Барабанная дробь…
БабуляЛиззи: Последний месяц я была не в состоянии выходить из дому.
БабуляЛиззи: Так что проблема в ЭТОМ!
ВрачПришел: Сочувствую. Можно называть вас Лиззи?
БабуляЛиззи: Конечно.
БабуляЛиззи: Я живу в Монтане. Во-первых, я бабушка, во-вторых, учитель рисования!
Мы поговорим об этом, но попозже.
ВрачПришел: Лиззи, месяц назад случилось что-то особенное?
Пауза.
БабуляЛиззи: Умер мой муж.
ВрачПришел: Как звали вашего мужа?
БабуляЛиззи: Ричард.
ВрачПришел: Я так сочувствую вашей потере, Лиззи. Ричардом звали моего отца.
БабуляЛиззи: Ваш отец умер?
ВрачПришел: Он и моя мать умерли четыре года назад. У нее был рак, а через пять месяцев после ее ухода у отца случился удар. Я всегда считала, что имя Ричард может принадлежать одним из лучших людей.
БабуляЛиззи: Как Никсону!!![656]
Хорошо: у нас налаживается взаимопонимание.
ВрачПришел: Сколько лет вы были женаты?
БабуляЛиззи: Сорок семь лет.
БабуляЛиззи: Мы познакомились на работе. ЛЮБОВЬ С ПЕРВОГО ВЗГЛЯДА, МЕЖДУ ПРОЧИМ!
БабуляЛиззи: Он преподавал химию. Я преподавала рисование. Противоположности сходятся!
ВрачПришел: Это удивительно! И у вас есть дети?
БабуляЛиззи: Двое сыновей и трое внуков.
БабуляЛиззи: Сыновья довольно смазливые, а внуки просто красавчики!
ВрачПришел: Как много мальчиков!
БабуляЛиззи: И не говорите!
БабуляЛиззи: Чего только я не насмотрелась!
БабуляЛиззи: Чего только не нанюхалась!
Я отмечаю про себя интонацию — оживленную и неизменно оптимистичную, отмечаю язык — неформальный, но уверенный, — и точную пунктуацию, и редкие ошибки. Она умна, общительна. К тому же скрупулезна — пишет цифры словами, не использует акронимы, хотя, возможно, тут дело в многолетней привычке. Так или иначе она относится к тем взрослым, с которыми можно работать.
БабуляЛиззи: А ВЫ, между прочим, мальчик?
БабуляЛиззи: Жаль, если так, просто девочки тоже иногда бывают врачами! Даже здесь, в Монтане!
Я улыбаюсь. Она мне нравится.
ВрачПришел: На самом деле я девочка-врач.
БабуляЛиззи: Отлично! Надо, чтобы таких, как вы, было больше!
ВрачПришел: Расскажите, Лиззи, что случилось после кончины Ричарда.
И она рассказывает. Рассказывает, что, когда вернулась с похорон, ей было страшно приглашать к себе гостей, а в последующие дни казалось, «будто внешний мир пытается проникнуть внутрь», поэтому она опустила жалюзи. Рассказывает о сыновьях, находящихся далеко, на юго-востоке страны, об их замешательстве, их участии.
БабуляЛиззи: Должна сказать вам — шутки в сторону, все это очень меня огорчает.
Пора засучить рукава.
ВрачПришел: Естественно. Происходит, я думаю, вот что: уход Ричарда совершенно изменил ваш мир, но внешний мир продолжает существовать без него. И с этим очень трудно примириться.
Я жду ответа. Ничего.
ВрачПришел: Вы сказали, что не убрали ничего из вещей Ричарда, и это я могу понять. Но хочу, чтобы вы подумали об этом.
Молчание.
А потом:
БабуляЛиззи: Я так рада, что нашла вас. Правда-правда.
БабуляЛиззи: Так говорят мои внуки. Они услышали это в «Шреке». Правда-правда.
БабуляЛиззи: Вы не будете возражать, если в скором времени я вновь с вами поговорю, правда?
ВрачПришел: Правда-правда!
Не смогла удержаться.
