Пит еще утром вместе с оператором и специалистом по звукотехнике брал интервью у нескольких взволнованных демонстрантов, а затем, забравшись повыше, с восторгом наблюдал за тем, как с каждым часом толпа все нарастает, словно поднимающееся дрожжевое тесто. Но это было не единственное, что восхищало его — человека, которому через сорок пять минут предстояло делать репортаж об этом в вечерних национальных новостях. Если на протяжении первых часов речь шла исключительно о похищенных в Мексике американках и явной неспособности властей справиться с этим, то затем к плакатам с надписями «Верните их домой» и картонным табличкам добавились новые требования, которые поражали журналиста. «Покончить с террором красоты!» — было написано на плакате, который поднимала вверх женщина, вряд ли сумевшая бы принять участие в подобном конкурсе.
«Красивые должны страдать?», «Долой красоту!» и «Если мисс не выбирать, то и голову не придется ломать» — прочел он.
— Снимай их! — крикнул он своему оператору, указав на группу, состоявшую из пяти молодых женщин, которые, судя по всему, ради этого протеста вытащили из закромов наряды для Хэллоуина.
На них были маски монстров, на некоторых — даже костюмы, в которых они выглядели в точности как люди на жутких картинках, создаваемых с недавних пор компьютерным вирусом. При этом они держали транспарант, на котором значилось: «Мы все — монстры!», а ниже — «Хватит притворяться!».
Пит в недоумении покачал головой, когда со стороны молодых людей, на лицах которых были светло-зеленые, как у хирургов, маски, полетели какие-то предметы в полицейских, образовывавших кордон между демонстрантами и зданием Конгресса. Пит поспешно похлопал оператора по плечу, и тот немедленно перевел туда камеру.
Пит не сразу понял, что именно бросали в правоохранителей, а это оказались принадлежности для макияжа. Несколько конных полицейских двинулись на зачинщиков беспорядков с палками, что спровоцировало новую волну агрессии. Из рядов протестующих донесся пронзительный свист. Пит почувствовал, что настроение вот-вот изменится.
Поглядев на свои наручные часы, он взял микрофон и встал между камерой и демонстрантами.
— То, что началось как проявление солидарности по отношению к похищенным в Мексике девушкам, за несколько часов превратилось в манифестацию против того, что касается всех нас. Того, что оказывает мощнейшее влияние на наше общество уже не первое столетие. Того, что прежде можно было назвать смазкой для работающего общественного механизма, пережитком эволюции и рудиментом поведения предков людей в брачный период. Речь идет о человеческом идеале, не будь которого, наши храбрые героини не отправились бы в Мексику, где они стали жертвой подлого нападения. Феномен, фантом, за которым мы все по-своему гонимся. Нечто, к чему стремится каждый из нас, а если природа нас обделила, мы хотим хотя бы обладать этим — через брак или посредством современной медицины. Речь идет о красоте.
Он сделал шаг в сторону, чтобы дать возможность камере заснять беспорядки. Между полицейскими и демонстрантами завязалась ожесточенная драка.
Пит подождал несколько секунд, а затем громко крикнул: «Режь!»
Еще сорок минут до начала трансляции.
Глава 40
Скерневице
— Как спалось?
Патрик сел рядом с Хелен на заднее сиденье тяжелого автомобиля. Было очень рано, сквозь открытую дверцу проникал холодный утренний воздух, отчего она зябко поежилась.
— Глаз не сумела сомкнуть, — ответила она. — Постель была такой твердой и… — Она умолкла.
— Мы найдем ее. Сегодня, — произнес Патрик, и в его голосе прозвучала уверенность.
Хелен кивнула.
Сигнализаторы опасной дистанции громко запищали, когда Ральф, водитель, выехал со двора задом наперед.
Некоторое время все молчали.
— А что, согласно вашим исследованиям, можно считать промежуточным выводом по красоте? Ну, с профессиональной точки зрения? — вдруг нарушил тишину Патрик.
Хелен потребовалось мгновение, чтобы сосредоточиться на его вопросе.
