Повернув голову, я бросаю взгляд на дом Расселов. Интересно, чем занимается Джейн Рассел. Хочется выпить.
Я провожу пальцами по горлу и вновь смотрю на доктора Филдинга.
Он глядит на меня, и морщины на его лбу становятся резче. Должно быть, он устал, а я — я просто изнемогаю. Этот сеанс был насыщен событиями. Я рассказала о моем паническом приступе, и это встревожило доктора; о делах с Дэвидом, которыми доктор не заинтересовался; о разговорах с Эдом и Оливией, что снова вызвало у Филдинга озабоченность.
И вот я снова перевожу немигающий бездумный взгляд на книги, стоящие на полках Эда. История агентов Пинкертона. Два тома истории Наполеона. «Архитектура области залива Сан-Франциско». Разносторонним читателем был мой муж. Раздельно проживающий супруг, если уж на то пошло.
— Похоже, эти беседы вызывают у вас смешанные чувства, — говорит доктор Филдинг.
Классический жаргон психотерапевта: «Похоже… Как я это понимаю… Полагаю, вы хотите сказать…» Мы интерпретаторы. Переводчики.
— Я продолжаю… — слетают с моих губ непрошеные слова. Смогу ли я вновь вторгнуться туда? Смогу — и делаю это. — Продолжаю думать… не могу не думать… о той поездке. Я так сожалею, что это была моя идея.
Никакой реакции с другого конца комнаты — наверное, потому, что доктор обо всем знает, слышал об этом много раз.
— По-прежнему сожалею. Сожалею, что это не была идея Эда. Или не чья-то еще. Сожалею, что мы поехали. — Я сплетаю пальцы. — Это очевидно.
— Но вы все же поехали, — осторожно произносит Филдинг.
Меня опаляет боль.
— Вы организовали семейный отдых. Никому не следует такого стыдиться.
— В Новой Англии, зимой.
— Многие ездят зимой в Новую Англию.
— Это было глупо.
— Это было разумно.
— Невероятно глупо, — настаиваю я.
Доктор Филдинг не отвечает.
— Если бы я этого не сделала, мы были бы по-прежнему вместе.
Он пожимает плечами:
— Возможно.
— Определенно.
Я почти физически ощущаю на себе его взгляд.
— Вчера я кое-кому помогла, — говорю я. — Женщине из Монтаны. Пожилой. Она месяц не выходит из дома.
Филдинг привык к этим резким переходам — синаптическим прыжкам, как он их называет, — хотя оба мы понимаем, что я умышленно меняю тему разговора. Но я выпускаю пар, рассказывая о БабулеЛиззи и о том, как я выдала ей свое имя.
— Что заставило вас это сделать?
— Я почувствовала, что она пытается наладить контакт.
Разве не это увещевает нас делать Форстер? Только наладить контакт? «Говардс-Энд»[658] — июльский выбор клуба книголюбов.
— Я хотела ей помочь, — продолжаю я. — Хотела проявить сочувствие.
— Вы проявили великодушие, — говорит он.
— Надеюсь, да.
Он задвигался в кресле.
— Похоже, вы подходите к тому моменту, когда других людей воспринимаешь исходя из их представлений, а не только из собственных.
— Возможно.
— Это прогресс.
В комнату прокрался Панч и трется у ног, нацеливаясь на мои колени. Я убираю ступню с пола и подсовываю под бедро другой ноги.
— Как проходит физиотерапия? — спрашивает доктор Филдинг.
Я провожу ладонью по ногам и торсу, словно демонстрируя приз в телеигре. «Вы можете выиграть это изъятое из употребления тело тридцативосьмилетней женщины!»
— Прежде я выглядела лучше. — И сразу, не дав ему поправить меня, добавляю: — Знаю, это не фитнес-программа.
И все же он замечает:
— Это не только фитнес-программа.
— Да, конечно.
— Значит, все идет хорошо?
— Я лечусь. Уже лучше.
Он спокойно смотрит на меня.
— Правда. С позвоночником все нормально, трещин в ребрах уже нет. Я больше не хромаю.
— Да, я заметил.
— Но мне нужна гимнастика. И Бина мне нравится.
— Вы с ней подружились.
— В каком-то смысле, — соглашаюсь я. — За дружбу надо платить.
— Бина приходит по средам, верно?
— Обычно.
