Никто из них не был здесь после похорон.
Их мать умерла год назад.
— О Господи, позволь нам быть правдивыми и достойными, — продолжал раввин. — Помоги нам увидеть через твой вечный огонь, какие мы есть на самом деле.
Он улыбнулся, поймав взгляд Кейт.
Работа Кейт по исследованию стволовых клеток привела к возникновению двух новых проектов. Грег успешно трудился в больнице. Но он был прав, одного фанатика-ученого в семье хватило за глаза. Эмили подала заявление в Университет Брауна и собиралась продолжать играть там в сквош. Университетский тренер жаждал заполучить ее.
И самые лучшие новости — Кейт улыбнулась, прислушиваясь к молитве, — Тина вернулась в лабораторию на полный рабочий день. Они снова вместе ходят в кафетерий в перерыв. Кейт пообещала, что не будет впадать в панику при виде незнакомцев.
Весь последний год Кейт старалась примириться со случившимся. Она постоянно носила подвески. Обе. Теперь они значили для нее еще больше, чем раньше. Несколько месяцев назад она получила письмо через отдел по осуществлению программы защиты свидетелей без обратного адреса. Там лежала открытка, вернее, пол-открытки. Она была специально разорвана пополам. Никакого послания. Никакого адреса.
Но слова были не нужны.
На открытке была половинка изображения золотого солнца.
Все нормально. Не обязательно его видеть. Лучше думать о нем, знать, что он жив. «Я должен был сделать выбор», — сказал он. Кейт будет помнить этот выбор до конца своих дней. И когда она думала о нем, она не могла не помнить, что он — ее отец. Бородатый мужчина в кепке, которого она видела всего пару раз. Потому что это было правдой. Он действительно был ее отцом. Он это доказал. От этой правды она больше не могла прятаться.
Кейт хранила и медальон. В ящичке около кровати. Время от времени она доставала его, открывала и смотрела на прелестное лицо. Внимательные зеленые глаза и светло-русые волосы, заплетенные в косы. Еще Кейт поняла, как сильно человек должен был любить ее, чтобы отказаться от нее. И сколько ее кровь унаследовала от матери.
Она вспоминала об этом каждый день. Дважды в день.
Они были связаны. Этого не изменить никогда.
Кейт подняла голову. В конце прохода стоял Грег. Он обещал прийти, как только сможет освободиться. Он подошел, сел рядом и взял ее за руку. Она улыбнулась. Он подмигнул и одними губами произнес:
— Пух…
Служба подходила к концу. Раввин попросил прихожан подняться. Он прочитал поминальную молитву за тех, кто уже ушел. Грег сжал ее руку.
Затем раввин сказал:
— Мы думаем о тех, кто недавно ушел из жизни, и о тех, кого уже давно нет с нами. Или о тех, кому нужны наши молитвы, о родственниках и любимых, которые так много для нас значат и являются частью наших жизней. — Он поднял голову. — Кто хочет почтить их, назовите их по имени.
Кто-то во втором ряду встал.
— Рут Бернштейн, — сказал он.
Затем встал мужчина в последнем ряду:
— Элан Маркус.
Встала женщина в шали, сидящая сбоку.
— Артур Левин, — тихо произнесла она.
Наступила тишина. Раввин ждал. Оглядел паству, нет ли еще желающих.
Кейт встала. Взяла за руки Эм и Джастина.
Шарон всегда будет ее матерью. Не важно, как все было. Не важно, чья кровь течет в ее жилах.
— Шарон Рааб, — громко проговорила она. — Наша мама.
Потому что это тоже было правдой.
