Коган кладет дневник рядом с диском. На жесткой обложке «Водяные лилии» Моне. Сверху виден краешек желтой клейкой бумажки-закладки. Как раз посередине тетради.
— Это то, что я думаю? — нервно спрашивает Кляйн.
Коган кивает:
— Да, это дневник Кристен. Открой на заложенной странице.
— Зачем?
— Просто открой.
Кляйн подчиняется.
— Теперь читай, начиная со второго абзаца снизу.
— Чего ты привязался, Тед?
— Читай давай.
Кляйн секунду колеблется и начинает тихим голосом:
— «Он ложится на меня. Тяжелый. Такого со мной еще никогда не было. Взрослый мужчина. Обалдеть! Но он меня не раздавил. И я не испугалась. Он был нежен. Целовал меня в губы и в грудь. Я почувствовала его возбужденный член. И все ждала, когда же он войдет, а он медлил. Это, наверное, даже хорошо, но только чем дальше, тем больше я нервничала. А потом я вдруг почувствовала…»
Кляйн поднимает голову и испуганно смотрит на Когана:
— Тед, ты чего? Люди же вокруг! — Он оглядывается в надежде, что кто-нибудь придет ему на помощь. Но вокруг никого.
— Не парься. Читай.
Кляйн пару секунд колеблется, но продолжает:
— «Было не так больно, как я боялась, но все равно больно. Резкий удар». — Голос Кляйна дрожит. — «Сначала он двигается медленно, а потом все быстрее и сильнее и входит глубоко. Мне было очень больно. Но я постаралась расслабиться, чтобы почувствовать то, что положено чувствовать в таких случаях. Мне очень хотелось запомнить этот момент, хотелось, чтобы он был прекрасен. Надо же, как смешно — когда делаешь что-то очень важное, начинаешь сразу же представлять, как ты будешь это потом вспоминать. Зато запоминаешь все хорошо. Я помню его теплое дыхание на моей шее. Он тяжело дышал, но на меня не смотрел. И стонал. Я не знала, что надо делать. И тогда я сказала: трахни меня! Трахни по-настоящему! Я слышала, так в фильме одна героиня говорила. Он застонал еще сильнее. Наверное, это хорошо. А потом он прошептал мне на ухо: Я сейчас досчитаю с десяти до одного. И когда скажу «один» я кончу. Десять… Девять… Восемь… Семь…»
Кляйн останавливается и смотрит на Когана.
— Я только двоим об этом рассказывал, — говорит Тед. — Тебе и Ринхарту. Тебе вот за этим самым столом. Мы, кажется, обсуждали, что вы с женой редко занимаетесь сексом, и я предложил внести элемент разнообразия.
— Слушай, я не…
— Знаешь, о чем я подумал, когда прочитал это? Рино весит килограмм на тридцать больше, чем я. Но мы-то с тобой, Кляйни, весим одинаково, и голоса у нас похожи. Конечно, седых волос у тебя побольше, но в темноте-то не разглядишь.
Кляйн молча разглядывает дневник, нижняя губа его сильно трясется.
— Зачем, Кляйн? Ты же был моим лучшим другом!
— Прости. — Глаза Кляйна блестят от слез.
— Зачем?
— Я ж не знал, что ей шестнадцать! Я думал, она старше.
— Не понял. А это тут при чем?
Кляйн умоляюще смотрит на Теда. Объяснять ему не хочется, но он знает, что все равно придется.
— Ну же, Кляйн!
— Ладно, не ори. Я совершил ошибку. Глупую ошибку. Я вернулся тем вечером домой. А Триш уже спала. Как обычно. Тогда я позвонил тебе и услышал женские голоса. Я думал, это обычные твои бабы. Я же не знал! Я решил, зачем тебе две? Черт! День рождения ведь! А Триш отрубилась. Я сел в машину и поехал к тебе. Зашел через боковую калитку — я так часто хожу. Дверь во двор была приоткрыта. Я вошел и увидел, что кто-то спит в гостевой. Я присел на край кровати. Она проснулась, взяла мою руку и положила ее под одеяло. Она голая была. Прости! Мне правда ужасно стыдно!
Кляйн плачет.
