Я подошел к ней помочь, она отошла в сторонку, и я сам занялся чемоданом. Когда навалился на него всем весом, молния застегнулась. Правда, мне пришлось изрядно попыхтеть, так что когда я закончил, с меня градом лил пот.
Я хотел вернуться к своему рюкзаку, но Ви остановила меня.
— Я так боюсь… — сказала она.
— Чего?
— Карлтона и что нас поймают.
Я поспешил ее успокоить:
— Я встречусь с адвокатом, и мы уедем отсюда.
— Хорошо бы нам поскорее получить эти деньги.
— Говорю же тебе: я позвоню адвокату.
Она подхватила свой чемодан, зашаталась в первый момент от тяжести и направилась с ним к двери, бросив мне на ходу:
— Нас уже выписали из номера, так что давай, освобождай помещение!
И она вышла. А у меня шею и спину словно сковало, и я попытался как-то расслабить мышцы. Я много раз ссорился с женщинами, но ни одна из них не имела на меня такого компромата. Правда, это я понял чуть позже. А сейчас был просто выброшен на улицу, без денег, и тащиться мне было совершенно некуда, кроме как к тете Элис, и это, доложу я вам, была перспектива, какой я не пожелал бы даже врагу. И мне еще будут говорить, что в плохой ситуации хуже не бывает. Еще как бывает!
Глава 13
Тетя Элис жила в старинном особняке на Вашингтон-Хилл. Здесь даже сохранился с очень давних времен мраморный бордюр, на который ступали знатные господа, выходя из своих экипажей. И еще сохранилась чугунная решеточка для чистки обуви у подножия каменной лестницы, ведущей к главному входу. Сам дом представлял собой трехэтажный коттедж из кокисвильского мрамора, первый этаж — очень высокий, в полтора раза выше второго и третьего, с деревянными колоннами и небольшим портиком над входом. Все четыре окна второго и третьего этажа имели ставни.
Под этими окнами я и остановился, чтобы еще раз приложиться к бутылке (а потом тут же повторить), задаваясь вопросом, когда же прекратится у меня этот запой. Нет, вообще-то все у меня было в порядке, если не считать маленького сбоя, случившегося по воле обстоятельств. Просто алкоголь помогал мне собраться с мыслями и с большей легкостью отнестись к перспективе предстоящей встречи с тетей Элис, и даже попытаться внушить себе, что я буду рад этой встрече, рад буду увидеть это знакомое лицо — лицо человека, считавшего меня своей родней, когда на самом деле я таковой не являлся. Тетя Элис всегда была мне другом, не забывала поздравить с днем рождения и с Рождеством и не стеснялась ругать меня за мою непутевую жизнь. Вот и сейчас она должна была, по всем моим подсчетам, пустить меня к себе в дом, который мог бы оказаться как раз тем местом, где мне удалось бы собрать свои рассеянные мысли в кучу. Я нажал кнопку звонка, и где-то внутри дома заиграла мелодия музыкальной гаммы, очень, кстати, симпатичная.
Мне открыла Конни — в фартуке с рюшечками поверх черной юбки по щиколотку и синей блузки. Она нисколько не удивилась, увидев меня с рюкзаком и с рубашками на плечиках, которые я держал отдельно в руке, и восприняла это все с невозмутимым спокойствием.
— Здравствуйте, мистер Розенкранц. Проходите, пожалуйста.
— Конни, видишь ли, я подумал, а что если… — начал я, переступая порог.
Она закрыла за мной дверь и взяла у меня вещи.
— Мисс Хэдли в оранжерее, — сказала она. — А я пойду накрывать чай и достану еще один прибор.
— Отлично, Конни, отлично, спасибо тебе! — сказал я, одарив ее своей обаятельной коронной улыбкой. — Дорогу я знаю.
Но она уже шла, унося мои вещи в одну из гостевых спален.
В доме пахло моющим средством с лимонной отдушкой. На мраморном столике у стены в медной вазе стояли свежесрезанные цветы, а на голом деревянном полу от передней до кухни играли блики света.
Через малую гостиную, столовую и комнату для рукоделия я через стеклянную дверь прошел в оранжерею, примыкавшую к задней части дома. Тетя Элис сидела в огромном белом плетеном кресле у окна, выходившего в сад. На коленях она держала вертикально огромную раскрытую книгу и очки. Заслышав мои шаги, она положила книгу и посмотрела на меня.