— Что именно вы имеете в виду?
Патрик Вейш поерзал на сиденье. Казалось, эта тема занимала его уже давно.
— Красота — это хорошо или плохо? — Серьезность в его голосе удивила ее.
— Я не знаю… Мы в институте не мыслим подобными категориями… Это все равно что спросить у меня, плоха ли или хороша погода сама по себе.
— Чем, собственно говоря, занимаются нейроэстетики?
— Нейроэстетика включает в себя несколько областей: психология восприятия, функциональная анатомия, эволюционная биология и неврология. Я — невролог. Мы в институте пытаемся выяснить, что происходит в мозге, когда что-то кажется нам красивым. Например, то ощущение, когда вы рассматриваете произведение искусства или просто привлекательного человека. Для этого мы используем функциональную магнитно-резонансную томографию, более известную как МРТ. С ее помощью можно увидеть, что творится внутри мозга. Ну, вы знаете, такие большие трубки, в которые вас запихивают, чтобы провести исследование.
Касаясь указательным пальцем подбородка, Патрик внимательно слушал ее.
— Да, знаю. То есть, можно сказать, что вы занимаетесь исследованием того, как красота влияет на мозг человека?
Хелен кивнула.
— Вы и книгу написали? Как она называется? «Искусство красоты»?
— «Красота и искусство». Произведения искусства — лучшие объекты для моих исследований. Уже не одно тысячелетие художники пытаются изобразить то, что кажется прекрасным им и их современникам. Взять хотя бы коллекцию вашего отца…
— Ваша книга даже попала в список бестселлеров! — с уважением произнес Патрик Вейш.
— И она все еще находится там. Переведена на двенадцать языков. Тема красоты глобальна. Или, точнее сказать, вопрос, в чем именно заключается красота.
— А еще вы консультируете канал Эн-би-си, который снимает большой телесериал на тему красоты…
— И все это вы нашли в интернете?
Хелен почувствовала, как кровь прилила к ее лицу.
— Да, достаточно ввести ваше имя в поисковик. Вы — настоящий корифей в области исследования красоты!
— Звучит так, словно я старуха, — отозвалась Хелен и смущенно улыбнулась. На самом деле подобная характеристика показалась ей не такой уж и плохой. В минувшие годы она много работала над своей репутацией.
— И поэтому мозг? — продолжил Патрик.
Хелен бросила на него недоуменный взгляд.
— Я имею в виду татуировку на… ну, вы понимаете. Я вчера увидел ее, когда мы встретились в ду́ше.
Хелен усмехнулась.
— Лучше, чем оленьи рога!
— Я понимаю, вы невролог, но не обязательно ведь из-за этого делать себе татуировку с изображением мозга. Я хочу сказать, что тогда остается гинекологу или проктологу?..
И оба рассмеялись.
— Кроме того, мозг не слишком сексуален, — добавил Патрик. — Какому мужчине понравится спать с женщиной, у которой два мозга? — Судя по всему, он пытался развеселить ее, и за это она была ему благодарна.
— Не стоит недооценивать чувственность мозга, — возразила Хелен. — Это потрясающий орган. Центр всего. Даже секс был бы невозможен, если бы мозг не посылал соответствующие импульсы…
— Ваши ответы все время кажутся мне чересчур рациональными, — отозвался Патрик. В таком настроении он казался очень привлекательным. Белоснежные зубы блестели, когда он смеялся. — Может быть, вы отпустите себя? Не будете мыслить столь логично? Почему вы не сделали себе татуировку в виде бабочки?
— А кто вам сказал, что у меня ее нет? — ответила Хелен, бросив на него загадочный взгляд. На миг Патрик попался на крючок, а затем оба расхохотались. Тут же последовали угрызения совести: Мэйделин пропала, разве она может шутить и смеяться?
— Нет, я серьезно: как такой красивой женщине пришло в голову заняться исследованием мозга? — спросил Патрик.
— Что это за вопрос? — с возмущением воскликнула она. — Вы хотите сказать, что красивые женщины не должны заниматься ничем сложным?