БабуляЛиззи: Я правда-правда (!!) благодарна ДискоМики за то, что рассказал про вас. Вы прелесть.
ВрачПришел: С удовольствием помогу.
Жду, что Лиззи выйдет из чата, но она продолжает набирать текст.
БабуляЛиззи: До меня дошло: я даже не знаю, как вас зовут!
Я в сомнении. Никому на «Агоре» я не сообщала своего имени, даже Салли. Не хочу, чтобы кто-то нашел меня, связал мое имя с моей профессией — словом, вычислил, кто я на самом деле. И все же история Лиззи растрогала меня. Одинокая вдова, не желающая склонять голову перед грозными небесами; этот ее шутливый тон… Но она сидит дома как на привязи, и это ужасно.
Пока я готовлюсь покинуть сайт, на экране возникает последнее сообщение.
БабуляЛиззи: Спасибо, Анна.
И она вышла из чата.
Ощущаю подъем. Я помогла человеку. Наладила контакт. «Только наладить контакт». Где я это слышала?
Я заслужила выпивку.
Глава 14
Спускаясь в кухню, я верчу головой из стороны в сторону и слышу, как хрустят у меня позвонки. Что-то привлекает мое внимание наверху: над лестничной площадкой третьего этажа я замечаю пятно — должно быть, от протекающего люка на крыше, рядом со световым фонарем.
Я стучу в дверь к Дэвиду. Он открывает не сразу — босой, в измятой футболке и домашних джинсах. Вижу, что разбудила его.
— Извините, — говорю я. — Вы спали?
— Нет.
Да спал он, точно.
— Не могли бы вы мне помочь? Мне кажется, на потолке протечка.
Мы поднимаемся на верхний этаж, проходим мимо кабинета, мимо моей спальни и останавливаемся на площадке между комнатой Оливии и гостевой.
— Большой у вас световой фонарь, — замечает Дэвид.
Не знаю, комплимент ли это.
— Оригинальный, — говорю я только для того, чтобы что-нибудь сказать.
— Овальный.
— Да.
— Не много видел таких.
— Овальных?
Однако обмен репликами окончен. Дэвид рассматривает пятно.
— Это плесень, — негромко произносит он, как врач, сообщающий пациенту неприятные новости о его здоровье.
— Можно просто удалить ее?
— Это не решит проблему.
— А что решит?
Он вздыхает.
— Сначала мне надо осмотреть крышу.
Он дотягивается до цепи люка и дергает дверцу. Качнувшись, она открывается, лесенка со скрипом соскальзывает вниз, в люк врывается солнечный свет. Я отступаю в сторону, подальше от света. Может быть, я все же вампир.
Дэвид тянет лестницу, пока она с глухим ударом не упирается в пол. Я смотрю, как он поднимается по ступеням и его обтянутый джинсами зад исчезает в проеме.
— Что-нибудь видно? — кричу я.
Ответа нет.
— Дэвид?..
Слышится какой-то лязг. На лестничную площадку выливается струйка воды, ярко сверкающая в солнечном свете. Я отодвигаюсь назад.
— Извините, — говорит Дэвид. — Лейка упала.
— Ничего страшного. Вы что-нибудь видите?
Пауза, затем вновь голос Дэвида, почти благоговейный:
— Там, наверху, настоящие джунгли.
Эта идея возникла у Эда четыре года назад, после смерти моей матери. «Тебе нужно что-то новое в доме», — решил он. И мы занялись преобразованием крыши в садик — там появились клумбы, маленький огород, ряд карликовых самшитов. Главная достопримечательность, которую наш брокер так и величал по-французски: «Pièce de résistance», — арочная шпалера, увитая растениями весной и летом, тенистый туннель протяженностью двенадцать футов, шириной три. Когда позже у моего отца случился удар, Эд поставил под аркой мемориальную скамью. Надпись гласила: «Ad astra per aspera» — «Через тернии к звездам». Бывало, весенними и летними вечерами я сидела там, в золотисто-зеленом свете, читая книгу и потягивая вино.
Последнее время я и думать забыла о саде на крыше. Должно быть, он одичал.
