— Куда?
— Просто ухожу из дома, — сказала она, не пожелав развивать эту тему. Она теперь смотрела на него в упор, и от ее смущения почти не осталось следа. — Он сказал, вы приходили насчет моего отца.
— Да.
Она помолчала и, не дождавшись от него разъяснений, сказала:
— Он мертв, так ведь?
— Да.
Женщина снова опустила глаза, и по движению ее рук Пеллетер догадался, что она опять крутит на пальце обручальное колечко. Он ждал, что выражение лица ее как-то изменится, но этого не произошло — ни слез, ни удивления.
— Его убили? — спросила она голосом тихим, но нисколько не дрогнувшим.
— Откуда вам это известно? — уточнил Пеллетер, насторожившись.
— Ну… его пекарь нашел, а потом приходите вы… — Она подняла на него глаза. — Что же еще может быть? — произнесла она с нервной усмешкой, скрывшей на ее лице все другие чувства.
— Ваш муж сказал, что вы ненавидели отца. Что вы не разговаривали с ним с тех пор, как он угодил за решетку. Ваш муж подчеркнул это неоднократно.
— Вы ешьте, ешьте, пожалуйста, — сказала она, кивнув на его тарелку. — Я же помешала вам ужинать.
— Почему вы ненавидели отца?
— Ничего подобного. Никакой ненависти не было.
— Но вы, как видно, не очень-то расстроены из-за его смерти.
— Для меня он был уже мертвым. Но ненависти к нему я не испытывала. Все-таки отец есть отец. — Она пожала плечами. — Он убил мою мать.
Пеллетер удивился.
— Такой записи нет в его деле.
— Но он убил ее. — Она поджала губы. — Не в прямом смысле слова, конечно. Он подверг ее опасности, и ее убили. Он задолжал деньги и сбежал. — Она снова пожала плечами. — Так всегда бывает.
Пеллетер внимательно изучал ее. Он вдруг понял сейчас, что первоначальная робость была, скорее всего, результатом выпавшей на ее долю неожиданной удачи — состоятельный муж, семейное счастье. Она, несомненно, была знакома и с более суровой жизнью, а сейчас просто предпочитала скромно держаться в тени. Что наверняка было непросто, учитывая ее очаровательную внешность.
— Муж, должно быть, заменил вам отца.
— Это вы из-за возраста так подумали? Нет. Вовсе нет. Мы с ним…
— А зачем кому-то могло понадобиться убивать вашего отца?
— Он был плохим человеком, — сказала она.
— А какая-нибудь более конкретная причина вам на ум не приходит? Вы знаете кого-нибудь, кто мог бы желать смерти вашему отцу?
Она покачала головой, смущенная его настойчивостью.
— Нет… Не знаю… У меня с отцом не было ничего общего. Пеллетер продолжал наседать.
— Но вы ходили повидаться с ним.
Она снова потупилась и тихо призналась:
— Да.
— И ваш муж об этом не знал.
— Нет, не знал… наверное.
— А почему вы не говорили ему об этом?
Она не ответила.
— Если это приходилось скрывать, зачем вообще было встречаться с отцом?
Она вдруг смело посмотрела ему в лицо.
— Потому что он — мой отец.
— Когда вы последний раз виделись с ним?
— Не скажу точно. Где-то месяц назад. Может, больше… Я не регулярно ходила к нему. Иногда могла год не ходить и даже больше…
— Он говорил что-нибудь? Может, боялся чего? Не упоминал ли, что скоро выйдет из тюрьмы?
— Нет, ничего такого. Мы не разговаривали подолгу. Тогда как раз кого-то убили в тюрьме, но это же случается. Я не придала этому значения… Я вообще всегда ненадолго к нему приходила. А когда приходила, сама не могла понять, зачем это сделала.
Пеллетер наблюдал за ней. Она беспокойно теребила руки на коленях, время от времени с вызовом поглядывая на него. Ему вспомнился американский писатель, его вспышка гнева.
— А все-таки расскажите мне, — вдруг сказал он.
Она испугалась.
— Да мне нечего рассказывать!
— Нет, расскажите! — Он хлопнул по столу, зазвенев посудой.
— Мне нечего рассказывать! Мой отец мертв, я просто хотела убедиться в этом. Вот и все!
