— Прошу вас, избавьте меня от доморощенного психоанализа. Как вам не стыдно?
Шеппард поднял руку:
— Вы по натуре победитель. Вы сами проложили себе дорогу, для вас не существовало слова «нет». Вы одержали победу. И что, вот так все и кончится? Если этот тип в лошадиной маске не солгал, мы все погибнем.
— Вы пытаетесь спросить, хочу ли я умереть? Конечно же нет. Но если мне суждено умереть, я сделаю это с достоинством.
— Значит, умирать вы не хотите. Считаете, что между нами нет ничего общего. Но у нас с вами есть это — вот что у нас общее. Вы не хотите умирать, и вам страшно. Как и всем в этой комнате. Как и мне тоже. Я ужасно боюсь. И когда я смотрю на вас, по глазам вижу, что в глубине души вы тоже боитесь. Нравится вам или нет, мы с вами из одного теста, мистер Хьюз. Мы заняты лишь собой и говорим без устали, чтобы только забыть о своих проблемах. Но от этой проблемы нам с вами никуда не уйти.
— Да, — ответил Алан.
— Я постоянно думаю об одном: нас всех засунули сюда не просто так. Но зачем, почему? Ответа я еще не нашел. Пока не поговорил с вами. Ключом к этой загадке можете быть именно вы.
— Меня усыпили газом в офисе. Я был один. Да, я тоже с таким же успехом мог оказаться для них объектом, потому что занимаюсь этим делом. Но вы задаете не те вопросы, Шеппард. Вы должны спрашивать, какая связь между происходящим и — не мной, а всеми остальными.
Алан Хьюз, адвокат, который весьма кстати исчезает утром, в день судебного разбирательства. А также испаряется и главный свидетель по делу.
Тут должна быть связь. Может, человек в лошадиной маске хочет узнать, кто убил Саймона Уинтера. И Алан очень подходит на роль главного подозреваемого.
Может, человек в лошадиной маске и есть Хеймиш Макартур? Но Шеппард никогда о нем ничего не слышал. А Макартур очень хорошо должен знать Шеппарда. Но эта теория не принимает в расчет, насколько Уинтер мог быть замешан в деле? И почему Саймон Уинтер оказался здесь? Возможно, психотерапевт — больше чем просто жертва. Голова идет кругом, словно Шеппард — собака, которая пытается поймать себя за хвост. Слишком много недосказанного… невозможно связать концы. Догадка, конечно, неплохая. Но в корне неверная.
— Похищение шести человек. С целью раскрыть убийство. Что же мы упустили из виду? — пробормотал он самому себе.
Но его особенно удивил ответ.
— Похищение пяти человек. Мы должны исходить из того, что убийца и жертва тоже здесь, — сказал Алан.
Райан. Райан был здесь. Но не стоит забывать его лицо, когда он увидел Уинтера. Такое выражение ни с чем не спутаешь.
Неужели Алан прикидывается?
— Я думаю, человек в лошадиной маске желал смерти Саймона Уинтера, поэтому он привлек одного из нас, чтобы убить его, — сказал Алан.
— Ну и как тут найти убийцу? — спросил Шеппард, не успев вовремя сдержаться.
Слабо. Слабо. Как все-таки слабо он действует.
— Может быть, стоит применить критерий примитивности. Убийца — человек, показания которого самые незатейливые. Убийцы редко бывают интересными рассказчиками.
— В этом смысле ваши показания достаточно просты.
Алан усмехнулся:
— Что ж, думаю, вы правы. Но это все, что у меня есть для вас, Шеппард.
— Ладно, — сказал Шеппард.
Это должен быть он. Должен. Но у него остались еще двое, которых следовало допросить, и уже набралось много интересного, что не мешало бы обдумать. Но сначала — собрать показания каждого.
— Если придет в голову что-нибудь еще, сообщите мне, пожалуйста.
— Обязательно, — ответил Алан, впрочем не вполне убедительно.
— И, мистер Хьюз, раз уж вы были со мной искренним, я буду тоже искренним с вами. Мой главный подозреваемый — вы.
Адвокат снова рассмеялся. Грубоватым, безрадостным смехом.
— А я буду искренним с вами, Шеппард. Мой главный подозреваемый — вы.
Он улыбнулся, подмигнул и двинулся прочь. Глаза его блеснули. Едва заметно. Вот ведь хитрец.
