Винс молнией отскочил назад. Он мысленно обругал себя за недостаток бдительности, за то, что не обыскал Типпера, когда тот лежал на полу, и вообще за разгильдяйство и расхлябанность.
Типпер уже вскочил на ноги и надвигался на Винса. Его глаза горели злобой и ненавистью.
Винс еще дальше отступил назад; боль в ноге с каждой секундой становилась все нестерпимее.
Острие кинжала прыгало перед его глазами, целилось, целилось ему в грудь. Типпер кровожадно осклабился, словно безумный убийца-араб, вершащий кровную месть.
Надо собраться, перевести дух. Просчитать ходы, взять под контроль ситуацию. Сейчас, сию же секунду.
Кинжал по-прежнему мелькал перед глазами; Винс еще отступил назад и заметался по комнате. Типпер был в экстазе — это было именно то, что давало ему высшее наслаждение. Теперь его глаза светились наслаждением. Это, именно это было сутью его фантазий куда чаще, чем вымазанные маслом юные мужские тела со стенных плакатов, которые сейчас были единственными свидетелями этого смертельного вальса.
Винс сделал несколько глубоких вдохов и попытался внушить себе, что он спокоен. Он ослабил напряжение мышц, снизил температуру тела (по крайней мере, убедил себя в этом) и вселил спокойствие в собственный мозг.
Затем он улыбнулся Типперу. Улыбнулся неширокой, ни к чему не обязывающей улыбкой. Достаточно явственной, чтобы вызвать у этого извращенца и садиста ответную реакцию.
— Сейчас я сделаю так, что на твоем лице уже никогда не будет улыбки. Никогда! Ты понял? Никогда! — проговорил Типпер злобным, срывающимся голосом.
Винс знал, что улыбка в такой момент всегда раздражает нападающего. Они способны противостоять грубой силе, но только не улыбке.
Типпер сделал серию молниеносных выпадов. Винс отступал назад и уклонялся. Каждый раз он пытался держаться открытого пространства в середине комнаты. Если противник прижмет его спиной к стене, ему наверняка не жить.
Еще один выпад Типпера, на этот раз он едва не достал грудь Винса.
Винс вовремя отскочил назад.
— Надолго тебя не хватит, сопляк! Учись, пока жив, но жить тебе всего ничего! — визжал Типпер.
— Ну давай, давай, сделай меня, старый пидор!
— Сделаю! — выкрикнул Типпер и снова рассек кинжалом воздух. — А когда ты сдохнешь, прямиком в мусорную печь! Даже праха от тебя не останется, понял? Ни-че-го!
Винс знал, что, хотя оружие и дает определенные преимущества нападающему, есть для него в этом и недостатки, причем последние подчас перевешивают, особенно когда оружие находится в руках неопытного и плохо владеющего собой человека. Что касается Типпера, то он был не более чем скандалист и драчун. Винс знал это с самого начала.
Оружие — это фокусная точка. Все внимание сконцентрировано на нем. Оно — альфа и омега. Жизнь Ленни Типпера зависела от этого кинжала целиком и полностью. Оружие поглотило его, как поглотило бы любого подобного ему уличного бойца. И таким образом, поскольку оно поглотило все его внимание и сознание, у него не осталось, или почти не осталось, возможности думать о поединке.
Типпер являл собой автомат, запрограммированный на одну операцию.
Именно это обстоятельство могло сыграть на руку Винсу. О большем нельзя было и мечтать.
Выпады Типпера, нацеленные в грудь и живот Винса, стали более частыми и менее осмотрительными.
Винс по-прежнему проворно отступал и уклонялся, но он понимал, что времени у него в обрез. Надо поскорее атаковать, иначе он вскоре окажется на металлическом столе в морге.
Винс приказал себе успокоиться.
Он снова улыбнулся Типперу, понимая, что или сейчас, или никогда.
Типпер сделал выпад, целя ножом в грудь Винса.
Сейчас!
Винс не отпрянул назад, острие ножа неумолимо приближалось к его груди. Он стоял как вкопанный. Затем чуть согнул руки в локтях, вытянул их вперед, слегка присел и отвел назад нижнюю часть торса.
Кинжал в правой руке Ленни Типпера стремительно двигался вперед.
Ленни уверен, что победа у него в кармане.
Ленни уверен.
