Я с огромным облегчением ответил, что мое возвращение именно так и надо расценивать. И тогда он стал обзванивать оба свои отдела, а Влачек сидел ввинчивал сигарету в длинный мундштук и пытался хоть как-то разрядить обстановку. Но он был смущен и оттого не так болтлив, как обычно.
— Ну вот, — сказал наконец Галушка, опуская трубку, — можно идти.
Он выглянул в окно и вытащил зонт из подставки.
— Если хотите, оставьте здесь свой плащ, пан Вистлер. Нам хватит одного зонта на двоих. Идти недалеко.
Дождь был божьим даром. Перед этим я все думал, куда бы мне деть свой плащ, потому как не хотелось, чтобы оба путеводителя оказались в одной и той же комнате.
— Да нет, спасибо, — сказал я. — Я, пожалуй, захвачу его с собой. Не помешает. А вот эту книжку действительно можно оставить. — Я сам поражался, как у меня все гладко получается.
— Конечно, — ответил он. И потом говорит: — А вы снова ходите со своим путеводителем? Ну, уж на этот раз мы не дадим вам его забыть!
И все. КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ.
Когда мы выходили из кабинета, затылок у меня был абсолютно мокрый от пота. Коротышка Влачек увязался, за нами. Никто не поинтересовался, есть ли у него плащ, и зонта ему Галушка не предложил. Он страшно вымок.
Я приехал на завод в половине десятого, и еще не было двенадцати, как я закруглился.
Нет ничего скучнее техники производства стекла, конечно, если вы не безумно увлечены этим процессом. Смесь скучнейших минералов прокатывается и заливается в форму — в зависимости от того, что вы хотите получить. Вопросы, которые я в этот раз задавал, были связаны с «металлизацией» тонкой стеклянной посуды и отжигом в трех разных диапазонах, на пробу. В прошлый раз Галушка настаивал на том, чтобы я все записывал, — иначе, мол, ничего не останется в памяти. И потому, когда я вынырнул наконец из последнего цеха, в руках у меня был полностью исписанный блокнот, а на лице — лихорадочный интерес.
Дождь кончился, и земля курилась в этой тропической жаре.
— Вот видите, пан Вистлер, — восклицал Влачек, — я же вам сказал, что вы привезли с собой хорошую погоду!
Он уже начал чихать, но оптимизма не утратил.
— Мы в городе очень нервничали из-за воскресного парада, — говорил он Галушке. — Но метеослужба сегодня пообещала отличную погоду. Им-то было невдомек, что это пан Вистлер ее привез! — восклицал он радостно.
— А-а, парад, — сказал Галушка. — А вы, пан Вистлер, останетесь на него посмотреть?
— Боюсь, что нет. Мне завтра лететь обратно.
— Пропустите очень интересное событие. Юноши и девушки со всех концов страны в национальных костюмах… посвятившие себя служению родине — глядя на это, начинаешь понимать, в чем источник нашей силы!
Так как я впитывал каждое его слово, он вроде проникся ко мне симпатией и теперь был явно не прочь постоять и потрепаться. И мне тоже было некуда спешить. Каждая минута, проведенная здесь, была бонусом для того, кто сейчас занимался «Норстрандом». О совместном обеде ничего сказано не было. Я все думал, успеет ли этот таинственный Голомбек, этот «чертов осел», закончить своё дело.
Мы пошли к главному корпусу. У входа уже стояла машина.
— Надеюсь, теперь вы располагаете исчерпывающей информацией, — сказал мне Влачек. — Пока мы здесь, может, хотите еще о чем-нибудь расспросить товарища Галушку?
Но я ничего не мог придумать. Был просто не в состоянии выжать из себя еще что-нибудь про стекло. А только чувствовал, что затылок у меня снова весь мокрый — оттого, что я не знаю, как заговорить про «Норстранд».
— Если будут еще вопросы, — сказал Галушка кладя одну лапу мне на плечо, а другой хватая меня за руку, — обращайтесь без всякого стеснения. Я не рассержусь. — И, улыбаясь своими разнокалиберными глазками: — Я прекрасно вам все объясню.
— Да нет… Мне кажется, я выяснил все, что нужно…
И тут беспрестанно чихающий, но очень сообразительный Влачек пришел мне на помощь:
— А как же ваш путеводитель, мистер Вистлер? Вы снова чуть его не забыли.
