— Фамилия Сарпетти кажется мне смутно знакомой…
Денафриа перелистнул блокнот на страничку, озаглавленную: «Джо Шарп (Сарпетти)» и передал блокнот Павлику.
Павлик начал читать список имен:
«Фил (Жеребец) Кучча. Принят в семью в январе 1985 г.
Джонни (Козырь) Кучча. Принят в июне 1990 г.
Джоуи (Джо-Болтун) Куастифарро. Принят в июне 1990 г.
Николас (Никудышник) Телесе. Принят в январе 1985 г.
Бобби (Медведь) Галафини. Принят в январе 1988 г.
Джонни (Нож) Сесса. Принят в июне 1990 г.
Джек (Красавчик) Фама. Принят в июне 1998 г.»
— А почему одна фамилия перечеркнута? — спросил Павлик.
— Сесса? — переспросил Денафриа. — Он умер.
Павлик ухмыльнулся:
— Естественной смертью или как?
— Или как, — ответил Денафриа. — Две пули в голову. Не стал помечать, потому что он был уже мертв, когда я начал вести этот блокнот.
Павлик продолжал читать список:
«Фрэнсис (Фрэнки Фрукт) Тортурро (кандидат)
Джимми (Джимми Кальмар) Пинто (кандидат)
Джоуи (Джоуи Рыба) Пеши (кандидат)
Майкл Скарпелла (кандидат)
Эдди Сента (кандидат)»
— Его я знаю! — воскликнул Павлик. — А почему ты его зачеркнул? Его тоже прикончили?
Денафриа покосился в блокнот:
— Эдди Сента завязал после отсидки. На самом деле завязал. Он не успел вступить в семью, поэтому его отпустили. Встал, так сказать, на путь исправления. Решил вести честную жизнь. Он был близок к Джо Шарпу.
— Расскажи поподробнее, — попросил Павлик. — Как-то мы вели дело. Кроме Сенты, в нем был замешан еще один тип, так его вызволили федералы. Я был у Сенты в доме, когда там завязалась перестрелка. Его сынишку ранили в ногу. Его жену и сына держали в заложниках.
Денафриа покачал головой:
— Я знаю, почти все мафиози — подонки, но какого черта они подставляют своих родных?
— Нет-нет. — Павлик вернул блокнот Денафриа. — Ничего подобного. Мальчишка просто вбежал в комнату во время перестрелки. Он убил одного из нападавших, русского бандита. Пока я туда не попал и не увидел все своими глазами, я готов был поклясться, что убийца — сам Сента. Все произошло меньше года назад; дело было в Верхнем Ист-Сайде на Манхэттене. Мы с напарником поехали на вызов. Трое убитых в квартире. Оказалось, что убийца проходит по программе по защите важных свидетелей, спасибо ФБР. А Сента каким-то образом очутился в самой сердцевине этого дерьма. Хотя он был совершенно ни при чем. По крайней мере, тогда.
— Ясно, — кивнул Денафриа. — Так вот, Фама, судя по всему, направляется к жене другого мафиози. Она живет в двух кварталах отсюда. Розмэри Дичикко, жена Ронни Дичикко. Между прочим, ее муженек бригадир — капо.
Павлик нахмурился:
— Я думал, такие вещи у них против правил.
— Да ладно! — отмахнулся Денафриа. — Вот первое, что замечаешь, отработав в отделе по борьбе с оргпреступностью какое-то время. Никакие правила не действуют, если только ты не занимаешь достаточно высокое положение и не придумываешь их сам. Но даже и тогда, рано или поздно, все законы и правила меняются на ходу. — Он вытянул из упаковки, лежащей на приборной панели, батончик «Кит-Кат». — В общем, Фаму приняли в семью пару лет назад. И он обхаживает по крайней мере двух спутниц жизни своих же собратьев-мафиози. Дичикко сейчас в тюрьме, в Элмайре. Во время его отсутствия Фама не меньше раза в неделю заглядывает к нему домой. А миссис Дичикко — настоящая красотка.
— Значит, мы тут шпионим за парочкой в пользу ее муженька? — спросил Павлик.
