— Ты не…
— Что?
— Ты не уважаешь личное пространство других людей.
— Что ж, я здесь, не так ли?
Я снова киваю. Провожу по экрану большим пальцем.
— Я вам говорил: вы мне интересны. Та старая стерва из нашего квартала рассказала мне о вас. Ну, очевидно, не все. С тех пор я многое узнал. Вот поэтому я и принес ту свечку. Мама ничего об этом не знала. Она не разрешила бы мне. — Он умолкает, разглядывает меня. — Спорю, вы были хорошенькой.
Он подносит нож для писем к моему лицу. Отводит лезвием прядь со щеки. Я вздрагиваю, судорожно вздыхаю.
— Та леди сказала, что вы все время сидите дома. Это тоже было интересно. Странная женщина, которая никогда не выходит на улицу. Этакая чудачка.
Я зажимаю в пальцах телефон. Дотронусь до экрана с паролем и наберу эти четыре цифры. Я много раз их набирала. Смогу сделать это в темноте. Смогу сделать, если рядом сидит Итан.
— Я чувствовал, что должен узнать вас.
Прикасаюсь к кнопке на телефоне, нажимаю ее. Кашляю, чтобы замаскировать щелчок.
— Мои родители… — начинает он, поворачиваясь к окну.
И умолкает.
Моя голова поворачивается вслед за ним. И я вижу то, что видит он: свечение телефона, отраженное в стекле.
Он судорожно вздыхает. Я тоже.
Я мельком взглядываю на него. Он смотрит на меня в упор.
Потом ухмыляется.
— Шутка. — Он указывает на телефон ножом для писем. — Я успел изменить код. Как раз перед тем, как вы проснулись. Я не дурак. Не собираюсь оставлять рядом с вами работающий телефон.
У меня перехватывает дыхание.
— А из того, что в библиотеке, я вынул батарейки. Говорю, чтобы потом не удивлялись.
Я цепенею.
Он машет в сторону двери.
— Так или иначе я уже две недели прихожу сюда по ночам, разгуливаю по дому, наблюдаю за вами. Мне здесь нравится. Тихо и темно. — У него задумчивый голос. — Мне даже интересно, как вы живете. Такое чувство, будто я исследую вашу жизнь. Типа, пишу очерк. Я даже… — Он улыбается. — Сфотографировал вас на ваш телефон. — Гримаса. — Или это было слишком? Чувствую, что да, перебор. О-о… но спросите меня, как я разблокировал ваш телефон.
Я молчу.
— Спросите. — В его голосе слышится угроза.
— Как ты разблокировал мой телефон? — шепчу я.
Он широко улыбается, как ребенок, который знает, что сейчас скажет что-то умное.
— Вы сами научили меня.
Я качаю головой:
— Нет.
Он закатывает глаза.
— Ну хорошо — научили не меня. — Он наклоняется ко мне. — Научили ту старую суку из Монтаны.
— Лиззи?
Он кивает.
— Ты… шпионил за нами?
Он глубоко вздыхает.
— Господи, вы и правда глупая. Кстати, я не учил плавать детей-инвалидов. Я бы скорее сам утопился. Нет, Анна, я и есть Лиззи.
У меня отваливается челюсть.
— Или был, — говорит он. — В последнее время она часто выходит из дому. Думаю, ей намного лучше. Благодаря сыновьям — как там их зовут?
— Боу и Уильям, — не задумываясь отвечаю я.
Он снова хихикает.
— Черт меня дери. Не могу поверить, что вы это помните. — Смеется громче. — Боу. Клянусь, я придумал это с ходу.
Я с изумлением смотрю на него.
— В тот день, когда я впервые зашел к вам, на ноутбуке был открыт тот дурацкий сайт. Дома я сразу создал аккаунт. Познакомился со всякого рода одинокими лузерами. ДискоМики, или как его там. — Он качает головой. — Это так смешно. Но он свел меня с вами. Надо же было с чего-то начать, чтобы вы не удивлялись новому знакомству. Ну ладно. Вы рассказали Лиззи, как шифровать пароли. Заменять буквы на цифры, и прочее дерьмо. НАСА отдыхает.
Мне никак не проглотить застрявший в горле ком.
— Или использовать дату рождения — так вы сказали. А вы говорили мне, что ваша дочь родилась в День святого Валентина. Два и четырнадцать. Вот каким образом я влез в ваш телефон и сделал ту фотку, на которой вы храпите. Потом я поменял пароль, чтобы подшутить над вами. — Он грозит мне пальцем. — Я спустился и влез в ваш настольный компьютер. — Наклонившись ко мне, он говорит с расстановкой: — Конечно, паролем было имя Оливии. Для компьютера и почтового ящика. И конечно, вы просто поменяли местами буквы. Как посоветовали Лиззи. — Он качает головой. — Но ты офигенно тупая, а?