Винс продемонстрировал намерение захватить противника в клещи, но в то время как его правая рука начала сгибаться к груди, левая, напротив, протянулась к Ленни.
Когда острие ножа находилось в каких-нибудь шести дюймах от его груди, правой рукой Винс намертво схватил Типпера за запястье, а левой изо всех сил ударил его сложенной чашечкой кистью под локоть. Раздался щелчок.
Что-то треснуло.
Рука Типпера.
Перелом. Кость пополам.
Дикий вопль сотряс комнату. Потом стон.
Винс скользнул рукой вниз по запястью Типпера к его кисти, сжимающей рукоятку, и нанес ему удар в висок. Типпер полетел носом вниз и ударился о белый комод.
Мгновение, и Винс уже сидел верхом на поверженном противнике, прижимая кончик кинжала к его горлу.
— Вот так. Ну и что теперь? Прикончить тебя или будешь говорить?
Типпер то ли застонал, то ли пробормотал что-то невнятное.
— А знаешь что? — продолжал Винс. — Мне наплевать, что ты выберешь. Мне насрать, получу я ответы или прикончу тебя. Ты понял? Я сговорчив. Но нетерпелив.
И на слове «нетерпелив» Винс ткнул Типпера кинжалом в подбородок так, что нож пропорол кожу.
Типпер истошно вскрикнул.
— Ну хватит. Скажи дяде «до свидания», Ленни. Мое терпение кончилось.
— Нет! Нет! НЕТ!
— Тогда рассказывай. Начни с самого верха.
Типпер продолжал стенать. Винс не мог разобрать ни слова.
— Мое терпение на исходе. Довольно. Прощай.
— Я все расскажу. Только не убивай меня! — взмолился Типпер.
— Говори!
— Ты сломал мне руку!
— Говори!
— Что говорить? Я не знаю, с чего начинать!
— Давай начнем сначала. Ты следил за мной? Зачем?
— Мне приказали следить за тобой. Выяснить, что ты здесь делаешь. Они велели мне это сделать.
— Они, Типпер? Они?
— Да. Это приказали они.
— Зачем?
— Я не знаю. Клянусь, я не знаю. Они собирались убрать тебя, как они убрали тех, других. Это потому, что ты связан с Сидом Блаттнером. Я это понял, но зачем им это — не знаю. Поверь мне — не знаю.
— Значит, тебе известно о Гарри? О Филе и Лео? О Лайонеле?
— Я никого не убивал. Никогда. Никого. Я не имею отношения к убийствам. Я только следил за людьми. И все.
— А затем передавал информацию людям, которые убивали. Верно?
— Но я сам никого не убил.
— Ты был их сообщником. Значит, ты виноват не меньше. Ничуть не меньше, тварь!
Типпер снова захныкал и застонал, жалуясь на нестерпимую боль в руке. Винс и в самом деле начинал терять терпение. Этот ублюдок не заслуживал снисхождения.
Винс был взбешен: до сих пор ни одного содержательного ответа.
— Говори! Что тебе известно о смерти Лайонела?
— Ничего. Я прочитал об этом в газетах. Еще до того, как они на меня вышли.
— А почему они на тебя вышли?
— Прежде я жил в Бристоле. У меня было небольшое детективное агентство — гражданские, семейные дела, кредитные заморочки. Ничего крупного. Мелочевка, одним словом. Но потом я угодил за решетку. Когда я вышел, вернуться домой уже не мог. Куда угодно, только не в Бристоль. Вот я приехал сюда, в Рамсгейт. Примерно пять лет назад. Никто тут меня не знал. Я начал новый бизнес. С чистой страницы, так сказать. Когда они вышли на меня, они уже все знали о моем житье-бытье за решеткой, а я понимал, что, если я не буду делать то, чего от меня хотят, они раззвонят о том, что знают, и я снова окажусь на нуле. Все, что я с таким трудом построил, рухнет как карточный домик. Вероятно, они знали того, с кем я сидел в одной камере…
— Дальше.
— Короче, я согласился. И они заплатили мне вдвое больше, чем я брал с клиентов.
Винс спросил, за что Типпер получил срок.
Типпер задержался с ответом, и Винс снова ткнул ему острием кинжала в подбородок.
— Я сидел за… посягательства.
— Посягательства?
— Да.
