Так о чем это я? Ах да, история, которую он продал. Ожидание после этого стало гораздо более трудным. Ах, как это было трудно! Что, если он умрет? Упьется до чертиков и сыграет в ящик раньше своего времени? Попадет в автокатастрофу? Жизнь никогда не кажется такой хрупкой, как в случае если твой успех зависит от того, протянет ли кто-то еще несколько лет. Но отсутствие терпения губит планы. Люди становятся небрежными. Мне требовалось сосредоточиться на том, что я должна сделать, и надеяться, что судьба в отношении Джона останется на моей стороне. Но у меня имелась масса дел, чтобы не скучать.
Самое главное — я должна была извести Кейти Баттен, чтобы и следа ее не осталось. Если тебя не любят, то никто и не задает вопросов, никто тебя не ищет. Уж конечно не испанская полиция, у которой забот хватает с пьяницами и обколовшимися тинейджерами. Кто будет тратить время на поиски тела какой-то утопшей англичанки! И вот когда она умерла, я активизировала одну из моих «спящих» личностей — правительство не единственное, кто может их создавать, — и стала ждать. Я не могла сразу же объявиться в мире Джона. Ему нужно было забыть ее — ты понимаешь? Чтобы ее слова смолкли в его голове. И чтобы он забыл все упоминания о девочке Б. Мне требовались время и пространство. А ее заботой была ты. Любить тебя. Защищать. Она хотела врасти корнями в новое место. Дать тебе детство, которого у нее никогда не было. Большое сердце — Шарлотта. Больное, но большое.
Спустя какое-то время я переехала в район Джона, устроилась на работу — кассиршей в супермаркете — и снова стала ждать. Я позволила жизни развиваться вокруг меня. Люди верят в жизнь, словно она не выставочная витрина, а рассказывает правду о человеке. Да достаточно только в «Фейсбук» посмотреть. Столько несчастных людишек пытаются превзойти друг друга отпускными фотографиями, скромным хвастовством и #всекакнельзялучше. Дружат с людьми, которых никогда не видели, но считают, что знают их по тому говну, что там вывешивают. Один общий друг — и пошло-поехало. Твой отец не любил социальных сетей. После всего, что у него произошло с прессой, я думаю, все мало-мальски на нее похожее вызывало у него отвращение. Но он был одиноким трезвенником, а потому подобраться к нему не составляло труда. Я медленно, медленно позволила ему влюбиться в меня. Нет, не в меня, а в Анну. Анну из магазина. Прелестную и великодушную.
Говорят, женщины — слабый пол. Более эмоциональный. Какой дурак это придумал? Влюбленный мужчина — воплощение слабости. Влюбленный мужчина расскажет тебе все. Поделится всем. Отдаст тебе все. И он отдал. Когда я повернула краник внутри него, вся история полилась наружу. Понимаешь, он любил тебя, любил на свой слабый манер. Он показал мне письмо, которое твоя мать отправила ему еще в две тысячи шестом году, когда он дал ей деньги. Он сохранил это письмо.
Джон сказал — они назвали тебя Кристал, но он думал, что Шарлотта изменит твое имя на Аву. Она всегда хотела назвать тебя Авой, но он ей не позволял. Он считал имя Ава старушечьим, но теперь думал, что оно красивое. Он плакался и плакался о том, что хотел бы знать тебя или знать, где ты, и расстраивался, что ты, вероятно, ничего не знаешь о нем. Ничего хорошего. Он хотел, чтобы ты знала о его любви.
Если честно, то я с трудом сдерживала смех. Что такое с мужчинами? Они сами творят свои несчастья, а потом ведут себя так, будто в этом виноват кто-то другой. В их генах столько жалости к самим себе. Или к тому, что в их джинсах. Он хотел найти тебя, но не знал, с чего начать, попытался выйти на связь с надзирающим инспектором, но тот сказал, что ему придется дождаться, когда тебе исполнится восемнадцать. На что он надеялся? Его усилия могли привести к тому, что им бы пришлось создавать новую личность, а можешь мне поверить, это ох как недешево.
Я сказала ему, чтобы он забыл тебя и продолжал жить дальше. Внушила ему, что его будущее со мной. Он был слабым — всегда слабым — и согласился. Я, конечно, взяла письмо. Хватит жить прошлым.
