— Джейкоб там, Энди?
— Нет.
— Ты знаешь, где он?
— Без понятия.
— Ладно, дружище, давай-ка выходи. — Он легонько положил ладонь мне на локоть, чтобы ободрить, но не сделал попытки вывести меня из дома. Судя по всему, он согласен был ждать, пока я не буду готов. Он склонился ко мне и доверительным тоном произнес: — Давай будем делать все как положено.
— Все в порядке, Пол.
— Мне очень жаль.
— Просто делай свою работу, ладно? Не налажай.
— О'кей.
— Ты должен сделать все так, чтобы и комар носа не подточил, а не то Лоджудис разделает тебя под орех. Он выставит тебя полным недоумком на суде, помяни мое слово. Уж он найдет к чему прицепиться. Он не я, защищать тебя не станет.
— О'кей, Энди. Все в порядке. Выходи.
Я ждал на тротуаре перед домом. На улице начали собираться зеваки, привлеченные скоплением патрульных машин. Я предпочел бы подождать на заднем дворе, подальше от глаз, но мне необходимо было находиться здесь, когда появится Лори или Джейкоб, чтобы поддержать их, а также проинструктировать.
Лори подъехала всего через несколько минут после того, как начался обыск. Услышав новости, она пошатнулась. Я удержал ее и прошептал на ухо, чтобы ничего не говорила и не выказывала никаких эмоций: ни грусти, ни страха. Не дождутся. Она презрительно фыркнула и расплакалась. Она всхлипывала так искренне и самозабвенно, как будто никто на нее не смотрел. Ей было все равно, что подумают люди, потому что о ней никогда в жизни никто ни разу не подумал ничего плохого. Я был не настолько наивен. Мы стояли рядом перед домом, и я обнимал ее за плечи — покровительственным, собственническим жестом.
Когда пошел второй час обыска, мы ушли на задний двор и уселись на крыльце. Там Лори тихонько поплакала, потом взяла себя в руки и снова заплакала.
В какой-то момент из-за угла дома показался детектив Даффи и поднялся на крыльцо:
— Энди, просто чтоб ты знал, мы сегодня утром нашли в парке нож. Он валялся в грязи на берегу озера.
— Я так и знал, так и знал, что он всплывет. На нем есть какие-нибудь отпечатки, кровь?
— С виду ничего такого. Он сейчас в лаборатории. Весь облеплен засохшими водорослями.
— Он принадлежит Патцу.
— Не знаю. Возможно.
— Что это за нож?
— Да самый обычный кухонный нож.
— Кухонный нож? — переспросила Лори.
— Угу. Ваши все на месте?
— Брось, Дафф, ты серьезно? — сказал я. — Зачем ты задаешь такие вопросы?
— Ладно, прости. Задавать их — моя работа.
Лори сердито сверкнула на него глазами.
— Энди, Джейкоб не объявлялся?
— Нет. Мы не можем его найти. Уже всех обзвонили.
В глазах Даффи промелькнуло скептическое выражение.
— Он подросток, — сказал я. — И время от времени исчезает. Пол, когда мой сын появится, я не хочу, чтобы кто-то с ним разговаривал. Никаких вопросов. Джейк несовершеннолетний. Он имеет право на присутствие рядом родителя или опекуна. Не пытайтесь ничего из него вытащить.
— Господи, Энди, никто не собирается ничего из него вытаскивать. Но мы, понятное дело, хотели бы с ним поговорить.
— Даже не думайте.
— Энди, это может ему помочь.
— Нет. Он ничего вам не скажет. Ни единого слова.
Какое-то движение посреди двора привлекло наше внимание, и мы все трое как по команде оглянулись. Кролик, серый, как древесная кора, принюхался, дернул головой, настороженно замер, потом расслабился. Прыгнул пару раз и замер. И в одно мгновение слился с травой и тусклым серым светом. Я почти потерял его из виду, пока он вновь не начал прыгать — точно серая рябь пробежала по траве.
Даффи вновь устремил взгляд на Лори. Всего несколько недель назад мы все вместе ходили ужинать в ресторан — Даффи с женой и мы с Лори. Казалось, это было в другой жизни.
— Мы уже почти закончили. Скоро уйдем.
Она кивнула, слишком рассерженная и убитая горем, чтобы уверять его, что все в порядке.