— Хорошо, — говорит доктор, как будто среда — особенно подходящий день для занятий аэробикой.
Он ни разу не видел Бину. Не могу представить их рядом — такое ощущение, что они находятся в разных измерениях.
Ему пора уходить. Я знаю об этом, даже не глядя на часы, стоящие на каминной полке, — так же как знает об этом доктор Филдинг. После нескольких лет общения мы оба научились засекать пятьдесят минут с точностью до секунды.
— Хочу, чтобы вы продолжали прием бета-блокаторов в той же дозировке, — произносит он. — Сейчас вы принимаете тофранил, по пятьдесят миллиграммов раз в день. Увеличим до двух раз. — Он хмурится. — Это основано на том, что мы обсуждали сегодня. Должно помочь с вашими перепадами в настроении.
— Из-за тофранила я утрачиваю ясность, — напоминаю я.
— Ясность?
— Или четкость, наверное. Или то и другое.
— Вы имеете в виду зрение?
— Нет, не зрение. Более…
Мы это уже обсуждали — разве он не помнит? Обсуждали или нет? Ясность. Четкость. Дело в том, что иногда у меня возникает чересчур много мыслей сразу. Как будто в мозгу перекресток и все пытаются проехать одновременно.
Посмеиваюсь слегка сконфуженно.
Доктор Филдинг хмурится, потом вздыхает.
— Что ж, эта наука не очень точная, как вы знаете.
— Знаю-знаю.
— Вы сейчас принимаете немало разных препаратов. Будем подбирать дозировку каждого, пока не добьемся успеха.
Я киваю. Все ясно. Он считает, мне становится хуже. У меня сжимается сердце.
— Попробуйте две таблетки по пятьдесят и понаблюдайте за самочувствием. Если возникнут проблемы, можем подобрать препарат, улучшающий концентрацию внимания.
— Ноотроп?
Аддерол. Родители часто спрашивали меня, поможет ли их детям аддерол, и не один раз я жестко отвергала его. И вот теперь сама обращаюсь к нему. Ничто не ново под луной.
— Потом обсудим, как и когда, — говорит Филдинг.
Он одним росчерком расписывается на рецептурном бланке, отрывает верхний листок и протягивает мне. Бумага дрожит в его руке. Эссенциальный тремор или пониженный сахар в крови? Нет, полагаю, раннее наступление болезни Паркинсона. Впрочем, не мне об этом спрашивать. Я беру листок.
— Спасибо, — говорю я. — Найду этому хорошее применение.
Филдинг встает, разглаживая галстук. Кивает:
— Тогда до следующей недели. — Он идет к двери. — Анна… — Поворачивается.
— Да?
Он вновь кивает:
— Пожалуйста, заполните этот рецепт.
После ухода доктора Филдинга я делаю запрос онлайн. Лекарства доставят к пяти часам вечера. У меня есть время выпить бокал. Или даже два.
Правда, еще не сейчас. Сначала я подвожу мышь к забытому уголку монитора, несмело кликаю два раза по файлу meds.xlsx.
Открывается таблица в «Эксель». Здесь у меня собраны все лекарства, которые я принимаю, все дозировки, все инструкции… все ингредиенты моего фарм-коктейля. Вижу, что файл не обновлялся с августа.
Доктор Филдинг, как обычно, прав: мне прописали изрядное количество препаратов. Чтобы сосчитать все, понадобятся пальцы обеих рук. И я знаю — морщусь при мысли об этом, — что не всегда принимаю лекарства, как следует и когда следует. Удвоенные, пропущенные дозы, прием с алкоголем… Доктор Филдинг пришел бы в ярость. Надо исправляться. Не хочу потерять контроль над собой.
Команда «Q», и я выхожу из «Эксель». Пора выпить.
Глава 17
С бокалом в одной руке и «Никоном» в другой я устраиваюсь в углу кабинета, между южным окном и западным, и обозреваю окрестности. Контроль товарно-материальных ценностей, как любил говорить Эд. Вот Рита Миллер, которая возвращается после йоги, блестящая от пота, с прижатым к уху мобильным. Я настраиваю объектив и даю крупный план: она улыбается. Интересно, не ее ли подрядчик на связи. Или муж. Или ни тот ни другой.
Из двери соседнего с миллеровским дома двести четырнадцать выходят и осторожно спускаются по ступеням крыльца миссис Вассерман и ее Генри. Полная идиллия.