Про Мелиссу и Маргариту никто не спрашивал.
После недолгого молчания полицейские взялись за сотовые телефоны.
Беттингер сразу позвонил жене. В его правом ухе все еще звенело после двух тяжелых ударов, полученных от Доминика, так что он приложил телефон к левому. Рэпер хвастался, как он трахал белую суку, и детектив ударом правой ноги о консоль заставил женоненавистника заткнуться.
Доминик и Тэкли обменялись взглядами через зеркало.
— Ниггер окончательно спятил, — сказал Уильямс.
Беттингер слушал гудки в телефоне и думал о неудачных хирургических операциях и стафилококке, который может попасть в мозг, — и испытывал ужас.
В трубке раздался голос:
— Жюль?
Голос принадлежал Алиссе.
На детектива накатила волна облегчения. Он расслабил мышцы и вспомнил, как следует дышать.
— Как прошла операция? — спросил он.
— Ты сам как, все нормально?
— Да. Как прошла операция?
— Хорошо. Я спала и проснулась только час назад — и они привели Карен.
— Доктор Эдвардс удовлетворен тем, как все прошло?
— Да.
— Как Карен?
— Неплохо. Только очень тихая.
Беттингер понимал, что сейчас не может говорить о дочери.
— Ты себя нормально чувствуешь? — сменил он тему.
— Ну, да — только все онемело. А ты не ранен? У тебя что-то с голосом…
— У меня все нормально.
— Ты… ты сделал то, что требовалось?
— Да, сделал. — В голосе Жюля прозвучало некоторое удовлетворение, но гордости не было.
— Значит, ты закончил?
— Полностью. Как только доктор Эдвардс разрешит, мы соберем вещи и вернемся в Аризону.
Алисса молчала. И Беттингер знал, что она сдерживает слезы. Теперь им обоим не грозила непосредственная опасность и предстояло привыкать к жизни без сына.
Снег скрипел под колесами. Детектив откашлялся.
— Я позвоню, когда буду рядом.
— Хорошо.
— Люблю тебя.
— И я тебя люблю.
Закончив разговор, Жюль убрал телефон в карман и, откинувшись на спинку, оглядел белые горы, в которые превратились Свалки.
Доминик посмотрел на своего напарника.
— Ты сразу уедешь из Виктори?
— Немедленно.
— А тебе не интересно, что будет с делом Элейн Джеймс, которое ты начал расследовать?
— Не слишком.
Уильямс пожал печами.
Оставляя две глубокие колеи на белом одеяле, внедорожник катил к танку.
— Зволински жив! — провозгласил Тэкли.
— Проклятье, я не сомневался! — Доминик стукнул ладонью о приборную доску. — Как я уже говорил, когда мы боксировали, — этого чувака невозможно уничтожить.
Беттингер тоже обрадовался тому, что инспектор жив.
— Где он был? — поинтересовался детектив.
— Я воспроизведу его сообщения. Он еще некоторое время будет находиться под наркозом. — Эдвард проглотил пару таблеток и положил свой сотовый телефон на держатель для стаканов между сиденьями.
— Пятое сообщение, — провозгласил женский механический голос. — Двенадцать тринадцать.
— Тэкли! — рявкнул затем голос Зволински. — Я получил твои сообщения. Я в отделении интенсивной терапии — не помню, как сюда попал, всё в тумане, поэтому я хочу, чтобы ты знал, что произошло — всё — до того, как мне сделают операцию.
Загудел какой-то медицинский аппарат, и кто-то что-то пробормотал.
— Я перезвоню, — сказал инспектор, и после гудка снова заговорило устройство:
— Шестое сообщение. Двенадцать тридцать две.
— Это Зволински. Вот что произошло: я находился в своей квартире и ждал прихода Ванессы — она должна была принести вино и все остальное. Но когда она позвонила, я понял: что-то случилось, кто-то взял ее в заложники. Они вместе шли по коридору, и я приготовился к встрече, но тут ко мне сзади подошли двое черных. Один направил мне в голову дробовик, у другого был пистолет. Они сказали, чтобы я бросил оружие, и я повиновался. Они расслабились. Ошибка. Я нырнул влево и провел апперкот. Как в седьмом раунде матча-реванша Тайлера против Биллингса, вот только на мне не было боксерской перчатки, и я сломал парню челюсть — тому, у которого был дробовик. Получилось красиво. Он уронил оружие, а когда я его подхватил, второй парень выстрелил. Пуля попала мне в плечо и сбила с ног. Было больно, но в меня уже стреляли раньше. Много раз. Я схватил дробовик, выстрелил в парня с пистолетом и попал ему в шею. Первый громила упал на колени, держась за лицо, а его челюсть выглядела такой же твердой, как у девяностолетнего старика. Я вскочил на ноги и провел хук в ухо того, который уже получил выстрел из дробовика. Дробь хорошо поработала с его шеей, и после моего удара голову снесло с плеч. Все складывалось совсем неплохо. Я повернулся, чтобы прикончить первого и тут услышал крик Ванессы — прямо за дверью. «Открывай дверь, или она умрет», — раздался голос с лестничной площадки. Вот в какой дерьмовой ситуации я оказался. Тогда я сказал им: «Подождите», — и выглянул, чтобы понять, сколько там парней. Но ничего не увидел — они закрыли глазок. В общем, они оказались немного умнее идиотов, которых послали внутрь. И я им сказал: «Я убью вас обоих, так что лучше отпустите мою жену прямо сейчас». Я так и сказал — назвал Ванессу своей женой, — в этот момент я решил, что мы снова женаты. Я хотел, если мы оба умрем — или один из нас умрет, — чтобы все было именно так.
