— Господи, какой же холод!.. — со вздохом проговорил Ламбер.
— Да ну, это разве холод? — возразил Арно.
— Не знаю, как ты тут продержишься-то, — вздохнул Пеллетер.
— Торчать ночью на холоде в сельской местности как раз была моя мечта, — ответил ему Ламбер.
— А как действовать будем, ты уже знаешь?
— Когда поезд прибудет, Арно пойдет вдоль вагонов с той стороны, а я с этой. Не знаю, правда, удастся ли нам что увидеть в такой темнотище.
— Я помогу.
— Думаешь, что-то будет видно?
— Нет, не думаю.
— Думаешь, он уже сбежал из города?
Пеллетер помедлил с ответом, потом сказал:
— Нет, я не думаю, что он уже сбежал.
Ламбер хорошо знал Пеллетера и поэтому промолчал, чтобы не мешать шефу думать. Так они и стояли втроем на холоде, как будто не ждали чего-то, а собирались стоять там вечно.
Наконец рельсы загудели, и вдалеке показался свет приближающегося поезда. Арно поспешил перейти на другую сторону колеи.
Огонек, рассекая ночную мглу, приближался, уже можно было разглядеть вагоны и паровозный дымок. Стук колес нарастал.
Ламбер по знаку Пеллетера прошел вперед, к месту остановки головных вагонов.
Пеллетер, озираясь, вглядывался в темноту, но ни в окрестных кустах, ни вокруг зданий не заметил никакого движения.
Поезд замедлил ход, чеканный стук колес сменился натужным пыхтением.
Пеллетер вспомнил, что сегодня утром уже видел такую картину, и мысленно постарался себя утешить, что торчит в Вераржане пока еще меньше недели.
Наконец поезд остановился.
Пеллетер, подойдя к краю перрона, стал пристально вглядываться в темноту за спиной у Ламбера, идущего ему навстречу.
С поезда сошли какие-то люди, оживленно разговаривающие между собой.
Ламбер, продолжая двигаться навстречу Пеллетеру, отрицательно мотнул головой.
Пеллетер тоже не заметил ничего подозрительного. Среди прибывших пассажиров он узнал двух репортеров из города. Там, видимо, все-таки сочли вераржанские события достойными освещения. Или их просто заинтересовал арест начальника тюрьмы общегосударственного значения. Пеллетеру оставалось только порадоваться, что они с ходу не приступили к работе и ему сейчас не надо было уворачиваться от просьб дать интервью. Но он точно знал, что завтра они не дадут ему прохода.
— Ничего нового, шеф, — сказал подошедший Ламбер. — Парень, скорее всего, утек. Вы уверены, что нам надо торчать здесь до завтра?
Пеллетер кивнул.
К ним присоединился Арно.
— Ну что? — спросил Пеллетер.
— Ничего, шеф.
Кондуктор смотрел на них из окошка первого вагона, и Пеллетер дал ему отмашку. Кондуктор в окошке исчез, и поезд, тронувшись с места, начал набирать ход.
— Ладно, на ночь можем разойтись, — разрешил Пеллетер. — Пойдем немного отдохнем, но к утреннему поезду вернемся.
Они дружно развернулись и направились в сторону города. Прибывшие репортеры уже ушли.
Они шагали молча, каждый мечтал об уютной теплой постели, и Пеллетер пообещал себе, что завтра все-таки уедет этим вечерним поездом.
Проснувшись, Пеллетер встал не сразу, а полежал еще немного в постели. На него это было не похоже — обычно, просыпаясь, он тут же вскакивал и начинал одеваться. Вчера вечером ему все никак не удавалось заснуть — он подсознательно ждал телефонного звонка с новостями, параллельно размышляя о том, что упустил что-то и Пассемье по-прежнему находится в городе. Теперь же, когда солнечные лучи стали пробиваться сквозь занавески на окнах, при мысли о предстоящей поездке в тюрьму Мальниво Пеллетер почувствовал себя старым и разбитым.
Мысли о Пассемье не давали ему покоя. В пятницу вечером Пассемье проследил за ним до дома Розенкранца и отстал сразу, как только Пеллетер заметил слежку. В субботу Пеллетер выстроил весь персонал тюрьмы на допрос, и Пассемье на том допросе вел себя агрессивно и вызывающе. В тот же вечер, почувствовав себя загнанным в угол, Пассемье опять следил за Пеллетером. А в воскресенье, собрав чемодан, пустился в бега.
