— Господи Исусе!
— Да уж.
— Вы должны были обратиться в полицию. К врачу.
— Дело плохо, но не так плохо, — качаю я головой. — Мне это не впервой. И я категорически не хочу больше никакой полиции.
Наступает долгая пауза, и я осторожно заправляю блузку в юбку.
— Вам нужно что-нибудь? — спрашивает он. — Смену одежды? Зубную щетку? Другие вещи?
— У меня есть кое-какие деньги, — отвечаю я. — Я не хочу покидать отель. Здесь я чувствую себя в безопасности.
— Не валяйте дурака. Я пришлю кого-нибудь. Если проголодаетесь, закажите еду в номер.
Я так ему благодарна — глаза опять на мокром месте, а нос полон соплей.
— Мне больше некуда пойти.
Ужас этой мысли подстегивает мою жалость к себе более всего остального в этой жуткой ситуации. Этот ужас привел меня к пониманию того, насколько мы с Лизой были зависимы друг от друга. Всех остальных своих друзей я делю с Ричардом. Пенни неловко со мной, и я не могу себе представить, что изливаю сердце Стейси или Джулии. Без Лизы я совершенно одинока.
— Пожалуйста, не говорите Пенни, — прошу я. — Я знаю: с моей стороны было безумием звонить вам вот так. Но я подумала: может, вы мне предоставите номер, а я потом расплачусь с вами, и я еще кое-что улажу… — Я заговариваюсь, повторяюсь. Все это я уже сказала ему по телефону.
— Я никому не скажу. Об этом можете не беспокоиться. — Саймон смотрит на часы. — Но прошу прощения. Я должен идти. Я распоряжусь, чтобы вам принесли одежду и пижаму. И болеутоляющее. Какой у вас размер?
— Двенадцатый. Спасибо.
И только когда он почти на пороге, я ему говорю о том, что Ава пропала. Он замирает, несколько секунд молчит, потом лаконично замечает:
— Надеюсь, она появится.
Его спина напрягается, и я чувствую холодное дуновение, когда он тихо закрывает за собой дверь. Я смотрю на ее деревянную поверхность. С моей стороны было глупо упоминать что-то, связанное с Лизой. Я объект благодеяния — боже, как я это ненавижу! — и он, как и я, не хочет, чтобы ему напоминали о ней.
Глава 36
Лиза
Хотя простыни выстирали и поменяли, весь дом провонял мочой, матрас все еще влажный.
Если ты когда-то мочилась в постель, это навсегда.
Сменой имени от этого не излечишься. Надолго. Нужно было накрыть матрас полиэтиленовой простыней. Шарлотте они бы дали полиэтиленовую простыню. Но никого запах не волнует, как не волнует и то, что я описалась, как ребенок. Это мелочь в той суете активности, которая царит в доме. Шум. Столько шума — мне приходится напрягаться, чтобы слышать телевизор.
Ава исчезла. Одна эта мысль для меня как нож острый, и я прикусываю себе щеку, чтобы окончательно не расклеиться. Уже двадцать четыре часа прошло, хотя для меня это один описанный матрас и целая жизнь. Потеря Авы накрыла меня с головой. Они беспокоятся, как бы я не утонула в этом окончательно. Я была близка к этому, тут я не сомневаюсь, но теперь я вдруг увидела лучик надежды, соломинку, за которую можно ухватиться. Я так долго смотрела на экран телевизора, что глаза у меня начало жечь. Они хотят его выключить, чтобы поговорить со мной, но я им не позволяю. Боюсь пропустить что-нибудь в следующих новостях. Я должна смотреть их снова и снова, чтобы разобраться. Добавить к пазлу еще один фрагмент. Я как в лихорадке.
— Лиза, нам нужно…
— Ш-ш-ш! — шиплю я — сердито, резко. — Когда кончится.
Короткий репортаж повторяется. Мать мальчика, которого спасла Ава, заявляет, что ее сын, Бен, говорит, будто его столкнули в воду.
Столкнули. Столкнули.
— Мы знаем, Лиза, ты тут ни при чем. — Голос Элисон звучит раздраженно. Они думают, я рассыпаюсь, безумие, дремавшее во мне, пробирается наружу. — Мы знаем, когда Бен упал в воду, ты была с Мэрилин Хасси и ее мужем.
Мэрилин. Да, кстати о Мэрилин.
— Мне нужно радио, — говорю я. В моей голове слишком много электричества. Я слишком быстро пытаюсь строить умозаключения.
