— Она просила что-нибудь передать?
— Только чтобы вы связались с ней, когда вернетесь. Как я понимаю, у вас нет новостей по поводу того дела?
Это было так давно, тысячу лет назад, я сперва даже не понял, о чем она говорит…
— Ну по поводу того дела, дела вашего дядюшки?
— А-а, нет. Ничего нового. Да я пока и не жду.
— Ну разумеется. Такие вещи требуют времени.
Говоря о «таких вещах», она понизила голос, а потом снова заговорила громко:
— Ну ладно, идите. Но не вздумайте ужинать. И не вздумайте преподносить ей сюрпризы, а то как бы самому не нарваться на какой-нибудь сюрприз! — И она игриво подтолкнула меня локтем.
Я задумчиво побрел по улице, и знакомые заботы зажужжали у меня в голове. Они были все те же — нерешенные, непереваренные. А потом я дошел до телефонной будки, вытащил листок, который Канлиф вырвал из своего блокнота, и с энтузиазмом набрал номер.
— Алло! Говорит Николас Вистлер.
— Кто? — переспросил он. — А, так вы вернулись? Прекрасно. Минутку. — И на минутку исчез. — Очень рад слышать ваш голос, — приветливо сказал он, возвратившись. — Все прошло, как было запланировано?
— Да, была пара неприятных минут, но никаких сбоев. Привез все, что надо.
— Чудесно. Только, по-моему, не стоит это обсуждать по телефону.
— О'кей. Хотите, чтобы я прямо сейчас к вам подскочил?
— Нет, не надо, — медленно сказал он. — Не думаю, что это так срочно. Встретимся утром в моем офисе.
— Ладно, — разочарованно протянул я.
— Надеюсь, что ничего такого не случилось… ничего такого… непредвиденного?
— Да нет. Просто я слишком долго таскался с этой фигней. Я думал, это срочно.
— Конечно. Так оно и есть. Мы встретимся завтра, мистер Вистлер. В девять часов утра. Всего доброго. — И трубка щелкнула.
Лицо мое в круглом зеркальце выглядело глупым и разочарованным. Я повесил трубку и вышел из будки. Выпивать было слишком рано. И я потащился со своим путеводителем обратно, пить чай.
Ночью я снова проснулся с пересохшим горлом, но не смог заставить себя подняться. Почему-то на меня навалилась дикая тоска. Тысячи всяких подозрений роились в мозгу. И, перевернувшись на спину, я стал размышлять.
В этой комнате побывала Маура. Ровно неделю назад. Она тогда сказала, что ее впустил тот тип с первого этажа. Я чувствовал — что-то здесь не так, но тогда не мог понять, что именно. А теперь понял. Ведь он же глухой. Не тугой на ухо, а по-настоящему глухой, как тетерев. Чтобы привлечь внимание этого самого мистера Ларкина, нужно маячить перед ним, пока не затошнит. А по ее словам выходило, что именно он услышал звонок и открыл ей дверь.
Потом я стал думать про Канлифа. Мой звонок непременно должен был его удивить. Ведь он не мог знать, что я вернулся. И большинство других об этом тоже не знало. Включая Мауру. Но та вроде бы звонила — интересовалась.
«Да нет, — подумал я, — зачем же Мауре впутывать меня в такое рисковое дело?» Впрочем, по словам Канлифа, не такое уж оно и рисковое. Это и правда было не слишком опасно и могло оказаться чем-то гораздо более интересным, стоящим и заманчивым, чем наклеивание марок у Хрюна.
Но как же Маура снюхалась с Канлифом? Он дает ссуды под процент. Но она вроде никаких денег не занимала. И ни разу не упоминала ни одного эпизода, который был бы как-то с ним связан. Она работала машинисткой в Вест Энде, в агентстве по продаже недвижимости.
Я перевернулся на другой бок и попытался уснуть, но сразу понял, что пока не выпью, мне это не удастся. И тогда я встал, опрокинул рюмочку, вернулся в постель и забылся тяжелым сном.
Когда я проснулся, солнце сияло на цветочных горшках миссис Нолан, а сама эта жизнерадостная дама, гремя посудой, пела где-то там, внизу. Я чувствовал себя очень свежим и энергичным. «А, собственно, почему бы и нет?» — подумал я и спрыгнул с постели. Я проник за «железный занавес», да попутно еще и крутанул роман. Я вернулся обратно с секретными документами, скажем прямо, с богатым уловом. Я швырнул ко всем чертям свою старую жизнь, а новая, какой бы она ни была, может оказаться только лучше прежней. Что же касается Мауры, то она просто девчонка с ярким воображением, обожающая всюду совать свой нос. В общем-то, все к лучшему.
