Когда судья Френч наконец занял свое место, он принялся оглядывать зал, пока секретарь монотонной скороговоркой зачитывала данные дела.
— Дело номер ноль восемь дробь сорок четыре ноль семь, штат Массачусетс против Джейкоба Майкла Барбера, обвинение в убийстве первой степени. От имени подсудимого Джонатан Клейн. От имени штата Массачусетс помощник прокурора округа Нил Лоджудис.
Строгое благородное лицо судьи обращалось по очереди к каждому из игроков — к Джейкобу, к защитнику, к обвинителю, даже к нам. На тот краткий миг, пока на нас были устремлены его глаза, каждый ощущал особую значимость, которая испарялась, как только его взгляд скользил дальше.
За все эти годы мне неоднократно доводилось работать с судьей Френчем, и, хотя я считал его в некотором роде дутой величиной, он в общем и целом мне нравился. В Гарварде играл в футбольной команде, был лайнсменом защиты. На последнем курсе в игре с Йелем он исключительно удачно упал на мяч, выпущенный другим игроком из рук при передаче в зоне тачдауна, и таким образом урвал свою минуту славы. На запечатлевшей этот момент фотографии, которая в рамке висела на почетном месте на стене в его кабинете, здоровяк Берт Френч, в своей малиновой с золотом форме, лежал на боку на земле, прижимая к груди найденное им драгоценное яйцо. Подозреваю, у меня этот снимок вызывал совершенно иные эмоции, нежели у судьи Френча. Я воспринимал его как везунчика. Богатый, с располагающей внешностью и всем прочим, ему всю жизнь подворачивались самые разнообразные возможности, словно подкатывающиеся под ноги мячи, на которые оставалось лишь упасть, при этом, разумеется, пребывая в полной уверенности, что подобная удача — естественное следствие его таланта. Интересно было бы посмотреть, как на такого заговоренного человека повлиял бы папаша вроде Кровавого Билли Барбера. Что стало бы со всей этой легкостью, всей этой непринужденностью, с этой наивной уверенностью в себе. Многие годы я изучал людей, подобных Берту Френчу, презирал их и одновременно копировал их.
— Мистер Клейн, — произнес судья, водружая на переносицу узенькие очочки, — намерены ли вы заявить какое-либо ходатайство до начала заседания, прежде чем мы начнем предварительное собеседование с кандидатами в присяжные?
Джонатан поднялся:
— Пару вещей, ваша честь. Во-первых, отец подсудимого, Эндрю Барбер, хотел бы участвовать в процессе от имени моего подзащитного. Если суд разрешит, он будет исполнять роль второго адвоката.
Джонатан подошел к секретарю и протянул ей ходатайство с моим выраженным желанием присоединиться к команде защиты. Секретарь передала листок судье, который устремил на него неодобрительный взгляд.
— Мистер Клейн, оснований запрещать вам это у меня нет, но я не уверен, что это разумно.
— Таково желание семьи, — ответил Джонатан, дистанцируясь от решения.
Судья нацарапал на бумаге свою фамилию, удовлетворяя ходатайство.
— Мистер Барбер, можете подойти.
Я зашел за барьер и уселся за стол защиты рядом с Джейкобом.
— Что-то еще?
— Ваша честь, я подал ходатайство об исключении из материалов дела научных доказательств, основанных на предположительной генетической предрасположенности к насилию.
— Да. Я читал ваше ходатайство и склоняюсь к тому, чтобы удовлетворить его. Вы хотите, чтобы суд заслушал вас, прежде чем я вынесу постановление? Насколько я понимаю, ваша позиция такова, что устоявшейся научной концепции по этому вопросу на данный момент не существует, а если бы и существовала, в данном деле нет никаких однозначных доказательств склонности к насилию, генетических или каких-либо других. Я правильно уловил суть?
— Да, ваша честь, вы правильно ее уловили.
