Стоя у края кровати, Авги опустил на нее взгляд и спросил:
— Уверена, что это нужно? Ты же меня не знаешь.
Слова его, казалось, никак не вязались с движениями губ, словно он был актером в заграничном кино, озвучивающим дублированный диалог. С шампанским она явно перебрала. И наплевать.
— Уверена.
Он стащил с себя водолазку, освободился от брюк и трусов. Она упивалась его телом, за которым свет свечей пустился по полу в волшебный танец. Авги был смугл и мускулист, с широкой грудью, оказавшейся поразительно гладкой, почти совсем без волос.
— Я хочу видеть тебя. — Одной рукой он сорвал прочь одеяло. Взгляд упал на два золотых колечка, висевших у нее на цепочке. — Что это у тебя за ожерелье?
— Не обращай внимания.
Нагнувшись, он громадной ручищей ухватился за пояс ее трусиков:
— Они тебе не понадобятся. — Одним быстрым, грубым движением спустил их, стащил совсем и швырнул на пол. Упал на нее сверху и коленями развел ее бедра. Она потянулась было, чтобы направить его, но Авги отвел ее руку в сторону. — Не спеши, — выдохнул он ей в ухо. Обхватив ее правое запястье, завел ей руку за голову и припечатал ее к матрасу, его рука гуляла по ее грудям.
Выгибая спину, она плотно прижималась своим лоном к нему:
— Ну пожалуйста!
— Прошу тебя — подожди.
— Ты противный, — сонливо и пьяно шепнула она.
Он засмеялся и припал губами к ее соскам.
— Ты сладкая, как сахар, — бормотал он, и слова отдавались гулким эхом, будто произносил он их в пещере, или в ущелье, или в холле их дома: «Сахар… сахар… сахар».
От его дыхания и кожи веяло холодом, зато на лбу выступили капельки пота. Одна из них скатилась по его лицу и упала ей в ложбинку между грудями. Свободной рукой она нащупала покрывало, чтобы укрыть под ним тела, но никак не могла его отыскать.
— Мне холодно.
— Я согрею тебя.
— Тогда поскорее.
Когда он наконец вошел в нее, она была уже разгорячена и готова для него и все же словно задохнулась. Он умерил свой пыл и спросил:
— Я делаю тебе больно?
— Да, — ответила она, обвивая ногами его бедра. — И это чудно.
При свете свечей ей слышался пульсирующий ритм его рок-музыки. И в то же самое время — она готова была поклясться — ей слышался голос любимого певца, тихо и проникновенно певшего что-то в отдалении. «Аэросмит» и Синатра — странное сочетание. Виски «Джек Дэниелс» и мартини.
Была уже середина ночи, когда она выбралась из его постели. Свечи на полу спальни погасли. В темноте она попыталась на ощупь отыскать его на громадной кровати, чтобы поцеловать на прощание, но руки терялись в грудах подушек и горах пуха. Бросив поиски, она отвернулась и попробовала — также на ощупь — отыскать на полу платье с трусиками. Собрав одежду, Бернадетт тихонечко, на цыпочках, направилась к выходу. Дверь в большую гостиную была открыта, и она видела там слабое свечение. Несколько свечей все еще горели. Проходя, она задула их, чтобы по его дому не загуляли языки пламени.
Из темноты спальни протянулась мускулистая рука и обвила ее талию.
— Вернись ко мне в постель.
— Мне рано вставать, — шепнула она, прижимая одежду к обнаженной груди.
— Плевать. — Она почувствовала его губы на своей шее, потом его грудь, прижавшуюся к ее спине, а потом его руки, скользнувшие под ворох ткани и укрывшие ладонями ее грудь. — Останься.
Бернадетт чувствовала, как нарастает его возбуждение.
— Ты играешь нечестно, мне правда надо идти.
— Ну совсем немножечко. Полежи со мной еще. Я прошу.
Тон, каким это было сказано, отозвался острой болью в ее сердце. Столько в нем было одиночества и желания… как у нее самой в худшие из ночей. Она разжала руки, одежда полетела на пол. Авги подхватил ее на руки, а она обвила руками его шею и, пока он нес ее обратно к кровати, успела шепнуть:
— Только не дай мне снова уснуть. Проснуться я должна в своей собственной постели.
— Я тебя туда сам отнесу, — пообещал он, укладывая ее среди одеял, подушек и мятых простынь.
