— Мы из полицейского отделения Калверт-Сити, — сказал рыжий-коренастый, и я мог только надеяться, что на лице у меня не было написано того, что испытывало сейчас все мое дрожащее тело.
— Мистер Розенкранц, не могли бы мы с вами отойти в сторонку? Нам нужно поговорить.
«Всего лишь в сторонку! То есть они не забирают меня в полицейское отделение. Значит, это не арест».
— Так в чем все-таки дело, не понимаю? — Мне, конечно, не хотелось отходить от стойки портье, меня больше устраивало, если бы он тоже присутствовал.
— Пожалуйста, мистер Розенкранц, давайте отойдем, — сделав жест рукой, сказал коренастый.
Мне пришлось пойти с ними.
— Ну, вот здесь и поговорим. — Коренастый остановился у каменной колонны, возле которой притулилась кадка с каким-то большим растением.
Когда я приготовился их выслушать, коренастый сказал:
— Сэр, я — детектив Хили, а это — детектив Добрыговски.
Я кивнул обоим и, надеюсь, держался естественно для человека в подобной ситуации.
— Мы вынуждены вам с прискорбием сообщить, что вашего сына больше нет в живых.
— Что? — сказал я, быстро-быстро моргая. — Как это нет в живых? Я виделся с ним вчера!
— Простите, сэр, что вынуждены сообщать вам такое известие.
— Нет, я не понимаю, — проговорил я, словно отказываясь верить, и прозвучало это вполне искренне, потому что одно дело тащить мертвого Джо по лестнице наверх и совсем другое — услышать о его смерти от полицейских. — А что произошло? Как это случилось?
— Это будет выяснено только после вскрытия, — сказал Добрыговски.
«Вскрытие» — это жуткое слово меня покоробило.
В разговор вступил детектив Хили:
— Похоже, он уснул с сигаретой, и постель загорелась.
Говоря это, полицейский внимательно наблюдал за мной, отчего мне стало не по себе, но я все же надеялся, что моя реакция была естественной для таких случаев, хотя это не прогнало моей тревоги. Но план Ви, выходит, все-таки сработал, и это вызывало некоторое облегчение.
— Мы хотели попросить вас восстановить события вчерашнего вечера, — сказал детектив Хили.
Добрыговски достал блокнот для записей, и меня снова внутренне передернуло.
— Но я не…
— Вы же были там вчера вечером. Были в его доме, не так ли?
— Да, был. Но я только подошел к дому, а Мэри… — Я посмотрел ему в глаза, — это невеста Джо, они собираются пожениться… — Губы его чуть дернулись, когда я произнес это «собираются». — Мэри тогда уже уходила и сказала, что Джо не хочет, чтобы его беспокоили.
— Так вы не входили в дом? Не виделись с вашим сыном?
Я покачал головой, этот вопрос вызвал у меня заминку, и я на него так и не ответил. Сердцебиение у меня участилось, боль в голове пульсировала, и вестибюль словно плыл перед глазами.
— Потому что мисс О’Брайен сказала, что звонила вашему сыну около полуночи и трубку сняли вы.
У меня все похолодело внутри. Ведь я совсем забыл об этом телефонном звонке. Я даже не сказал о нем Ви, и, кстати, правильно сделал, иначе она просто заела бы меня.
— Мистер Розенкранц, так это правда? Вы сняли трубку, когда мисс О’Брайен звонила?
Мне не понравилось тон, каким он это произнес — как будто поймал меня на лжи. Но я кивнул, надеясь, что все еще произвожу впечатление человека, потрясенного шокирующей новостью, а не испуганного.
— Да, я снял трубку. Я же потом вернулся. Первый раз я так и не зашел в дом, но потом вернулся, где-то, наверное, через час.
— То есть около полуночи?
— Ну наверное. Я на часы не смотрел. Я был пьян. — И я стыдливо потупился, словно бы стесняясь этого своего признания.
— То есть вы были там около полуночи, а потом ушли?
— Я думаю, пробыл там не больше получаса. Но почему вы спрашиваете? Это так важно? — И тут, к моему собственному удивлению, у меня на глаза набежали слезы.
— Мы просто хотим установить ход событий. Это недолго, займет всего несколько минут. Вы не против?
Слезливо моргая и сглотнув ком в горле, я кивнул.