Все эти факты по-прежнему ни о чем не говорили Пеллетеру.
Внизу, в вестибюле отеля, образовался настоящий журналистский салон. К четырем репортерам, сошедшим вчера с поезда, присоединились еще трое, по-видимому, приехавшие на машинах, и в центре этой компании громче всех вещал Филипп Сервьер.
— Инспектор Пеллетер! — обрадованно воскликнул один из приезжих репортеров. — Вы готовы ответить на вопросы?
Остальные журналисты мгновенно притихли и, устремив на Пеллетера выжидающие взгляды, поспешили достать из карманов карандаши и блокноты.
— Это ж надо, какой дальний путь вы проделали! — на ходу бросил им Пеллетер, не замедляя шага.
— Что вы можете сказать о деле Ришар-Ленуаров?
Пеллетер остановился перед репортером, задавшим этот вопрос.
— О чем это вы?
— Как? Вы не слышали?!
— Ой, да вы просто отстали от жизни! — прибавил другой.
— Графиня Ришар-Ленуар застрелила трех своих детей, мужа и покончила с собой на своей яхте в Ницце. Вряд ли несколько здешних сгнивших трупов смогут соперничать с таким громким делом.
— Я держал все газеты в курсе относительно здешних событий, — пояснил Сервьер.
Кое-кто из репортеров не смог сдержать усмешки.
— Теперь, когда выяснилось, что тут замешан и начальник тюрьмы…
Пеллетер окинул всю компанию неприязненным взглядом и, повернувшись, собрался продолжить путь.
— Инспектор Пеллетер, подождите!..
— А какое отношение ко всему этому имеет Мауссье?
— Кто совершил эти убийства? Начальник тюрьмы?
Пеллетер резко развернулся, и репортеры, ринувшиеся было вслед за ним к выходу, остановились, натыкаясь друг на друга.
— Если вам нужен сюжет, то идите в город и разыщите пропавшего тюремного надзирателя. — С этими словами Пеллетер повернулся и вышел из вестибюля на улицу.
Утро было погожее, но ночной холод еще давал о себе знать. Городская площадь кипела привычной деловой жизнью, магазины открылись, женщины с корзинками шли за покупками. Несколько мужчин из поисковой партии курили у подножия памятника, прислонив ружья к постаменту. Вид у них был усталый и понурый, им явно уже было не до шуток и смеха.
Пеллетер первым делом направился к табачной лавке, зная, что не продержится весь день без курева.
Табачник не стал комментировать события вчерашнего дня, просто молча продал Пеллетеру сигары, и тот закурил одну сразу же, прямо в лавке.
Людей с ружьями у памятника прибавлялось. Прохожие с любопытством поглядывали на них. Почему они здесь собираются? Может, Летро объявил продолжение поисков?
Пеллетер вернулся к своим прежним мыслям. Мальчишки Перро заблудились в полях. То есть Пассемье мог прятаться где угодно, и, если его до сих пор не нашли, то теперь уже вряд ли найдут.
Попыхивая сигарой, Пеллетер наблюдал за жизнью площади, пока еще не готовый начать рабочий день.
В маленьком кафе Розенкранц пил за стойкой кофе. Пеллетера удивило, что американский писатель после нескольких дней разлуки с женой мог сейчас находиться не рядом с нею. Он только лишний раз убедился в том, как все-таки трудно иногда бывает постичь чужую душу.
К памятнику, вокруг которого собиралось все больше людей, шел через площадь Летро. Подтягивались туда и любопытые. Пеллетер узнал в толпе пекаря Бенуа в белом переднике и с волосами, припорошенными мукой. Не иначе как пришел послушать свежие новости.
Пассемье не шел у Пеллетера из головы. Ноздри его раздулись от злости, когда он в очередной раз подумал о том, что попросту упустил Пассемье.
Сердито выдувая табачный дым, он наблюдал издалека, как Летро раздает новые приказы.
А из головы все никак не шел Пассемье. Зачем он вообще следил за Пеллетером? Какой смысл был в этом? К тому же это было для него рискованно.
Взгляд Пеллетера снова вернулся к Розенкранцу. Тот теперь стоял на пороге кафе, и вокруг него вился один из репортеров. Посетители, все как один повернув к нему голову, слушали их разговор и ждали, когда можно будет вставить словечко.
