Полдень. Ее муж появился из-за угла за секунду до того, как его жена притащила в дом подрядчика и захлопнула дверь. Вообще-то, это отклонение от обычного распорядка — по воскресеньям доктор Миллер обязательно возвращается домой в четверть четвертого.
Так или иначе, в настоящий момент славный доктор вышагивает по тротуару. Каждый выдох превращается в облачко пара, покачивается зажатый в руке кейс, мерцает обручальное кольцо. Я навожу объектив на его ноги: начищенные до блеска темно-красные «оксфорды» притягивают к себе осеннее солнце, с каждым шагом будто пиная его.
Поднимаю камеру выше. От моего «Никона Д5500», в особенности с объективом «Оптека», ничто не укроется: растрепанные сальные волосы, очки в тонкой дешевой оправе, островки щетины на впалых щеках. О ботинках доктор заботится лучше, чем о лице.
Возвращаюсь к номеру двести двенадцать, где Рита с подрядчиком торопливо раздеваются. Я могла бы заглянуть в телефонный справочник, позвонить и предупредить ее. Не буду. Наблюдать — все равно что фотографировать природу: нельзя вмешиваться в жизнь ее диких обитателей.
Доктор Миллер, наверное, через полминуты будет у двери. Губы его жены ласкают шею подрядчика. Она скидывает блузку.
Еще четыре шага. Пять, шесть, семь. Остается самое большее двадцать секунд.
Улыбаясь ему, она хватает зубами галстук. Теребит его рубашку. Подрядчик покусывает ее за ухо.
Ее муж перепрыгивает через битую тротуарную плитку. Пятнадцать секунд.
Я почти слышу, как галстук соскальзывает с воротника. Она швыряет свою добычу через комнату.
Десять секунд. Я снова беру крупный план, вывернув объектив почти до упора. Рука доктора ныряет в карман и вытаскивает связку ключей. Семь секунд.
Она распускает свой «конский хвост», волосы рассыпаются по плечам.
Три секунды. Он поднимается по ступеням.
Обнимая подрядчика, она страстно целует его.
Муж вставляет ключ в замок. Поворачивает.
Я приближаю ее лицо, широко раскрытые глаза. Она услышала.
Щелкаю затвором.
А потом вдруг кейс с шумом расстегивается.
Из него выпадает пачка бумаг и разлетается по ветру. Я рывком снова перевожу камеру на доктора Миллера. По его губам отчетливо читается: «Черт подери!» Он ставит кейс на ступени крыльца, придавливает несколько листов этими своими сияющими ботинками и сгребает другие бумаги в охапку. Оторвавшийся клочок застрял в ветках дерева. Доктор не замечает этого.
Рита поспешно накидывает блузку, на ходу собирает волосы в хвост и выбегает из комнаты. Растерянный подрядчик спрыгивает с кровати и запихивает свой галстук в карман.
Я шумно перевожу дух — словно из воздушного шарика выпустили воздух. Я и не догадывалась, что затаила дыхание.
Открывается входная дверь. Рита устремляется вниз по ступенькам, окликая мужа. Он поворачивается. Наверное, улыбается — отсюда не видно. Она наклоняется, подбирает с тротуара бумаги.
В дверях появляется подрядчик, одна его рука засунута в карман, другая поднята для приветствия. Доктор Миллер машет ему в ответ. Он берет кейс, поднимается на крыльцо, и мужчины обмениваются рукопожатием. Они входят в дом, за ними Рита.
Что ж. Может быть, шоу состоится в следующий раз.
Понедельник,
25 октября
Глава 2
Только что мимо протарахтел автомобиль — медленно и торжественно, будто катафалк. Вспыхивают в темноте задние габаритные огни.
— Новые соседи, — сообщаю я дочери.
— Из какого дома?
— Через сквер. Из двести седьмого.
Едва различимые в сумраке, как привидения, новоселы извлекают коробки из багажника.
Дочь чавкает.
— Что ты ешь? — спрашиваю я.
Конечно, это вечер китайской еды, она ест ло-мейн.
— Ло-мейн.
— Пожалуйста, только не в то время, когда разговариваешь с мамочкой.
Она вновь чавкает, причмокивая:
— Ма-ам.