— Итак, вы пришли повидаться с сыном, но там была мисс О’Брайен, и поэтому вы ушли?
— Нет, она тоже уже уходила. Мы встретились на пороге, она сказала, что он не хочет больше никого видеть, и мы с ней вместе спустились с крыльца. — Сказав это, я достал носовой платок и вытер скатившуюся по щеке слезинку.
— Простите, мистер Розенкранц, что подвергаю вас таким переживаниям, — сказал Хили.
А вот у Добрыговски был отнюдь не сочувственный вид. Он просто стоял, держа карандаш и блокнот наготове.
— Нет, нет, все нормально, я понимаю. Я и сам хочу узнать, что там произошло. Ведь это же мой… Джо… мой единственный сын! — Я надеялся, что это не выглядело как откровенный перебор, и, между прочим, была правда, я действительно испытывал такие чувства.
— Итак, вы вернулись туда около полуночи и…
— Да, я вернулся, мы немного поговорили, выпили. Он был пьяный, я тоже. И я ушел.
Но мой рассказ явно не удовлетворил детективов, поэтому я продолжал:
— Если вы хотите знать правду, то он… ну вроде как выгнал меня. Видите ли, наши отношения не всегда были радужными. Он всегда винил меня в том, что я развелся с его матерью.
— Нет, мы все понимаем. То же самое сказала и мисс О’Брай ен. И мне жаль, что нам приходится беспокоить вас такими вопросами в тяжелый для вас момент. Поверьте, нам очень неприятно это делать.
— Ну что вы, ничего, все нормально.
— Нет, это не нормально, но, к сожалению, необходимо.
Я кивнул.
Тогда Добрыговски задал мне новый вопрос:
— Но тогда почему вы сначала сказали, что вообще не заходили в дом вашего сына?
Тут Хили бросил на него сердитый взгляд, но у меня почему-то осталось ощущение, что этот взгляд был театральным, срежиссированным и что успокаиваться мне пока рано.
— Я не говорил, что не заходил туда вообще. Я сказал, что не заходил туда в первый свой приход. А когда вернулся потом, заходил, и я сказал вам об этом.
— Просто странно, что вы сказали, будто вообще не заходили туда, когда на самом деле заходили.
— Я сказал, что не заходил туда в первый свой приход, — устало повторил я.
— Да ладно тебе, Пит, оставь это. Человек только что потерял сына.
— Ой, конечно, извините. Это у меня профессиональное, — сказал Добрыговски, убирая блокнот и карандаш в карман.
— Но вы же не думаете, что это было… ну… что кто-то… — запинаясь, произнес я.
Мой вопрос, кстати, вызвал у Хили что-то вроде облегчения. Я так понял, что подобные вопросы люди всегда задают в подобных ситуациях.
— Нет, нет, — поспешил заверить Хили. — Даже не думайте об этом, забудьте. И у нас есть еще один, последний, вопрос. Мисс О’Брайен сказала, что вас можно найти здесь, но вы не зарегистрированы в отеле. Вот я и…
— Я нахожусь здесь с… подругой.
— А-а, понятно, а то нам показалось странным, что вы не зарегистрировались.
Тут я позволил себе возмутиться:
— А почему? Что в этом странного? Я известный писатель и часто стараюсь не обнародовать своего местонахождения. Потому что, знаете ли, бывают такие сумасшедшие…
Хили помолчал, прежде чем ответить мне:
— Вы не обязаны нам ничего объяснять. Мы ничего не имели в виду, сказав это.
— Мне просто не понравилось, что ваш коллега задал мне этот вопрос — заходил ли я в дом к своему сыну? — когда я и так сказал, что заходил. И когда я уходил, у Джо все было в порядке. Да, он был пьян, но у него все было в порядке.
Хили протянул ко мне руки, чтобы успокоить меня.
— Да мы вовсе ничего не имели в виду, когда говорили это. И вообще мы понимаем, как вам сейчас тяжело. Просто хотели прояснить кое-какие моменты.
Я понял, что сам запутался, позволив себе выказать гнев, но, наверное, трудно представить, каково это, когда к тебе приходят полицейские и начинают расспрашивать о том, что тебе хотелось бы от них скрыть.
— Знаете, мне не нравятся эти ваши намеки на то, будто бы я в чем-то лгу или что-то от вас скрываю. Я только что узнал о смерти своего единственного сына!