Рассказчик на мгновение прервался, а потом продолжил:
— «Отпустите мою жену», — сказал я, на этот раз громче. И тот парень ответил: «У тебя десять секунд, чтобы выйти». Никто не имеет права отсчитывать мне время. В ринге или в жизни — такого просто не бывает. А он начал считать, и мир стал красным. Я выдавил глаза парню со сломанной челюстью — оставив его в живых на случай, если мне потребуется заложник, — и пока он кричал, надел пуленепробиваемый жилет, который висит у меня на вешалке. Надо мной постоянно потешались из-за этого, но я держал там жилет именно для такого случая. Я взял голову второго парня и поднес ее к двери, хотя плохо помню зачем. Может быть, чтобы их подразнить? Бросить? Я не знаю. Я начал снимать цепочку, когда дверь взорвалась. Щепки и дробь полетели во все стороны, задев мою правую руку и плечо, но основную часть удара принял на себя жилет. И я упал на задницу. Сквозь дыру в двери я услышал, как кричит Ванесса, и топот бегущих ног. Они убегали, и я понял, что они уводят Ванессу с собой. Я встал — наверное, тогда я выглядел хуже, чем Виктор после десяти раундов с Апвеллом. Ладонь моей правой руки была залита кровью и похожа на игрушку для жевания, поэтому я склеил ее суперклеем и превратил в кулак. И крепко его сжал. Кровотечение прекратилось, и теперь рука стала чем-то вроде дубинки. И раз уж у меня осталась только одна действующая рука, я взял ключи в рот — так, чтобы они не звенели — и засунул клей в карман жилета. Потом схватил пистолет и побежал за…
Раздался щелчок, прервавший монолог инспектора на полуслове. Синий внедорожник продолжал катить на юг, прокладывая в снегу колею.
— Есть еще? — спросил Беттингер.
Тэкли кивнул.
Доминик объехал кратер — вроде тех, что находятся на поверхности Луны, — и телефон загудел.
— Седьмое сообщение, — снова сказал женский искусственный голос. — Двенадцать тридцать шесть.
— Говорит, что у послания есть ограничение по времени, — сказал Зволински. — Надеюсь, удалось сохранить все. Так вот, я выскочил в коридор с ключами во рту, с пистолетом в левой руке, в пуленепробиваемом жилете и бо́ксерах, как сбежавший с выступления стриптизер. Оказавшись на улице, увидел, что коричневый грузовой фургон выезжает с парковки — их ждал водитель, — и я понял, что именно эта банда убила Джанетто и Стэнли и стреляла в Нэнси. Я сел в большой синий автомобиль, завел двигатель и поехал за ними. За Ванессой. Было темно, но я не стал включать фары. Когда я добрался до Саммер-драйв, то увидел их через перекресток. Они тоже не стали включать фары, и мной вдруг овладело странное спокойствие. Виктори — мой враг, мой главный соперник. Я потратил десятилетия, чтобы узнать, как он дерется, как двигается, как проводит удары, где может их нанести, а где — нет. Он победил меня, когда забрал мою дочь, и победил, когда уничтожил мой брак, но я наносил ему серьезные удары — сотни раз — и никогда не покидал ринг. Ни разу. Так что уроды, сидевшие в коричневом грузовом фургоне, находились в невыгодном положении. Они не могли знать Виктори так, как я. Это просто невозможно. И я следовал за ними — отставая на два или три квартала, — давая им много пространства и оставаясь в тени. Я не включил фары, а всякий раз, когда появлялись уличные фонари, уходил в сторону. Я был, как Молния Макдэниелс — Ирландский Призрак. Виктори нанес мне несколько прямых — выбоины, объезды, сбитые автомобилями животные, — а после того как мои враги едва не пробили шину, им пришлось включить фары — в том числе и габаритные огни.