— О, Шем, пришел навестить старушку, какое счастье!
— Здравствуйте, тетя Элис, — сказал я и, наклонившись, поцеловал ее в щечку.
Она нахмурилась:
— Я вижу, ты нетрезв.
— Но и не пьян, — возразил я.
Пожав плечами, она узловатым артритным пальцем указала на круглый стеклянный столик в углу.
— Давай-ка принеси его сюда, Шем. Это бы и Конни сделала, но раз ты здесь, то пусть хоть какой-то от тебя будет прок.
Я принес столик, и она переложила на него книгу, не закрывая ее.
— Да ты садись, — сказала она, указав на другое плетеное кресло. Я придвинул его ближе к ней и сел. — Я надеюсь, ты приготовился поговорить о книгах. Я не откажусь от беседы. Нам с Конни ведь нечего особенно сказать друг другу. И я совсем не могу заставить ее читать. Пытаюсь, пытаюсь, заставляю, но она ни в какую, к книгам вообще не прикасается.
Я самодовольно кивнул, изобразив на лице наиобаятельнейшую улыбку.
— Но сначала, давай-ка об этом ужасе, который произошел с Джозефом. Мне и Куинн хватило, но к ее смерти мы хотя бы были подготовлены. Но Джозеф… Я до сих пор не могу оправиться от этого известия.
Я попытался придать лицу приличествующее моменту выражение, но не знал, каким оно должно быть, и только надеялся, что мне удалось изобразить скорбящего отца.
— Насколько я поняла, ты был последним, кто видел его живым.
Я заерзал в своем плетеном кресле.
— Ну, я не знаю…
— Да, да, — сказала она, кивая. — Мэри сказала мне. Какая хорошая девушка эта Мэри, и такая беда, такая трагедия выпала на ее долю. Она навещает меня раз в неделю, как ты знаешь.
— Нет, я не знал.
— А ты с ней знаком?
— Только-только познакомились.
— О, она прекрасная девушка. Она, кстати, будет сегодня у нас. Такая жалость… Бедняжка… Так ты был последним, кто видел Джозефа?
— Ну, я так понимаю, что да. — Меня раздражало, что она так долго мусолит эту тему. Я не понимал, зачем она это делает, как будто в чем-то меня подозревает.
Она смерила меня проницательным взглядом.
— Меня не проведешь, ты же пьян! А я думала, ты теперь трезвенник.
— Да, я и есть трезвенник. Просто из-за Куинн и Джо…
— Чушь. Это не повод. Ты выглядишь ужасно, — сказала она.
— Ну спасибо.
— Нет, действительно. — Тетя Элис еще раз пристально посмотрела на меня и кивнула. — Так что он сказал в тот последний вечер?
— Кто?
— Джозеф.
В этот момент вошла Конни с подносом, на котором был чай, горячий и со льдом, огуречные сэндвичи, крекеры и паштет. Воспользовавшись моментом, я попробовал собраться с мыслями. Конечно, тетя Элис ни в чем меня не подозревала. С какой стати ей было меня в чем-то подозревать? Просто я сам был охвачен паранойей, а она вела себя как обычно.
— Спасибо, Конни, — сказала тетя Элис. — Поставь это. Шем сам все сделает. — И она повернулась ко мне. — Итак?..
— Не знаю, он был пьян… Очень переживал из-за смерти Куинн и злился на меня, только я не знаю, за что.
— Не надо было тебе разводиться с Куинн.
Я так и знал, что она обязательно заведет этот разговор.
— Вы опять об этом?
— Джозефу нужен был отец. Мальчику всегда нужен мужчина рядом.
— Спасибо, конечно, за комплимент, тетя Элис, но я вряд ли подхожу на роль мужчины.
Она кивнула.
— Заметь, это ты сказал — не я. И у меня ты от разговора не уйдешь. — Она кивнула на поднос. — Давай-ка поухаживай за мной, дорогой. — Я встал и налил ей чаю. — И пожалуйста, ломтик лимона. Да, да, вот этот… — Она взяла у меня чашку с блюдцем, и я снова сел. Сделав один глоточек, тетя Элис сказала: — Вообще все это ужасно. Особенно если учесть, что ты там был. — Она покачала головой, отпила еще глоточек и продолжала: — А что там с твоей супругой, с этой кинозвездой? Ее до сих пор держат в психушке?
Я перестал притворяться, и на моем лице выразились истинные чувства.