Они смотрели друг на друга в упор, не отводя взгляда.
— Да, он мертв, — произнес наконец Пеллетер и, взяв вилку, продолжил есть. Еда уже остыла, но ему было безразлично.
Мадам Розенкранц собралась с духом и встала. Постояв немного над ним, она сказала:
— Вы собираетесь что-то делать с этим?
Он внимательно посмотрел на нее, потом спросил:
— А вам это важно?
Он надеялся увидеть хоть какую-то реакцию на ее лице, но реакции не последовало, она просто сказала:
— Да.
— Собираюсь, — сказал он, возобновляя еду.
Она направилась к выходу демонстративно решительным шагом, но, уже выйдя в вестибюль, замешкалась, сразу снова превратившись в растерянное юное созданье.
В обеденном зале стояла тишина. Даже дождь за окном прекратился.
На этаже в коридоре возвращавшегося с ужина Пеллетера подкараулил тот самый другой посетитель обеденного зала. Стоя на пороге противоположного номера, он изобразил на лице благодушную улыбку и протянул Пеллетеру руку для рукопожатия.
— Инспектор Пеллетер!
Преградив Пеллетеру путь, он пожал ему руку почти насильно.
— Я не хотел фамильярничать, но ничего не мог с собой поделать, потому что частично слышал ваш разговор внизу. А встретить знаменитость — это такая радость!
Пеллетер высвободил руку и попытался обойти незнакомца стороной.
— Очень рад, — сухо сказал он.
— Можно задать вам несколько вопросов? Не хочу навязываться, но вы же читали газеты, а из них никогда нельзя понять, насколько правдиво там все изложено. Как, например, в случае с нашей местной знаменитостью Мауссье.
Незнакомец стоял посреди коридора, перегородив Пеллетеру дорогу, и, чтобы обойти его, нужно было применить силу.
— А правда, что он держал детей в клетках?
Пеллетер изнемогал от усталости. Неужели людям не хватает всего того горя и страданий, что творятся в мире? Неужели обязательно вытаскивать на поверхность еще какие-то страшные подробности?
— Я, помнится, читал, что вы нашли ребенка в клетке и что там рядом были еще другие клетки… И что он вырыл у себя в подвале колодец, где натравливал детей друг на друга, устраивал между ними жестокие бои на выживание… Эти чудовищные образы так или иначе ассоциируются у меня с вами, я до сих пор вижу по ночам кошмары. После этих жутких историй в газетах. Это правда? То, что там было написано.
— Простите… — Пеллетер снова попытался прорваться через заслон.
— Я просто не понимаю, как можно было сделать такое, как такое вообще может прийти в голову! Похищать детей, морить их голодом и заставлять… — Он испытующе смотрел на Пеллетера. — И у него в клетках уже сидели двое оголодавших детей, которых он демонстрировал другим в качестве примера. Я ведь правильно понял?
Пеллетер был поражен — столько лет прошло, а люди до сих пор говорят об этом. Об этом чудовище, которое следовало бы забыть, а не прославлять.
Незнакомец продолжал:
— Да. И эти дети дрались друг с другом насмерть, а победителю разрешалось обглодать их кости, а потом ждать в клетке до следующей бойни. Потрясающе!
— Откуда у вас такой интерес к этому? — сухо поинтересовался Пеллетер, стараясь ничем не выдать своих эмоций.
— Ой, да просто любопытство. Я, знаете ли, питаю любительский интерес ко всяким криминальным тайнам.
Пеллетер почувствовал, что начинает злиться.
— Извините, — сказал он.
— Ой, конечно, я понимаю, уже поздно. Вы только скажите мне: это правда? Ведь газеты наверняка все преувеличили. Разве будет кто-то так издеваться над детьми ради собственного удовольствия?
— Мне нечего вам сказать по этому поводу. Это было очень давно.
— Тогда, может быть, скажете что-нибудь по поводу нашего местного убийцы? Подозреваемые у вас уже имеются?
Пеллетер сделал шаг вперед, пытаясь прорваться.
Но незнакомец не посторонился и упрямо заглядывал Пеллетеру прямо в лицо.
— Я не верю, что кому-то такое могло бы сойти с рук. Ну то, что сделал Мауссье. Я просто не могу поверить, что все это происходило на самом деле! Ну скажите!