— Мистер Лоджудис? Вы хотите, чтобы суд заслушал вас, или положитесь на письменное изложение? Думаю, защита имеет право потребовать отдельного слушания в отношении доказательств подобного рода, прежде чем они будут представлены суду. Видите ли, я не исключаю эти доказательства окончательно. Я лишь постановляю, что, если вы решите представить суду доказательства генетической предрасположенности к насилию, мы проведем заседание без присутствия жюри присяжных, чтобы решить, могут ли эти доказательства быть приобщены к делу.
— Да, ваша честь, я хотел бы, чтобы суд заслушал меня по этому вопросу.
Судья сощурился. На его лице читалось явственное и недвусмысленное «сядь и закрой свой рот».
Лоджудис встал и принялся застегивать свой пиджак, приталенный, на трех пуговицах. Застегнутый наглухо, сидел он из рук вон плохо. Шея Лоджудиса слегка выдавалась вперед, в то время как пиджак стоял колом, отчего воротник отставал от шеи на дюйм-два, точно капюшон монашеской сутаны.
— Ваша честь, позиция штата Массачусетс такова — и мы готовы подкрепить ее показаниями свидетелей-экспертов, — что психогенетика как наука за последнее время сделала огромный рывок и продолжает развиваться семимильными шагами. В настоящее время эта область достигла такого уровня, который более чем позволяет использовать ее на этом суде. Мы готовы утверждать, что в данном деле, напротив, в высшей степени ошибочно было бы исключать…
— Ходатайство удовлетворено.
Лоджудис какое-то время стоял столбом, пытаясь сообразить, действительно ли его только отбрили.
— Мистер Лоджудис, — пояснил судья, выводя на ходатайстве «Удовлетворено. Судья Френч». — Я не исключил доказательство. Мое постановление заключается в том, что, если вы хотите представить его суду, вы должны будете уведомить об этом сторону защиты и мы назначим слушание по вопросу его приемлемости до того, как вы представите его жюри присяжных. Понятно?
— Понятно, ваша честь.
— Во избежание возможных недоразумений уточняю: до моего постановления об этом ни слова.
— Понятно, ваша честь.
— Устраивать из суда цирк мы не будем. — Судья вздохнул. — Так, ладно, еще что-нибудь или будем начинать отбор жюри?
Юристы покачали головой.
Последовала серия кивков — судья кивнул секретарю, а та, в свою очередь, приставу, — после чего с одного из нижних этажей привели потенциальных присяжных. Один за другим они входили в зал, озираясь по сторонам, точно туристы, впервые попавшие в Версаль. Представшее их глазам зрелище, по всей видимости, их разочаровало. Грязноватое помещение в современном стиле: высокие квадратные потолки, аскетическая меблировка кленового дерева, черный ламинат и тусклое отраженное освещение. По обе стороны от судейского стола уныло свисали с флагштоков флаги: американский по правую руку и штата Массачусетс — по левую. Американский флаг, по крайней мере, сохранил свою первозданную яркую расцветку; флаг штата же, некогда кипенно-белый, пожелтел от времени и теперь был скорее цвета слоновой кости. За исключением их, не было ничего: ни статуи Фемиды, ни выбитого латинского изречения, ни портрета какого-нибудь древнего судьи, — что оживило бы скандинавский аскетизм обстановки. Я был в этом зале тысячу раз, но разочарование на лицах присяжных заставило меня наконец-то посмотреть на него по-настоящему и осознать, насколько обшарпанным он выглядит.
Пул присяжных занял практически все места в зале, оставив свободными лишь две скамьи, которые были зарезервированы для родных подсудимого, репортеров, а также немногочисленной горстки тех, чьи связи в суде позволяли им присутствовать на заседании. Потенциальные присяжные представляли собой смесь работающих людей и домохозяек, молодежи и пенсионеров. Обыкновенно в подобных командах преобладали синие воротнички и занятые неполный день, поскольку именно такие с большей вероятностью откликались на приглашение в суд. Однако этот пул казался слишком уж профессиональным. Множество хороших стрижек, новой обуви, дорогих смартфонов, ручек, выглядывающих из нагрудных кармашков. Это было нам тоже на руку, решил я. Нам нужны разумные, хладнокровные присяжные, люди, у которых хватило бы ума понять тонкости формальной защиты и ограничения научных доказательств и смелости сказать «невиновен».