Я ничего не говорю.
Он сердито смотрит на меня.
— Я задал тебе вопрос, — говорит он. — Ты ведь офигенно тупая, да?
— Очень, — говорю я.
— Очень — что?
— Очень глупая.
— Кто глупый?
— Я.
— Просто офигенно тупая.
— Да.
Он кивает. В окна хлещет дождь.
— Значит, я создал аккаунт «Джимейл». На твоем компьютере. Ты писала Лиззи, что твои родные при разговоре по телефону всегда говорили: «Угадай кто» — и этого никак нельзя было пропустить. Угадай кто, Анна? — Он хихикает. — Потом я послал снимок на твой адрес. Жаль, я не видел твоего лица.
Он снова хихикает.
В комнате не хватает воздуха. Тяжело дышать.
— И я просто обязан был вставить в аккаунт имя моей матери. Готов поспорить, это привело тебя в экстаз. — Он ухмыляется. — Но ты рассказала Лиззи кое-что еще. — Он снова наклоняется вперед, направив нож для писем мне в грудь. — У тебя был роман, потаскуха. И ты угробила своих близких.
Я лишаюсь дара речи. У меня ничего не осталось.
— А потом ты свихнулась из-за Кэти. Это было безумие, у тебя крыша поехала. Вполне объяснимо, понимаю. Я пырнул ее на глазах у отца, и он тоже чуть не рехнулся. Хотя, честно говоря, я думаю, он испытал облегчение, что ее не стало. Мне-то точно полегчало. Я уже говорил, она меня достала. — Он придвигается ближе ко мне. — Подвинься.
Я подгибаю ноги, упираюсь в его бедро.
— Надо было зашторить окна, но все произошло так быстро. Во всяком случае, отрицать это было совсем просто. Проще, чем лгать. Проще, чем говорить правду. — Он качает головой. — Мне, типа, немного жаль папу. Он просто хотел защитить меня.
— Он пытался защитить тебя от меня, — говорю я. — Пусть даже он и знал…
— Нет, — безразличным тоном возражает Итан. — Он пытался защитить вас от меня.
«Я бы не хотел, чтобы мой сын путался со взрослой женщиной», — сказал Алистер.
Не ради Итана, но ради меня.
— Но что поделать? Один из психологов сказал родителям, что я просто испорченный. — Он вновь пожимает плечами. — Прекрасно. Охренительно.
Гнев, сквернословие — его куда-то заносит. Кровь стучит у меня в висках. Сосредоточься. Вспоминай. Думай.
— Знаешь, мне и копов немного жалко. Тот мужик всё пытался поладить с тобой. Ну просто святой. — Опять хмыкает. — Другая — настоящая стерва.
Я его почти не слушаю.
— Расскажи о матери, — бормочу я.
Он смотрит на меня.
— Что?
— Твоя мама, — кивая, говорю я. — Расскажи мне о ней.
Пауза. Грохотание грома.
— Что… рассказать? — осторожно спрашивает он.
Я откашливаюсь.
— Ты говорил, ее дружки плохо с тобой обращались.
Теперь он смотрит на меня со злостью.
— Я говорил, они поколачивали меня.
— Да. Уверена, это часто случалось.
— Угу. — Продолжает сердито смотреть на меня. — А что?
— Ты сказал, что считал себя испорченным.
— Я сказал, что так говорил другой психолог.
— Я в это не верю. Не верю в то, что ты просто испорченный.
Итан наклоняет голову:
— Не веришь?
— Нет. — Пытаюсь выровнять дыхание. — Не верю, что люди так устроены. — Приподнявшись, опираюсь спиной о подушки, разглаживаю одеяло на бедрах. — Ты устроен не так.
— Правда?
Он свободно держит лезвие в руке.
— В детстве с тобой случались нехорошие вещи. Были вещи, которые тебе не надо было видеть. То, что ты не мог контролировать. — Мой голос крепнет. — Но ты смог это пережить.
Он вздрагивает.
— Она не была тебе хорошей матерью. Ты прав.
Он судорожно сглатывает. Я тоже сглатываю.
— Думаю, ты был сильно травмирован к тому времени, когда тебя усыновили. Полагаю… — Рискнуть? — Полагаю, родители очень тебя любят. Даже если они не идеальны, — добавляю я.
