— Было ли что-то необычное в этих пятнах и лужах крови вокруг тела?
— Да. В них были отпечатки подошв обуви и другие тоже, что значило, что кто-то наступил во влажную кровь и оставил следы.
— Какие заключения вы сделали по этим отпечаткам?
— По всей видимости, кто-то подходил к телу или присаживался рядом с ним, пока кровь еще не успела высохнуть.
— Вам к тому моменту уже рассказали о Поле Джианетто, женщине, которая обнаружила тело во время пробежки?
— Да, рассказали.
— Это как-то повлияло на ваши соображения относительно отпечатков?
— Я думал, что она могла оставить их, но точно не знал.
— К каким еще выводам вы пришли?
— Ну, там вокруг было довольно большое количество крови, которая пролилась во время нападения. Она была разбрызгана и размазана. Я не знал, где мог находиться нападавший, но, судя по расположению ран на груди жертвы, подумал, что он, скорее всего, стоял прямо перед пострадавшим. Поэтому предположил, что человек, которого мы ищем, мог быть тоже испачкан кровью. Кроме того, он мог иметь при себе оружие, хотя нож — вещь небольшая и от него несложно избавиться. Но кровь — важная улика. На месте преступления было довольно грязно.
— Отметили ли вы еще что-то, в особенности относительно рук?
— Да, на них не было ни порезов, ни каких-либо других повреждений.
— Какой вывод вы из этого сделали?
— Отсутствие ран на руках свидетельствует о том, что убитый не защищался и не пытался дать отпор. Это говорит о том, что либо нападение стало для него неожиданностью, либо он не видел нападавшего и не успел вскинуть руки, чтобы прикрыться от удара.
— То есть он мог быть знаком с нападавшим?
Джонатан вновь оторвал свой зад на несколько дюймов от кресла:
— Возражение. Домысел.
— Удовлетворено.
— Хорошо, что вы делали потом?
— Ну, убийство было сравнительно свежим. Парк оцепили, и мы немедленно приступили к прочесыванию его, чтобы установить всех лиц, которые в этот момент там находились. Операция началась еще до того, как я подъехал.
— Нашли ли вы кого-то?
— Да, много народу, но все они находились довольно далеко от места преступления. Особенно подозрительным нам никто не показался. Не было ничего такого, что указывало бы на то, что кто-то из них мог быть каким-то образом причастен к убийству.
— Ни следов крови на одежде?
— Нет.
— Ни ножей?
— Нет.
— Значит, справедливо будет сказать, что в первые часы расследования очевидных подозреваемых найдено не было?
— У нас не было вообще никаких подозреваемых.
— А сколько подозреваемых вы установили и начали разрабатывать в последующие дни?
— Нисколько.
— И что вы делали дальше? Как вы вели расследование?
— Ну, мы опросили всех, кто мог располагать хоть какой-то информацией. Родных и друзей убитого, всех, кто мог что-то видеть в утро убийства.
— Соученики убитого в это число входили?
— Нет.
— Почему?
— Нам не сразу удалось получить доступ в школу. Родители были обеспокоены тем, что мы будем опрашивать детей. Возникла дискуссия относительно того, необходимо ли присутствие при этом адвоката и имеем ли мы право появляться в школе без ордера — на осмотр шкафчиков и все такое. Некоторые противоречия возникли и относительно того, допустимо ли опрашивать детей в здании школы и кого именно мы можем опрашивать.
— Как вы отреагировали на все эти проволочки?
— Возражение.
— Отклоняется.
— Честно говоря, я был зол. Если не раскрыть дело сразу по горячим следам, потом это становится уже намного проблематичней.
— А кто вел это дело вместе с вами со стороны прокуратуры?
— Мистер Барбер.
— Эндрю Барбер, отец обвиняемого?
— Да.
— На этом этапе вам не показалось неправильным, что Энди Барбер ведет это дело, несмотря на то что к нему имеет отношение школа, в которой учится его сын?