УГАДАЙ КТО
(роман)
Крис Макджордж
Телеведущий программы «Сыщик-резидент», любитель хорошо поработать и хорошо отдохнуть, Морган Шеппард просыпается с похмелья и обнаруживает, что прикован наручниками к кровати в незнакомом гостиничном номере. Последнее, что помнит Шеппард: он был в Париже с прекрасной француженкой и собирался заняться с нею любовью, но она выбежала за льдом для шампанского, а он… он очнулся в другом месте. В другой гостинице. И, судя по виду из окна, — в другом городе. К тому же Шеппард здесь не один — с ним в номере несколько человек, которые тоже не понимают, как сюда попали. Ситуация становится еще более абсурдной и пугающей, когда в ванной кто-то из них натыкается на труп. Тут включается телевизор, и неизвестный в маске лошади сообщает с экрана, что у Шеппарда есть только три часа, чтобы раскрыть убийство, иначе отель, в котором все они находятся, взлетит на воздух…
Пролог
К моему возвращению в школе уже совсем тихо. Когда я где-нибудь забываю вещи, мама называет меня безголовой тюхой, но никогда не объясняет, что это значит, — у нее вечно нет времени. Выходит, я снова оказался безголовой тюхой. Я понял это, как только заглянул в портфель по пути домой, — ну конечно, оставил тетрадку в кабинете математики. А в тетрадке — домашнее задание. Очень не хочется подводить мистера Джеффериса, вот почему я снова здесь. Миную площадку перед школой, проскальзываю через парадный вход. С наступлением темноты, когда все ушли, в школе страшновато, даже мурашки бегут по спине. Днем здесь полно народу, шум и гам, но сейчас в пустых коридорах тихо, и мои шаги звучат так, словно топает стадо слонов, это все из-за эха, которое скачет от стены к стене, от потолка к полу. Сейчас здесь никого нет, только человек в зеленом комбинезоне орудует странной машиной для мытья полов. Видок у него еще тот, — кажется, несчастней нет человека на свете. Папа говорит, если я не буду хорошо учиться, меня ждет такая же участь. Мне жалко этого человечка, но я тут же спохватываюсь, ведь жалеть людей нехорошо, жалость унижает.
Я прибавляю шаг, подхожу к кабинету математики. Дверь полуоткрыта. Мама всегда учила меня быть деликатным, поэтому я на всякий случай стучу. Открываясь, дверь пищит тоненьким, как у мышки, голоском. Его я вижу не сразу. Наткнувшись на груды разбросанных по полу бумаг и учебников, дверь застревает. Одну тетрадь я узнаю и, нагнувшись, поднимаю. Моя тетрадочка. Мистер Джефферис их у нас собрал в конце урока.
Тут до меня доходит, что в классе творится что-то недоброе. Я поднимаю взгляд и вижу мистера Джеффериса, учителя математики, моего учителя математики. Моего друга. Он висит посередине кабинета на ремне, стягивающем шею. Неестественно-бледный, огромные глаза выпучены, лицо похоже на карикатуру.
Но нет, это не карикатура. Он настоящий. Хотя далеко не сразу до меня доходит, что́ висит передо мной, не сразу удается понять: это не чья-нибудь отвратительная шутка.
Я гляжу и гляжу, а он все висит.
Мистер Джефферис. Мертвый.
И тут я начинаю орать благим матом.
Глава 1
Двадцать пять лет спустя…
Резкий, пульсирующий звук, казалось, поселился в голове и ввинчивался в мозг. Но стоило только на нем сосредоточиться, звук разделился, часть его куда-то уплыла и превратилась в звон. Одна часть — в голове, другая — где-то там, в другом месте. В общем, не здесь.
Дзынь, дзынь, дзынь.
Дзынь, дзынь, дзынь.
Звон был настоящий, и звенело совсем рядом.
Открыть глаза. Все вокруг плывет, темнота. Что происходит? Слышно чье-то тяжелое дыхание — понадобилась долгая секунда, чтобы понять: дышит он сам. Все чувства мерцают, как лампы в больничном коридоре. А потом — да-да, теперь он ощущает, как вздымается и опускается грудь, ощущает поток воздуха, рвущийся сквозь ноздри. И воздуха не хватает. Он попытался вдохнуть глубже и понял, что во рту у него совершенно сухо, — язык ворочается словно в темнице, стены которой оклеены наждачной бумагой.
Тишина… Впрочем, нет, где-то рядом все еще звенит: дзынь, дзынь, дзынь. Он успел привыкнуть к этому звону. Телефон. Попробовал пошевелить руками, но не смог. Обе руки где-то над головой, задраны вверх и тихонько дрожат, а в ладонях покалывает. Запястья схвачены чем-то твердым и прохладным. Металл? Да, похоже на то. Вокруг запястий железные обручи… наручники? Он попытался пошевелить онемевшими руками, чтобы понять, к чему прикован. Вертикальная перекладина у него за спиной. И он прикован к ней наручниками?