Впрочем, о Мауре еще будет время подумать. А сейчас нужно заняться делами, которые ждут меня сегодня.
Ночная тоска, видимо, была последней отрыжкой от сливянки. Я оделся, позавтракал, влез в машину и, ловко лавируя по оживленным улицам, в прекрасном настроении ровно в девять подкатил к Фрэнсис-стрит.
Булка еще не объявилась, но дверь в кабинет Канлифа оказалась открытой, и он крикнул мне оттуда:
— Это вы, мистер Вистлер? Входите, пожалуйста.
Он был еще в пальто, и я скромненько выложил перед ним «Норстранд», а он взял меня за обе руки и, не произнося ни слова, как-то удивительно улыбался и глядел мне прямо в глаза.
— Вот видите, — сказал он наконец, выпуская мои руки и берясь за «Норстранд», — я же вам говорил, что все будет в порядке. Я ни минуты не сомневался, что вы с этим справитесь.
— Конечно, — ответил я, небрежно опускаясь в кресло. — Была, правда, парочка тревожных минут, но… Мистер Павелка тоже придет?
— Мистер Павелка подыскивает место для своего завода, — улыбаясь, сказал он. — Думаю, что в данный момент он находится в Ирландии. Как вы могли заметить, у него самые грандиозные планы, связанные с этим… этим новым способом…
«Норстранд» был уже раскрыт, и он, так же, как раньше я, водил пальцем по форзацу.
«Ирландия, — подумалось мне, — осмотр завода, агентство по продаже недвижимости, Маура…» И тут же я совершенно четко увидел, как все это было — как Павелка со своим складчатым бульдожьим лицом серьезно излагает, что ему надо, а Маура ему. «Стекольный завод, говорите? Я думаю, мистер Павелка…» — и шарики у нее в мозгу так и крутятся, так и вертятся…
Теперь все встало на место, и я ухмыльнулся Канлифу со своего кресла, а тот поднял глаза от «Норстранда», перехватил мою ухмылку и сказал:
— Да, мистер Павелка — человек импульсивный. Но вы можете быть польщены его доверием.
А я и был польщен. По-настоящему растроган. «Вы мне нравитесь, — сказал он мне тогда. — Вы очень похожи на своего отца». Я рассказал Канлифу обо всем, что со мной было в Праге, опустив, разумеется, всякие частности, а он тихо слушал и не мигая глядел на меня своими большими серыми глазами.
— Да, — наконец сказал он, — все было действительно так, как планировалось. Мы, естественно, обо всем информированы. А теперь, — продолжал он, засовывая «Норстранд» в свой портфель, — я должен это кое-кому передать.
Наступило молчание, он возился с замками портфеля, а я все сидел и думал, стоит ли прямо сейчас заговорить о деньгах. На самом-то деле это были деньги Павелки, а он эту формулу пока не получил.
И еще одно: исходя из того, что сказал Павелка, я уже был его работником.
Канлиф взглянул на меня и улыбнулся.
— Но нам еще нужно уладить одно маленькое дельце.
Он поднялся, открыл свой сейф, вынул оттуда пакет и небрежно кинул его на стол. Внутри были четыре пачки купюр, в каждой — по десять пятерок. В сумме, к моему удивлению и восторгу, — двести фунтов.
— И это тоже, — продолжал Канлиф, вынимая из сейфа долговую расписку в двух экземплярах. — К сожалению, один экземпляр капельку надорван, — иронически добавил он. — Ну как, упал камень с души?
— Еще бы!
— Теперь вы сами понимаете, что была необходимость в создании некоего… некоего стимула?
— Конечно. Эта поездка казалась мне гораздо опасней, чем все было на самом деле. У меня нет никаких претензий. Когда возвращается мистер Павелка?
— Через пару дней. Он человек труднопредсказуемый.
— Тогда я с вами свяжусь?
— Я сам с вами свяжусь. Он, безусловно, захочет с вами встретиться, когда приедет.
— Клево! — ответил я, чувствуя, как внутри все поет от радости и облегчения. Опасность миновала. Впереди — ни к чему не обязывающая встреча с Павелкой.