Глава 25
Голова раскалывалась с перепою. Давненько с ней такого не случалось. Ладно хоть Авги сдержал обещание и перенес ее в ее собственную постель. Когда в среду утром она выбралась из нее, виски ломило от боли, а желудок настойчиво просился наружу. Едва разлепив глаза, Бернадетт поплелась вниз, в ванную.
Горячий душ немного унял головную боль, но оказался бессилен приглушить память о его руках и губах, блуждающих по ее телу. Она молилась, чтобы их ночь не была ошибкой, и надеялась, что это не в последний раз. Любовником он оказался изумительным.
Неохотно натянув темно-синие брюки, белую блузку и синий блейзер, она направилась к двери. Торопливо шагая по тротуару, сверилась с часами и увидела, что еще нет семи тридцати. Хватало времени перехватить кофе с булочкой по пути в подвал.
Стоя в очереди в кафе, она обдумывала, чем заняться на работе. Она не собиралась уведомлять босса, что за ней следили, пока она шла к машине после панихиды. Ничего хорошего из этого не выйдет. Он и без того на нее будет злиться за то, что она не сумела определить подозреваемого и позволила убийце удрать.
Гарсиа дожидался, присев на краешек стола и вертя в руках одно из ее поощрений. Когда она вошла в дверь кабинета, он сухо поприветствовал ее:
— Добрый день, агент Сент-Клэр.
В одной руке она держала стаканчик с кофе, в другой — кусок пирожного и не придумала ничего лучше, как сунуть это пирожное в рот и проглотить. Уже сделав глоток кофе, чтобы запить, она, закашлявшись, бессвязно выговорила:
— Привет.
Гарсиа, на лице которого застыло брезгливое выражение, будто он увидел у себя в супе волос, держал наградную табличку двумя пальцами.
— Нашел это в мусоре.
— Моя вина. — Она отхлебнула еще кофе и подумала: «Господи! Он роется в моем мусоре. Плюс еще сказал: «Агент Сент-Клэр». Тяжелый нынче выдастся денек в подвале».
— Нашел среди сора и еще несколько свидетельств вашей вины. — Босс положил награду на стол. — Как прошел вчерашний вечер? Вы видели того, кого хотели?
И ведь как произнес он это — «видели»… Бернадетт сделала вид, что не поняла намека. Бросив стаканчик из-под кофе в мусорную корзину, она спокойно ответила:
— Не заметила ничего подозрительного.
— Муж?
— Не наш клиент.
Неожиданно он обратил внимание, что она заявилась с пустыми руками.
— А где папки, которые я вам забросил домой?
— У меня на кухонном столе. Собиралась пройтись по ним после того, как со всем тут разберусь.
— Позвольте мне убедиться, что я все понял верно. Вы собирались привести в порядок кабинет, а потом отправиться домой заняться кабинетной работой?
Понимая, насколько смешно это звучит, она не нашла ничего лучшего, чем ответить:
— Да.
Гарсиа поднял со стола наградную табличку и принялся рассматривать ее, обратившись к Бернадетт со словами:
— Вы не хотите работать здесь, не так ли?
Бернадетт с маху сунула руки в карманы блейзера.
— Я уже говорила. Подвал — отлично. Сент-Пол…
Босс перебил:
— Я имею в виду Бюро.
У нее глаза на лоб полезли.
— Что?! Я хочу работать в Бюро. Я люблю эту работу.
— Кто б сомневался, — устало выговорил он, бросил табличку в мусорную корзину и, обойдя Бернадетт, направился к выходу.
— Люблю, — повторила Бернадетт ему в спину.
Взявшись за ручку двери, Гарсиа проговорил не оборачиваясь:
— К завтрашнему дню завершите работу с папками, агент Сент-Клэр. Мне все равно, где именно вы будете их читать. Можете брать их с собой в туалет, если хотите. — Распахнул дверь и вышел.
— Я все равно люблю свою работу, — произнесла она, обращаясь к закрытой двери.
Бернадетт обедала в закусочной продуктового магазина, едва ощущая вкус еды. Дома, усевшись за кухонным столом, она стала просматривать оставшиеся папки по делу Арчера и делать выписки. Взяться за папку с делом Олсона она решила на следующий день. Ей трудно было сосредоточиться, она не раз ловила себя на том, что перечитывает целые страницы, потому что не может запомнить только что прочитанное. Слова Гарсиа вкупе с накладкой в Доме панихид вселили в нее ощущение неуверенности в своей работе и в своем видении. Решение напиться допьяна и переспать с Авги ничуть не улучшило такого же ощущения и в отношении личной жизни.