— И ты с ней переспал?
Кляйн молча хлюпает носом.
— Переспал или нет?
— Да. Я ее трахнул. Только Триш не рассказывай!
— Господи боже, Кляйн!
— Прости меня!
— Я ничего не понимаю. И ты спокойно смотрел, как меня выгоняют с работы? И обвиняют в изнасиловании и непреднамеренном убийстве? Чем я это заслужил? Что я тебе сделал?
— Ничего. Просто ты был Коганом.
— И что это значит, придурок?
Кляйн утирает нос.
— Старик, я тебе всегда завидовал.
— Чему завидовал? Что у меня много женщин?
— И этому тоже. Но дело не только в телках. Тебе все легко давалось. Ты симпатичный, ты всем нравишься, и ты всегда играешь по своим правилам. На людей это производит большое впечатление. С тобой все хотят дружить. И я хотел. Но иногда я тебя ненавидел — ведь я-то не такой. А потом ненавидел себя за то, что я ненавижу лучшего друга.
— Кляйн, ты охерел? Одно дело — завидовать, а другое — спустить мою жизнь в унитаз. Наказание не соответствует преступлению.
— Я знаю, Тед. Но я бы со всем этим не справился. У меня жена. И дети. А ты один. Я знал, ты выплывешь. И потом, смотри, ты ведь стал гораздо лучше в результате. Ты теперь почти хороший человек!
— Лучше я стал, это да. Но вот прощать я так и не научился.
— Пожалуйста, только Триш не говори! Я тебе что-нибудь хорошее сделаю! Я компенсирую!
— Как?
— Не знаю. Придумаю что-нибудь.
— Слишком поздно. — Коган встает, забирает со стола дневник и диск и складывает их в сумку. А потом протягивает Кляйну салфетку.
— Проехали, да, старик? — спрашивает Кляйн.
Тед не отвечает. Он изумленно смотрит на своего друга. Потом поворачивается и уходит.
— Тед! — умоляюще кричит ему в спину Кляйн. — Проехали, а? Скажи, что все кончилось!
— Для него — да, — отвечает Мэдден, входя в кафетерий и доставая из кармана наручники. Он стоял снаружи у входа с радиоприемником в ухе и слышал каждое слово. — Мне очень жаль, но для вас, доктор, все только начинается.
ЗАЩИЩАЯ ДЖЕЙКОБА
(роман)
Уильям Лэндей
Часть I
Давайте не будем переоценивать возможности уголовного права. <…> Достаточно просто представить, что нам каким-то волшебным образом удалось перенестись примерно эдак на три миллиона лет назад, во времена, когда наш самый ранний человекообразный предок, Адам, проточеловек, низкорослый, мохнатый и не так давно начавший передвигаться на двух ногах, рыскал по африканской саванне в поисках пропитания. Так вот, думаю, все согласятся с тем, что, какие бы законы мы ни провозглашали этому маленькому сообразительному созданию, пытаться его погладить все равно было бы крайне неразумно.
Рейнард Томпсон. Общая теория человеческого насилия. 1921
Эндрю Барбер — первый заместитель окружного прокурора в престижном пригороде Бостона. Почти тридцать лет своей жизни он отдал борьбе с преступниками. И когда мальчика, вместе с которым Джейкоб, четырнадцатилетний сын Барбера, учился в школе, находят убитым, Эндрю полон решимости найти виновного. А как иначе, если на кону стоит безопасность собственного ребенка и спокойствие жителей родного города! Однако серьезная улика указывает на то, что убийцей может оказаться Джейкоб. Отстраненный от следствия, Эндрю готов пойти на все, лишь бы доказать, что его единственный сын никого не убивал. Отныне для него и его жены Лори существует лишь одна цель — защита Джейкоба.
Глава 1
Большое жюри
М-р Лоджудис: Пожалуйста, назовите ваше имя.
Свидетель: Эндрю Барбер.
М-р Лоджудис: Кем вы работаете, мистер Барбер?
Свидетель: Я двадцать два года был помощником прокурора этого округа.
М-р Лоджудис: «Был»… А кем вы работаете в настоящее время?
Свидетель: Наверное, можно сказать, что я безработный.
