Денафриа покачал головой направо и налево, растягивая мышцы шеи.
— Ну и что?
— Нашел я себе даму сердца. — Павлик поднял вверх палец. — Мою единственную. Вторую половинку. С ней я хотел провести весь остаток своих дней. Мы поженились, а через несколько лет она меня бросила. Помнишь, я тебе о ней рассказывал. Миссис Павлик, единственная и неповторимая. Того, что будет дальше, я не предусмотрел.
Денафриа тоже закурил.
— Я довольно долго хотел стать бейсболистом, — сказал он. — В старших классах я неплохо играл. Меня даже приглашали в несколько команд высшей лиги. В «Ред Сокс», «Храбрецы» и «Тигры». Но потом я тоже встретил свою единственную. И кто-то предложил мне сдать экзамен в полицейскую академию, и не успел я опомниться, как оказался женатым человеком — с материальной точки зрения я мог себе это позволить.
— А что же Том Уэйтс? — спросил Павлик.
Денафриа смешался:
— Что?
— Том Уэйтс, — повторил Павлик. — По-моему, он один из самых талантливых парней на свете. Ему лучше всех удаются жалостные песни и баллады о любви — не только о любви, о чем угодно. А голос у него такой — до самого сердца пробирает. Понимаешь, о чем я?
Захмелевший Денафриа потерял нить разговора и прищурился. Видя, что Павлик молчит, он сказал:
— Потом родился Винсент. И я жил просто замечательно.
— Я попытался сменить тему, — пояснил Павлик.
— Я все помню. Значит, ты попробовал петь блюзы? — спросил Денафриа.
Павлик отпил еще глоток.
— Да ладно тебе. Продолжай хныкать.
Денафриа сделал глубокую затяжку.
— Спасибо, — сказал он, выдыхая дым.
Павлик молча поднял стакан.
После ухода Павлика Денафриа принялся пить виски прямо из бутылки. Перед глазами у него все двоилось. Комната еще не начала вращаться, но он понял: скоро его начнет тошнить. Головная боль уже подступала. Когда зазвонил телефон, Денафриа не сразу удалось найти трубку.
— Алло! — закричал он.
— Джон? — спросил женский голос.
— Алло! — повторил Денафриа.
— Джон, это ты? — снова спросила женщина.
Прошло несколько секунд, прежде чем он опомнился.
— Джоди? — узнал он наконец.
— С тобой все в порядке? Чем ты там занимаешься? Пьешь, что ли? — продолжала его бывшая жена.
— Да, — признался он. — Да, Джоди, я пью.
— Почему?
Денафриа закашлялся.
— Хочу напиться.
— Мне не нравится, что ты за мной следишь, — сказала его жена.
Денафриа сначала ничего не ответил.
— Джон!
— Что?
— Я не хочу, чтобы ты за мной следил. Я знаю, это был ты. Когда ты промчался мимо, я тебя заметила. Так нечестно!
— Я люблю тебя, Джоди!
— Знаю, Джон.
— Ты моя жена.
— Ну да.
— Я по тебе соскучился.
— Знаю, но мы живем раздельно.
Денафриа кашлянул.
— Чего?
— Мы разъехались, — сказала жена. — И ты не имеешь права вмешиваться в мою жизнь.
— Джоди, я в самом деле напился.
— Слышу.
Денафриа снова кашлянул.
— Чего?
— Ты вообще как?
— Нормально… я в порядке.
— Может, ляжешь, проспишься?
— Л-лягу.
— Я перезвоню утром.
— П-перезвонишь?
— Да.
— Обещаешь?
— Да, обещаю.
— Ладно.
— Спокойной ночи.
— Я люблю тебя.
— Спокойной ночи, Джон.
— Да, хорошо.
Повесив трубку, он залпом допил из бутылки остатки виски. Проглотил, рыгнул, наклонился вперед — и его вырвало прямо на ковер в гостиной.
Элиш растянулась на полу. Собачка Наташа спала рядом, на подушке. Элиш только что пробежала десять километров. Волосы у нее были влажными от пота.
Павлик стоял на пороге с пакетом китайской еды и дурацкой улыбкой на лице. Когда Элиш села и сделала наклон вперед, к коленям, он только глаза вытаращил.
— Разогреваешься или остываешь? — спросил он.
— Если себя имеешь в виду, милый, тебе не мешает согреться. — Элиш согнулась в поясе, наклонилась вперед, несколько секунд посидела в такой позе и снова легла.
Павлик отнес еду на кухню. По пути он несколько раз спотыкался, а на пороге ударился о дверной косяк.