Джон не заслуживал того, чтобы сохранять это письмо, — он не видел в нем ключа, по которому можно было найти вас обеих, хотя этот ключ был прямо перед глазами. Маленькая выцветшая почтовая марочка на конверте. Но я увидела. Увидела ее очень четко.
Глава 59
Мэрилин
Хорошо, что я вернулась рано, потому что вскоре после того, как я вышла из ванной, мне в номер позвонил Саймон и сказал, что выделил переговорную для некоторых вопросов, которые хотел бы обсудить со мной. Он бледен, и сутулость его плеч кричит об усталости, и мне не нужно спрашивать почему.
— Выглядите вы неважно, — говорю я. Мое сердце екает, когда он роняет на стол пачку распечаток и инструкций и включает проектор. На столе стоит тарелка с печеньем, но ни он, ни я к нему не прикасаемся. — Я бы наверняка могла заняться сегодня другими делами. — Например, помогать подозреваемой в бегах.
— Я в порядке. Не выспался немного.
Других объяснений мне не требуется. Лиза — главная новость месяца, и хотя полиция не обнародовала никаких новых свидетельств, это не мешает всем новостным каналам беспрерывно говорить о ней и копаться в ее прошлом. Для Лизы и меня это может быть полезным, но для Саймона, вероятно, нет.
— Как бы то ни было, — продолжает он, — я хочу просмотреть различные подготовительные программы и системы поощрений, которые есть в группе отелей Мэннинга как для почасовиков, так и для персонала на полной ставке. Я хотел сделать так, чтобы у каждого была возможность реализовать себя.
— Именно это сказала бы Лиза. — Эти слова срываются с моего языка, прежде чем я успеваю захлопнуть рот. — Извините, я не должна была… просто… что бы она ни сделала или сделала, она использовала эту философию, когда нанимала людей, и у меня нет никаких оснований считать, что это не шло от души.
Я говорю настороженно, и какая-то моя часть провоцирует его выгнать меня. Если выгонит, моя жизнь будет в дерьме, но я тогда буду свободна и помогу Лизе найти Аву.
Я жду, что Мэннинг поставит меня на место, но он вместо этого устремляет взгляд в потолок, словно хочет сказать что-то, но все еще не знает что.
— Это странно, — говорит он наконец. — Наверное, «странно» не совсем точное слово, но это и правда странно.
— Что вы имеете в виду?
Сердце мое бьется. Он что — пытается поймать меня? Неужели Пенни рассказала ему о моей вчерашней вспышке и он хочет понять, насколько я в своем уме?
— Что, по их словам, она сделала? Что она сделала на самом деле? Я не знаю. — Он сжимает челюсти. — Я как-то сказал ей, что я в прошлом совершал ошибки. Делал то, что не следовало бы делать. Был вовлечен в… ну, я думаю, сказав «в противозаконную деятельность», я не погрешу против истины. Говорят: не спрашивай ни у кого, как он заработал свой первый миллион. Я бы не хотел отвечать на этот вопрос. Но это было бы, по крайней мере, честно.
— Мы все совершаем поступки, о которых потом жалеем. — Я не знаю, что еще сказать, но я хочу, чтобы он не останавливался, говорил дальше.
— Я разбираюсь в людях. Всегда разбирался. Временами без этого было не обойтись. — Он смотрит прямо мне в глаза. — И все, о чем сейчас пишут, — новое убийство, ее бывшего мужа, про Аву… в это трудно поверить. В голове не укладывается. Я что говорю — неужели она и в самом деле все это сделала? То… то, что давно, да, это ужасно, жутко, я этого никогда не пойму, но то случилось давно. Но новое? Еще одно убийство? Когда мы были рядом с ней? Не могу поверить. Ни на йоту.
Раздается решительный стук в дверь, и женщина лет пятидесяти в модном костюме врывается в комнату и присоединяется к нам. На ее лице неприятная деловая улыбка.
— Карен Уолш. Глава отдела подготовки кадров. Зона моей ответственности — все на уровне досуга и отеля. Вам не обязательно присутствовать, Саймон. — Она улыбается ему, но ясно, что его присутствие — дело необычное.
— Я бы хотел поучаствовать, — отвечает он, и мгновение, когда мы могли поговорить о Лизе, прошло. Мне хочется вмазать женщине прямо в лицо за то, что она прервала нас. Неужели Саймон тоже считает, что Лиза невиновна в смерти Джона?
