но ничего такого я не сделал. А нагнулся, собравшись с духом, в темноте снял ботинки, выставил их перед собой как оружие, распахнул дверь и завопил:
— Кто тут?
— Я, — сказала Маура. Она сидела на диване и разворачивала фантик конфеты. — Я думала, сколько ты еще будешь пропадать?
Глава 13
Ее кривенькая улыбочка сверкнула лукаво — как всегда в последнее время.
— А кого ты ожидал увидеть?
— Как ты сюда попала?
— Я позвонила в дверь.
— Миссис Нолан нет дома.
— Мне открыл старикашка со второго этажа. И вроде бы разозлился.
— Откуда ты узнала, что я приехал?
— Увидела машину у подъезда.
— В котором часу?
— Примерно полчаса назад, — сказала она, и лукавство сразу исчезло с ее лица. — Слушай, а ты вообще собирался входить или нет? — спросила она нетерпеливо. — И зачем ты разулся?
Мне чуть полегчало от ее дерзкого тона, но все равно это было жутко неприятно. Я взглянул на ее туфли. Потом на нее и облизнул пересохшие губы. Что, если это она звякнула Канлифу и потом пришла сюда — дожидаться меня? Я просто не знал, что думать. Она впервые так поступила. Я нагнулся, надел ботинки и обалдело на нее уставился.
— Хватит таращиться, будто у тебя столбняк! Да что с тобой такое?
— Ты застала меня врасплох. Я не ожидал тебя здесь увидеть.
— Решила заскочить — поздороваться… Может, мне не удастся увидеть тебя перед отъездом. Ты ведь не против?
— Ничуть.
— Все-таки поедешь? — пристально глядя на меня, спросила она.
— Да, конечно.
— Твоя мама, наверно, обрадовалась?
— Да, пришла в полный восторг.
— Клево!
— Ага.
По радио вдруг раздался пистолетный выстрел, и я подпрыгнул. Маура выключила радио и сказала:
— А ну, посмотри на меня, Николас. Что с тобой творится?
— Ничего. Я, Маура, здорово устал с дороги.
Она с минуту пристально на меня смотрела, потом сказала с расстановкой:
— Ну, я пошла. Тебе нужно выспаться.
Я промолчал.
— Когда примерно ты вернешься?
— Думаю, через неделю-другую. Пока точно не знаю. — И подумал: интересно, знает ли об этом она?
— Ладно. — Она поднялась, сунула свои конфеты в сумочку и надела жакет. — Может, зайдешь в гости, когда приедешь.
И коротко сверкнула своей кривенькой улыбочкой.
Мне сразу же захотелось взять ее за руку, но я удержался.