— Не особенно. Ну, то есть я был в курсе. Но это же было не как в школе «Колумбайн», когда было заведомо понятно, что и жертвы, и преступник — дети. У нас не было никаких веских оснований полагать, что к этому убийству причастен кто-то из школы, не говоря уж о Джейкобе.
— Значит, вы никогда не подвергали сомнению действия мистера Барбера в этом отношении, даже в глубине души?
— Нет, никогда.
— Вы когда-либо обсуждали с ним этот вопрос?
— Один раз.
— Не могли бы вы описать этот разговор?
— Я просто посоветовал Энди, чисто ради того, чтобы прикрыть свою… свой тыл, передать это дело кому-то другому.
— Потому что вы видели конфликт интересов?
— Я видел, что школа, где учится его ребенок, может оказаться каким-то образом в этом замешана, и тут уж заранее сложно что-то предугадать. Почему бы на всякий случай не дистанцироваться?
— И что он вам на это ответил?
— Сказал, что никакого конфликта интересов нет, и пояснил: если его ребенку грозит какая-то опасность со стороны убийцы, значит тем больше у него, Барбера, причин хотеть, чтобы это убийство было как можно скорее раскрыто. К тому же он признался, что чувствует некоторую личную ответственность, потому что живет в этом городе и убийства там — дело нечастое, так что люди будут особенно расстроены. Он хотел, чтобы все было сделано как надо.
Лоджудис сделал паузу и метнул в Даффи сердитый взгляд:
— Мистер Барбер, отец обвиняемого, никогда не выдвигал версию, что Бена Рифкина мог убить кто-то из его соучеников?
— Нет. Он не выдвигал такую версию или же отбросил ее.
— Но он не занимался активным расследованием версии, что Бена убил кто-то из одноклассников?
— Нет. Но что значит «занимался активным расследованием»?
— Он пытался направить расследование в любом другом направлении?
— Я не очень понимаю, что значит «направить»?
— У него были какие-то другие подозреваемые?
— Да. Был такой Леонард Патц, который жил неподалеку от парка и в отношении которого имелись косвенные признаки, что он мог быть причастен. Энди хотел разрабатывать этого подозреваемого.
— По сути дела, не был ли Энди Барбер единственным, кто считал причастность Патца возможной?
— Возражение. Наводящий вопрос.
— Принимается. Это ваш свидетель, мистер Лоджудис.
— Снимаю вопрос. В итоге вы все-таки опросили детей, соучеников Бена по школе Маккормака?
— Да.
— И что вам удалось узнать?
— Ну, в результате определенных усилий — поскольку дети были не слишком расположены с нами откровенничать — нам удалось узнать, что между Беном и обвиняемым, между Беном и Джейкобом, существовала застарелая вражда. Бен травил Джейкоба. После этого мы включили Джейкоба в круг подозреваемых.
— В то время как его отец возглавлял расследование?
— Определенные следственные действия пришлось провести без ведома мистера Барбера.
Для меня это прозвучало как удар грома с ясного неба. До сих пор я был об этом не в курсе. Подозревал что-то в этом роде, но был уверен, что Даффи в этом не участвовал. Видимо, он заметил, как я переменился в лице, потому что в его глазах промелькнуло беспомощное выражение.
— И как все это проходило? Был ли назначен расследовать это дело другой ассистент окружного прокурора без ведома мистера Барбера?
— Да. Вы.
— И с чьего одобрения это было сделано?
— С одобрения окружного прокурора Линн Канаван.
— И что выявило это расследование?
— Были обнаружены улики, указывающие на обвиняемого: свидетельства того, что у него имелся нож, соответствующий характеру ран, у него был достаточный мотив, и, самое главное, он выражал намерение защищать себя при помощи ножа, если убитый продолжит его третировать. Кроме того, в то утро обвиняемый пришел в школу с испачканной в крови правой рукой. Все эти сведения мы получили от друга обвиняемого, Дерека Ю.
— На правой руке обвиняемого была кровь?
— Согласно показаниям его друга Дерека Ю, да.
— И он выражал намерение пустить нож в ход против Бена Рифкина?