Денафриа показал на Фаму, трусящего по тротуару:
— Фама, с тех пор как приехал в Штаты, тесно дружит с Манджино. Можно сказать, он его лучший друг. Через него можно выяснить, где Манджино поселился. У себя на квартире его не было — по крайней мере, всю прошлую неделю он там не ночевал. Он где-то задерживается допоздна и не возвращается. Его родственники, по крайней мере, те, кто еще поддерживает с ним отношения, живут далеко, в Джерси. Попозже я хочу съездить в Джерси и потолковать с Лусией Гонсалес. Расспросить ее о полученных травмах. Но кроме того, нам важно выяснить, где прячется Манджино. На тот случай, если нам захочется его допросить.
— Я бы хотел его не только допросить, — заметил Павлик.
Денафриа закинул руки за голову.
— Если бы только удалось убедить ее подать в суд… Тогда, возможно, тебе и представится удобный случай, — протянул он, зевая.
— Ты особенно-то не надейся, — посоветовал Павлик.
— А я и не надеюсь, — ответил Денафриа.
— Он успел трахнуть тебя с утра? — спросил Джек Фама у Розмэри Дичикко.
В сорок два года миссис Дичикко была еще красивой женщиной. Высокая блондинка с пышным бюстом, гладкой белой кожей, длинными волосами и ярко-синими глазами. На ней был малиновый атласный халат и белые домашние туфли. В глубоком вырезе халата виднелась грудь.
Она глянула на часы.
— Перед тем, как принял душ, — сказала она устало.
Фама скорчил гримасу.
— Но сейчас почти полдень, — заметила миссис Дичикко, закуривая новую сигарету и оставляя на фильтре след помады. — Я как раз одевалась, когда услышала звонок, — добавила она.
Фама, смуглый кареглазый сицилиец атлетического сложения, раздраженно потер щетину.
— Эх, не повезло! — воскликнул он с итальянским акцентом. — Мне так не терпелось кинуть палку на завтрак. А теперь придется ждать.
Миссис Дичикко показала рукой наверх:
— У меня там еще одна душевая. Я буду чистой через десять минут.
Фама поморщился.
— Не надо! Мне не нужны объедки, — заявил он, показывая в сторону лестницы. — Иди и прими душ, а потом можешь отсосать у меня.
Миссис Дичикко зевнула.
— Ну, спасибо! — язвительно заявила она. — Жду не дождусь такого счастья.
— Иди! — велел Фама. — Мне надо поговорить с Джимми по делу. — Шлепнув ее по заду, он вышел в коридор.
— По нашим законам, нельзя трахать жен ребят из семьи, — напомнил Фама Джимми Манджино.
Они сидели в комнатке, оборудованной в подвале. Манджино сгорбился на кровати в одних трусах, натягивал носки.
— Она сама виновата, — заявил Манджино. — Готова трахаться со всеми, кто на нее посмотрит. Я никак не мог ее отшить.
Фама улыбнулся:
— А ведь классная баба, скажи, Джимми. Да или нет? Я иногда утешаю ее… раза два-три в неделю.
Манджино зевнул.
— Ты в лучшей форме, чем я. С тех пор как я вышел на волю, я и десяти раз не тренировался.
Фама присел на вторую снизу ступеньку лестницы.
— Если она тебе надоела, если хочешь отсюда съехать, я тебе помогу, — сказал он. — Я могу поселить тебя на какой-нибудь яхте, которая стоит на приколе в Милл-Бейсн или Хауэрд-Бич. Там, когда ты сделаешь дело, тебя примут в семью.
— Дай мне еще денек-другой, — попросил Манджино. — Отсюда удобно всюду ходить и ездить. А из Милл-Бейсн ведут всего две дороги.
— Ладно, — согласился Фама. Он подождал еще несколько минут, пока Манджино заканчивал одеваться.
Манджино застегнул «молнию» на брюках и показал наверх, за спину Фамы:
— Уверен, что со мной ничего не будет, когда ее муженек выйдет из тюряги? Тебе-то ничего не грозит, ты кровный родственник и все такое, а я — посторонний.
Фама отмахнулся.
— Он не выйдет на свободу еще семь лет, — успокоил он. — Если только его не сдаст кто-то из его же ребят и ему не прибавят срок.
— Да ведь слухи распространяются быстро, — возразил Манджино.
— Не парься, — посоветовал Фама. — По-твоему, только мы с тобой обхаживаем его женушку?
— Почему она такая? Я имею в виду — легко доступная.
— Когда Ронни с ней познакомился, она была танцовщицей, — сказал Фама.
Манджино недоверчиво покачал головой.
— Так мне говорили, — продолжал Фама. — На такой нельзя жениться, верно? Она — путана. Не умеет хранить верность. Она ничего не может с собой поделать.