«Уедем со мной, детка». Мальчик говорит, что его столкнули. Кролик Питер.
— Нам нужно поговорить с вами. — Более резкий голос. Гнусавый. Женщина-ослица. Ослиный рев из неуклюжего тела. Но не мне обсуждать чью-либо внешность. Сальные волосы и рыхлые ляжки, тестообразные, они мелькают, когда распахивается мой халат.
— Об Аве.
Ее слова вонзаются в мой перегретый мозг, хотя, я думаю, что бы они мне ни сказали, я знаю побольше них.
— Ни у кого из друзей ее нет, — продолжает женщина-полицейский, — и они клянутся, что она им не звонила.
Грохот и проклятия доносятся из соседней комнаты. Мне не нравится, что они грязными руками лезут в вещи моего ребенка. Они не должны забывать, что это дом жертвы, а не преступника. Наверное, когда речь заходит обо мне, запутаться легко. Никто никогда не видит во мне жертву.
— Мы просмотрели ее телефон и айпад.
Я не свожу глаз с молчащего приемника. Я хочу, чтобы он работал вместе с телевизором.
Уедем со мной, детка, уедем прочь,
Мы с тобой вместе умчимся в ночь…
— Лиза, вы слушаете?
Женщина-полицейский говорит медленно и громко, словно со слабоумной. Пытается пробить словами мой толстый череп.
— Она общалась с каким-то мужчиной. Через фейсбучный мессенджер. Много общалась. Они договорились встретиться той ночью, когда она исчезла.
Ее слова, слова, за которые я должна бы зацепиться, проплывают мимо меня. Мое тело здесь, но мой мозг просеивает прошлое. Мы заключили договор.
«Вот те крест! Чтоб мне умереть, если обману».
Нарушение таких обещаний — акт возмездия. Я должна была знать. Я знала. Всегда знала. Вот она — причина страха, который так долго пожирал меня.
Элисон наклоняется, она видит, как сильно я раздражаю ослицу.
— Это Джон, — говорит она. — Это он переписывался с Авой в Интернете. Но то, что он писал… такое отец не говорит дочери. Смотри. — Она кивает Брей, которая держит пачку распечаток. Я, нахмурившись, беру их, смотрю на Элисон.
— Что ты такое говоришь? — врубаюсь наконец я.
— Джон нашел Аву в «Фейсбуке». Он несколько месяцев переписывался с нею. Но он ей не сказал, что он ее отец. Их переписка носила скорее… — она подыскивает слова, — сексуальный характер. Он уговорил ее убежать с ним. — Она берет мою руку, словно мы друзья, и нам обеим неловко. Моя ладонь вдруг потеет, влага выходит из меня, будто слезы, которые я давным давно уж выплакала. — Ты имела с ним какую-нибудь связь? — спрашивает она. — В доме его нет. Он почти год назад сказал соседям, что уезжает путешествовать. Полиция делает все, что в ее силах, чтобы его найти — найти их обоих, — но им нужна твоя помощь. Куда он мог бы ее увезти? Какое-нибудь место, которое было важно для вас обоих? Или только для него? Куда-нибудь, куда вы ездили в отпуск. Мы можем просмотреть его досье, но вряд ли там есть все.
«Уедем со мной, детка». Кролик. Фотография в разбитой рамочке под лестницей. Все это начинает обретать жуткий смысл.
Я хочу, чтобы включили радио. Я боюсь пропустить что-нибудь важное. Элисон и женщина по фамилии Брей все еще пытаются говорить со мной. Но я держу в руках распечатки. Я прочту их позднее. Мне нужно привести мысли в порядок, если я хочу спасти дочь.
— Она не слушает, — говорит Брей. — Нам нужен кто-нибудь, кто мог бы до нее достучаться. И ей нужно пока отказаться от лекарств. — Она встает, наклоняется ко мне. — Лиза. — Я игнорирую ее. — Шарлотта! — Она выкрикивает это имя, и я непроизвольно поднимаю на нее глаза. — Каким способом он мог узнать, где вы живете? — спрашивает она. — Хоть какую-нибудь зацепку?
— Нет, — отвечаю я, хотя тут же понимаю, что лгу. — Никак. Никак не мог узнать.
Еще один фрагмент пазла встает на место. Я была молода и глупа, и это единственный фрагмент, который подходит.
Жаль, что я не могу плакать.
Глава 37
ПОСЛЕ
