Жан-Люк понюхал его руку, и Стивен погладил мягкий собачий нос.
— Как ты догадался?! — воскликнула Дженна.
Голос оказался неожиданно хриплым, и Стивен засмеялся, отчего девушка почувствовала себя, как ни смешно, чрезвычайно остроумной. Пускай хотя бы ненадолго, но его тревоги рассеялись.
— А все благодаря годами отточенному дедуктивному методу, — негромко сказал он, пряча руки в карманы куртки.
Он искоса взглянул на предметы, которыми были увешаны стены комнаты, и опять она почувствовала щелчок выключателя. Он снова мысленно был где-то далеко. Дженна ощущала себя отвергнутой и не знала, стоит ли принимать это на свой счет.
Наверное, все полицейские одинаковы. А интересно, возвращаясь домой, он тоже так делает: щелкает кнопкой и отключается от детей? А может быть, все дело в ней. Он весь вечер подавал ей противоположные знаки: то призывные — она сглотнула, вспоминая минуты в ресторане, — то… наоборот. Поэтому, возможно, все дело в ней.
Стивен стоял, раскачиваясь на носках, спрятав руки в карманы, глядя куда угодно, только не на нее. Она ждала, когда он «вернется» или, если назвать это по-другому, когда он «щелкнет выключателем», но неловкое молчание затягивалось.
Дженна откашлялась.
— Стивен, куртку будешь снимать?
Он взглянул на нее, потом опять отвел взгляд.
— Конечно. Спасибо. — Он сбросил твидовую куртку, и Дженна едва не застонала. Под белой рубашкой двигались груды мышц. «И рубашку тоже снимай», — вертелось у нее на языке.
Она прикусила язык — «Дженна, не дури!», — повесила куртку на спинку стула в столовой и молча вернулась в кухню.
Она надеялась, что он последует за ней, но вместо этого услышала, как он расстегнул кобуру, повесил ее поверх куртки, а потом подошел к стене, где висели дипломы и награды. Засунул руки в карманы брюк. Шерстяных брюк, которые облегали самую красивую задницу из всех, какие ей доводилось видеть.
— Диплом бакалавра в университете Дьюка и диплом доктора наук в университете Северной Каролины, — рассматривал он стену в столовой. — Диплом магистра в университете Мэриленда. Зачем за магистерским дипломом ты ездила в такую даль?
— Из-за отца. — Воспоминания остудили ее пыл. — Папа заболел, а мои жили в Мэриленде, — ответила она, вспоминая тот день, когда ей позвонили из дому. Это был худший день ее жизни. На тот момент. — После моего отъезда в Дьюк с ним случился удар. Тогда я хотела вернуться домой, но он слышать ничего не желал. — Она обернулась через плечо — Стивен так и продолжал рассматривать дипломы, засунув руки в карманы. — Я получала стипендию, и папа не хотел, чтобы я потеряла такую отличную возможность. Прямо перед моим выпуском у отца случился второй инсульт, поэтому один из моих преподавателей воспользовался своими связями и в последний момент мне удалось поступить в магистратуру в Мэриленде, в Колледж-парке.
— И что стало с отцом? — спросил Стивен уже более мягким голосом — исчезла колючесть.
— Он умер перед Рождеством в том же году, — ответила она.
— Соболезную, — сказал он и вновь повернулся к дипломам в рамочках, которыми была завешана стена.
Раньше Дженне больше нравился рисунок на обоях, подобранных со вкусом, но когда она переехала в эту квартиру, через несколько дней после смерти Адама, ей стало казаться, что голые стены бросают вызов. Когда она завесила стены фотографиями и дипломами, квартира стала казаться не такой пустой. Не такой… мертвой. По крайней мере, они хоть как-то отвлекали ее, когда казалось, что она сойдет с ума от одиночества.
— Спасибо.
— Кто это — Чарли? — спросил Стивен.