Элиш встала и потянула носом воздух.
— Ты что, пьяный?
— Вроде того, — ответил Павлик из кухни.
Он вскрыл контейнеры с едой и плюхнулся на стул. Стол уже был накрыт. Он разложил кисло-сладкое мясо по тарелкам. Открыл баночку с острой горчицей и приправил свое мясо. Почуяв еду, Наташа тоже заспешила на кухню.
— Надеюсь, ты потом сделаешь зарядку и сбросишь немного лишних калорий, — заявила Элиш, стоя на пороге.
— Чего? — спросил явно сбитый с толку Павлик.
Элиш достала из холодильника две банки кока-колы.
— Ради всего святого, — сказала она. — Надеюсь, ты не пил на работе!
Когда Элиш прошла мимо и поставила банки с газировкой на стол, Павлик потянулся к ней и схватил ее в объятия.
— Славная попка, — признал он.
Элиш развернулась к нему. На шее у нее висело полотенце.
— Мы в игривом настроении? — спросила она, садясь напротив. — Как прошла твоя пьянка? — Она вскрыла банку с колой. — Больше никого не избил?
Павлик подцепил кусок мяса вилкой и сбросил его на пол — для собаки.
— Сейчас мой напарник переживает нелегкие времена, — сказал он. — Его жена бросила. Сегодня мы видели ее с другим.
— «Мы»? — удивилась Элиш.
— Все вышло с-случайно, — невнятно ответил Павлик. — По крайней мере для меня. По-моему, он ее п-преследует.
— Преследует? Как опасно! Будь осторожен.
— Мне кажется, с тех пор, как они расстались, у нее никого не было… до сих пор. — Не сдержавшись, Павлик рыгнул. — Н-ну и хорошо… Значит, снова они не сойдутся. Но ему нелегко придется, он п-пока ничего не соображает… Он типичный итальяшка, обожает семью и детей. Держит дома альбомы с фотографиями. Назвал сынишку в честь своего папаши. До сих пор любит жену. Представляешь?
— По-моему, то, что он такой чадолюбивый, хорошо говорит о нем, — заметила Элиш, накручивая на вилку рисовую лапшу.
Павлик бросил на пол еще один кусок мяса для мопсихи.
— Да я и не хочу его ругать, — сказал он, потянувшись за стаканом с водой. — Очень острая горчица!
— Тогда не корми этим собаку, — попросила Элиш. Она подождала, пока Павлик не выпьет воду. — Ты, значит, не хотел его ругать, но?..
Павлик выложил ложку горчицы в лапшу и помешал вилкой.
— Чего? — спросил он. — А, да. Он жизни не нюхал. Все время ноет и жалуется. И ребенка использует, чтобы крутиться возле жены. — Он замолчал и снова рыгнул. — Все п-понятно. Не пойми меня неправильно, мне его жалко. Но я понимаю, через что он сейчас проходит. Ничего у него не выйдет. Излишнее беспокойство ему не поможет. В конце концов она бросит его и уйдет с тем парнем, с которым мы ее видели, или с кем-нибудь другим. Какая разница?
— А ты у нас, оказывается, психолог, — заметила Элиш, вытирая губы бумажной салфеткой. Увидев, что Павлик вытирается рукавом, она протянула чистую салфетку и ему.
Павлик снова рыгнул — еще громче.
— Думаешь, твой напарник наделает глупостей?
Павлик глубоко вздохнул.
— Нет, — сказал он. — Я так не думаю. Но кто знает? Ребенка он точно обожает. Кто знает, как он себя поведет, если она решит серьезно с кем-то встречаться. Я проводил его до дому. Помог начать изгонять злой дух его жены. Надеюсь, он напьется в стельку, его вывернет наизнанку, а завтра ему будет так плохо, что о бывшей жене он и не вспомнит.
Элиш рассмеялась.
— Оказывается, ты у нас психолог, — повторила она. — Доктор Павлик.
— Отец Павлик, — поправил он. — Я старший детектив, спасибо большое. Время от времени все наши ребята спрашивают у меня совета. Уж раз я сам сознался, значит, во мне и правда есть что-то от священника.
Элиш усмехнулась:
— Извини, пожалуйста. Чтобы ты — и вдруг священник? Позволь с тобой не согласиться. По-моему, из тебя может выйти кто угодно, но только не священник.
— По крайней мере, я знаю, что посоветовать другу в трудном положении, — заявил Павлик, скармливая собаке очередной кусок мяса.