Между нами идет борьба, — к моему неудовольствию, она укоротила «мамочку» до какого-то невыразительного мычания. «Да пускай», — советует Эд. Однако он-то по-прежнему «папочка».
— Тебе надо пойти познакомиться с ними, — предлагает Оливия.
— Я бы с радостью, тыковка. — Я поднимаюсь на второй этаж, оттуда вид лучше. — О-о, здесь тыквы повсюду. У всех соседей по одной, а у Греев аж четыре. — Выхожу на площадку, с бокалом вина в руке. — Хотелось бы мне выбрать для тебя тыкву. Попроси папу, чтобы купил тебе одну. — Я прихлебываю вино. — Скажи, чтобы купил две: одну тебе, другую мне.
— Ладно.
Я мельком вижу свое отражение в темном зеркале ванной.
— Ты счастлива, милая?
— Да.
— Тебе не одиноко?
У нее никогда не было в Нью-Йорке настоящих друзей: она слишком застенчива.
— Не-а.
Я всматриваюсь в мрак над лестницей. Днем солнце проникает через куполообразный световой фонарь над головой. Ночью это широко открытый глаз, заглядывающий вглубь лестничного проема.
— Скучаешь по Панчу?
— Нет.
С котом она тоже не поладила. Однажды наутро после Рождества он двумя быстрыми ударами крест-накрест расцарапал ей запястье. На коже проступила ярко-красная сетка, и Эд едва не вышвырнул кота в окно. Сейчас я как раз его ищу, и вот он — свернулся на диване в библиотеке и наблюдает за мной.
— Дай поговорить с папой, ягодка.
Я одолеваю следующий пролет, ощущая ступнями грубую ковровую дорожку. Ротанг. О чем мы только думали? Он так легко пачкается.
— Привет, бездельница, — приветствует меня Эд. — У тебя новые соседи?
— Да.
— А вроде недавно кто-то въехал по соседству, нет?
— Да, два месяца тому назад. В дом двести двенадцать. Миллеры.
Повернувшись, я начинаю спускаться по лестнице.
— А эти, новенькие, где живут?
— В двести седьмом. По ту сторону сквера.
— Округа меняется.
Вот и площадка. Поворачиваю.
— Они не много с собой привезли. На легковушке приехали.
— Наверное, скоро придет машина с мебелью.
— Думаю, да.
Молчание. Делаю глоток вина. Я опять в гостиной, у камина. В углах притаились тени.
— Послушай… — начинает Эд.
— У них есть сын.
— Что?
— Сын, — повторяю я, прижимаясь лбом к холодному оконному стеклу. В этом районе Гарлема еще не появились натриевые лампы, и улицу освещает лишь лимонная долька луны, но я все же различаю силуэты мужчины, женщины и высокого мальчика. Он таскает коробки к входной двери. — Подросток, — добавляю я.
— Полегче, тигрица.
Мне никак не остановиться.
— Жаль, тебя здесь нет.
Я сама захвачена врасплох. Судя по реакции, Эд тоже. Наступает пауза.
— Понимаю, тебе нужно время, — наконец произносит он.
Я молчу.
— Врачи говорят, чересчур много контактов не полезно для здоровья.
— Я тот врач, который это сказал.
— Ты одна из них.
За спиной слышится треск — в камине вспыхнула искра. С шумом разгорается пламя.
— Почему бы тебе не пригласить этих новых соседей? — спрашивает он.
Я допиваю бокал.
— Думаю, на сегодня хватит.
— Анна…
— Эд…
Кажется, я ощущаю его дыхание.
— Жаль, мы сейчас не с тобой.
Слышу удары своего сердца.
— Мне тоже жаль.
Панч спустился за мной следом. Я беру его на руки, иду в кухню. Ставлю телефон на столешницу. Еще один бокал перед сном.
Взяв бутылку за горлышко, я поворачиваюсь к окну, к трем привидениям, маячащим на тротуаре, и приветственно поднимаю бокал.
Вторник,
26 октября
Глава 3
Год назад мы планировали продать этот дом, даже наняли брокера. Оливия в сентябре следующего года должна была пойти в мидтаунскую школу, и Эд нашел непыльную работу в Ленокс-Хилле.
— На новом месте будет здорово, — обещал он. — Для тебя персонально я установлю биде.
Я похлопала его по плечу.
— Что такое биде? — спросила Оливия.