Холодок пробежал по хребту. Экая самоуверенность. Алан наверняка знал о связи Шеппарда с Уинтером. Неизвестно откуда, но знал. Непонятно почему, но это пугало его больше всего.
Глава 22
Остались двое. Он посмотрел на таймер. Тот показывал 2:14. Как бежит время! Неужели прошло уже сорок пять минут?
Он откашлялся, пытаясь привлечь к себе внимание. Никто на него и не посмотрел, все погрузились в свои мысли.
— Госпожа Ахерн?
Констанция медленно повернулась. Мэнди что-то прошептала ей, и та встала. На ней было черное свободное платье в тон волосам. Настолько просторное, что фигура полностью скрывалась под ним. Она была похожа на плывущее по комнате и завывающее привидение. Констанция не выпускала Библию из рук, так крепко вцепилась в нее, что побелели от напряжения костяшки пальцев. На лице столько косметики, что оно напоминало разноцветную палитру. Актриса уже не молода, но сохранилась неплохо.
Констанция завела выбившуюся прядь волос за ухо, и Шеппард увидел на левой щеке свежую царапину. Должно быть, сама себя поцарапала длинным наманикюренным ногтем.
Шеппард провел ее в нишу. Толку, конечно, мало, но хотя бы иллюзия беседы с глазу на глаз. Пусть делают вид, что не слушают.
— Простите, что приходится разговаривать здесь. Маловато места, — сказал Шеппард.
В ванную комнату тащить ее нельзя — это было бы большой ошибкой. Она и так едва держится.
— Будет лучше всего, если вы сосредоточитесь и выслушаете меня. Забудьте про всех остальных, забудьте, где вы находитесь.
Констанция посмотрела на него и открыла рот. Он боялся, что она сейчас ляпнет опять что-нибудь несуразное. Но нет, Констанция заговорила довольно спокойно.
— Хорошо, — сказала она.
Черные распущенные волосы водопадом упали ей на лицо. Как в фильме ужасов.
— Я должен задать вам несколько вопросов. Они все касаются этого дела. Мне нужно знать все о каждом в комнате. Я не стану спрашивать о том, чего мне знать не обязательно. Понимаете?
Констанция вперила в него взгляд: один глаз ее был виден, другой скрывали волосы.
— Да, — сказала она.
— Отлично.
С чего же начать? Что делать дальше, он еще не придумал. Шеппард опустил взгляд.
— По-видимому, вы верите в Бога?
Констанция засмеялась, и он подумал, что неправильно понял ее интерес к Библии. Но нет.
— Да, мистер Шеппард. И сейчас мы пребываем в аду. Мы претерпеваем кару. Не только вы. Все мы. Все мы должны искупить свою вину.
— А какую вину должны искупить вы? — спросил Шеппард.
Констанция нахмурилась. Опустила глаза к полу. «Помягче, Шеппард, помягче».
— Ну хорошо, давайте начнем с чего-нибудь попроще. Вы помните, где были до того, как оказались здесь?
— Я была… — Констанция подумала. — Я была в гримерной, кажется.
Резкий голос. Голос, созданный для пения. И для воплощения образов.
— В своей гримерной? В театре? Я слышал, вы исполняете главную роль в пьесе?
Констанция бросила на него сердитый взгляд:
— В мюзикле. Это мюзикл. «Дождик на улице Элмор» называется. Уже три года. Не пропустила ни одного спектакля. Восемь раз в неделю.
— А сегодня утром вы что там делали?
— Была на репетиции. Исполнитель главной мужской роли заболел, и нам пришлось пробежать несколько сцен с актером второго состава. Впрочем, оба непрофессионалы.
Констанция замолчала. Наморщила нос, как собака, принюхиваясь.
— Это что, пахнет кровью? Я не хочу здесь стоять.
— Простите. Постараюсь как можно быстрее. Итак, вы были в гримерной одна?
— У меня личная гримерная, но все равно — ни один человек не бывает по-настоящему один.
— Извините, — сказал Шеппард.
— Я очень чувствительна, мистер Шеппард. Я одна из немногих, кто способен видеть заблудших на пути к следующей жизни. Я вижу людей насквозь. Я вижу их ауру.
Шеппард подавил вздох.
— Ага, — только и смог промычать он. — Понятно.
Ну да, сумасшедшая. Так и есть. Привидения и ауры.