— Пол, — обратился я к нему, — он этого не делал. Я хочу сказать это тебе на тот случай, если мне не представится другой возможности. Вероятно, мы с тобой какое-то время не будем общаться, так что я хочу, чтобы ты услышал это от меня лично, понимаешь? Он этого не делал. Он этого не делал.
— Ясно. Я тебя понял.
Пол развернулся, чтобы идти.
— Он невиновен. Точно так же невиновен, как твои собственные дети.
— Ясно, — повторил он и зашагал прочь.
Вдалеке у туй кролик сосредоточенно что-то жевал.
Уже стемнело, полицейские и зеваки разошлись, а мы все ждали Джейкоба. Он так и не появился.
Все это время мальчишка прятался, в основном в парке Колд-Спринг, на чужих задних дворах и в игрушечном домике на детской площадке за начальной школой, в которую он когда-то ходил. Там его и обнаружили полицейские около восьми часов вечера.
Он безропотно позволил надеть на себя наручники, было написано в полицейском рапорте. Не пытался сбежать. Навстречу полицейскому вышел со словами «Я тот, кого вы ищете» и «Я этого не делал». Когда полицейский пренебрежительно поинтересовался: «Каким же образом тогда на теле оказались отпечатки твоих пальцев?» — Джейкоб выпалил — не знаю уж, была ли это с его стороны глупость или тонкий расчет: «Я его нашел. Он там лежал. Я попытался поднять его, чтобы помочь. Потом увидел, что он мертв, испугался и убежал». Это было единственное, что Джейкоб сообщил полиции. Видимо, он, хоть и с опозданием, понял — подобные опрометчивые признания могут выйти ему боком — и не проронил больше ни слова. Джейкоб как мало кто другой из его ровесников понимал всю ценность Пятой поправки. Потом будет выдвинуто немало гипотез относительно того, с какой целью Джейкоб сделал это единственное признание, насколько продуманным и расчетливым оно было. Кое-кто даже намекал, что он подготовил эту маленькую речь заранее и потом лишь сделал вид, что признание вырвалось у него случайно, — что все это с самого начала было с его стороны тщательно срежиссированным спектаклем, призванным подтвердить его невиновность в глазах окружающих. Все, что я знаю наверняка, — это что мой сын никогда не был ни настолько умным, ни настолько хитрым, каким его описывали в средствах массовой информации.
Как бы то ни было, единственным, что после этого услышали от Джейкоба полицейские, — это многократно повторенное «мне нужен мой папа».
Устроить, чтобы его в тот же вечер выпустили под залог, оказалось невозможно. Его отправили в кутузку в Ньютоне, в миле или двух от нашего дома.
Нам с Лори позволили ненадолго увидеться с ним в крохотной, без окон комнатушке для свиданий.
Сын был просто раздавлен. Глаза покраснели, лицо пылало, на каждой щеке багровела горизонтальная полоса, похожая на боевую раскраску. Он явно был до смерти напуган. И в то же самое время старался держать себя в руках. Вид у него был напряженный, замороженный, похожий на робота. Мальчишка, пытающийся имитировать мужественность, ну или, по крайней мере, мужественность в ее подростковом понимании. Пожалуй, именно от этого у меня защемило сердце — от того, как он изо всех сил старался храбриться, силился похоронить весь этот клубок эмоций: панику, гнев, боль — внутри себя. Он долго не продержится, подумал я. Душевные силы его явно на исходе.
— Джейкоб, — срывающимся голосом спросила Лори, — с тобой все в порядке?
— Нет! Ясное дело, нет. — Он взмахнул рукой, обводя комнатушку вокруг себя, всю эту ситуацию, в которой он оказался, и состроил сардоническую гримасу. — Я покойник.
— Джейк…
— Они говорят, что это я убил Бена? Чушь. Чушь собачья. Я не могу поверить, что это все происходит со мной. Я просто не могу в это поверить.
— Послушай, Джейк, это ошибка, — убеждал я. — Это какое-то чудовищное недоразумение. Мы со всем разберемся, понял? Я не хочу, чтобы ты терял надежду. Это еще только начало. Впереди длительный процесс.
— Я не могу в это поверить. Просто не могу в это поверить. Это все как… как у этого… — Он воспроизвел звук взрыва и изобразил в воздухе руками ядерный гриб. — Ну… этого… как его там? Тот чувак? Из этой истории.