Прошла целая вечность. Мы с Влачеком ждали на фоне курящихся луж. Потом наконец возник Галушка. В руках у него был «Норстранд». А минутой позже мы уже мчались обратно в Прагу.
Канлиф был прав — если не дрейфить, то, в общем-то, ничего особенного!
Глава 31
Машина подкинула меня до «Словенской», и Влачек прочихал мне «до свидания». На самом деле, он был славный коротышка, и мне было его жаль. Если начнут искать козла отпущения, ясно, кто им окажется.
Было только половина первого, обедать еще рано. Я был на диком взводе, слишком возбужден, чтобы идти в номер. И решил, что стоит пройтись в сторону музея, а по дороге чего-нибудь выпить.
Голова у меня была легкая и кружилась от радости. По прошлому опыту я знал, что это пройдет, что очень скоро я завибрирую, как струна рояля. Но сейчас, в настоящий момент, я понимал, что все в ажуре, что я получил то, что нужно! Все складывалось само собой, и была в этом некая предрешенность. Теперь главное — чем-то заполнить время до десяти утра.
На Вацласке Намести все сияло под солнцем — булыжник, тротуары, деревья. Все искрилось и курилось влагой прошедшего дождя. Как Влачек и говорил, подготовка к празднику шла полным ходом, вокруг царили суета и оживление. Рабочие, взобравшись на приставные лестницы, развешивали лозунги и транспаранты. Около ресторана «Злата хуза» целая бригада, раскачиваясь в люльке, поднимала какой-то триптих. Дальше, через улицу Оплеталу, по которой, дребезжа, бежали трамвайчики, шел транспарант: ЗА ПРОЧНЫЙ МИР, ЗА НАРОДНОЕ ПРОЦВЕТАНИЕ!
Молодые девицы, высыпав из офисов в обеденный перерыв, болтая и хихикая, прогуливались по тротуарам, и легкие летние платья туго облегали их сочные славянские стати. Даже старухи в черном — этот непременный элемент пейзажа, — и те будто заразились общим весельем и тащили свои кошелки, улыбаясь беззубыми ртами.
Так я дошел до статуи Святого Вацлава и тут решил, что, пожалуй, стоит выйти на набережную — чего-нибудь пропустить. Подмигнув ему и его железному коняге, я пересек дорогу, пошел по улице Мезибранской, мимо музея и потом прогулялся под липами до кафе «Ман».
Когда я дошел до него, пробило час дня, и толпы разбрелись обратно по своим офисам. Я сел на улице за столик, заказал себе большую кружку пива и пил его, наблюдая за тем, как купальщики ныряют с мостков в плавящуюся под солнцем реку.
Есть мне не хотелось. Так, потягивая пиво, я просидел в кафе до трех часов дня. Потом солнце спряталось, и небо затянуло тучами. Тогда я взял свой плащ и ушел.
Хоть и стало пасмурно, но воздух был слишком липким и душным, чтобы идти пешком. На остановке возле моста Сметаны я сел на семнадцатый трамвай, идущий в сторону Вацлавске Намести, и простоял всю дорогу, болтаясь из стороны в сторону, в жуткой духоте. И с дичайшей головной болью вышел у Прикода.
Когда я направлялся к своей гостинице, расположенной в нескольких ярдах от остановки, проверяли громкоговорители, установленные на фонарях. В голове у меня как молотками стучало, во рту было горько от пива, а на сердце от внезапно набежавших туч и духоты — снова тягостно и кисло.
На втором этаже мне встретился Джозеф.
— Хорошо пообедали, пан Вистлер?
— Нет, Джозеф. Из-за жары нет аппетита. Выпил пива в «Мане».
— А-а. Да, тяжело. Вот скоро придет гроза, и тогда станет прохладнее.
— Да, похоже, гроза вот-вот начнется.
— Да, думаю, через часик-другой. У вас есть еще дела на сегодня?
— Нет. Пойду прилягу.
— Прекрасная идея! Принести еще пивка?
— Спасибо, не стоит. Я и так уже перебрал.
— Попробуйте ледяного «Пльзенского» перед тем, как лечь. Очень рекомендую.
Пива мне больше не хотелось, но он был явно настроен: потрепаться, и чтобы от него отвязаться, я согласился и вошел в номер.
Маркиза над балконом была опущена, и комната, погруженная в зелень и полумрак, напоминала аквариум.