Он как раз рассматривал сертификат, который сделала ей ко дню рождения Чарли в тот год, когда заболел Адам и никто не знал, что сказать. Но восьмилетней Шарлотте-Энн удалось то, чего не удавалось взрослым. «Самой лучшей на свете тете! — написала она фиолетовым карандашом. — Я тебя люблю!»
— Моя племянница. Вернее, она племянница Адама, но у нас с его семьей сохранились очень близкие отношения. Сейчас ей одиннадцать. Она сделала для меня этот диплом, когда Адам заболел.
— Бесценный подарок, — заметил Стивен, и у Дженны сжалось сердце: она прекрасно знала, что он ее понимает. Он подошел к стене, где висели грамоты. — У тебя есть грамоты, — удивился он, решив сменить тему. Он нагнулся, чтобы прочесть мелкий шрифт. — И за что ты их получила?
— За исследования в области фармакологии. — Она надела рукавички-прихватки и достала из духовки пиццу. — В прошлой жизни, — добавила она. Наклонилась, поискала в нижнем отделении буфета с кухонной утварью, которую никогда не использовала, нож для разрезания пиццы.
— Он был где-то здесь, — бормотала она, гремя кастрюлями и сковородками. — Стивен, эта пицца наполовину с соусом «сюпрем», наполовину с пепперони, — пробубнила она из недр буфета. — Какую будешь?
В ответ — молчание. Она, держа в одной руке нож для пиццы, выпрямилась, повернулась.
— Сти…
Вторая часть его имени застряла у нее в горле. Он стоял в дверях кухни, широкими плечами загораживая проем. Грудь вздымалась под белой крахмальной сорочкой, как будто каждый вздох требовал нечеловеческих усилий.
Боже мой!
Он… проявлял интерес.
Взглядом он мог бы расплавить даже сталь. У нее заколотилось сердце, соски напряглись, и ее чувственность прорвалась наружу. Теплая влага, единый пульсирующий сгусток страсти.
Он шагнул к ней, она — к нему, запрыгнула на него, как мечтала весь вечер, всем телом бросилась на этого мужчину, ощущая, как каждый миллиметр его невероятного тела прижимается к ее плоти.
Потрясающе. Но все равно этого было мало.
И он поцеловал ее, наконец-то поцеловал. Дженна всхлипнула. Его руки прижали ее к себе еще сильнее. Его губы на ее губах были горячими и твердыми.
Через мгновение она приоткрыла рот под давлением его губ, ее руки заскользили вверх по его груди, обвили шею. Прихватка упала на пол у него за спиной, Дженна краем уха слышала, как на линолеум упал нож для пиццы, когда она откликнулась на его призыв. Она пальцами вцепилась ему в волосы, притягивая все ближе, все крепче. Ее язык переплетался с его языком. Исследовал. Изучал. Все сильнее. Все глубже.
Мало. Еще, еще, еще. Этот рефрен болью пульсировал у нее внутри, она встала на цыпочки, чтобы быть еще ближе.
И все равно недостаточно близко.
Потом его руки резко скользнули вниз к ее ягодицам, он потянул ее на себя и вверх. Из ее горла вырвался дикий вскрик, он оторвался от нее и взглянул ей в глаза. Напряженный взгляд темных глаз, зрачки расширены, ноздри трепещут, дыхание сбилось.
Он хочет меня. Я хочу его.
— Пожалуйста. — Единственное слово с придыханием вырвалось из ее рта.
Она понятия не имела, о чем просит, была одна только мысль: еще. Еще что-нибудь. Все. Все — лучше, чем эта ужасная неудовлетворенная потребность, пустота, которую только он был в состоянии заполнить.
В ответ он опять завладел ее ртом, еще страстнее, в два больших шага припер ее спиной к холодильнику, крепко прижался к тому месту, которое пульсировало и увлажнялось от его ласк. Она изо всех сил оттолкнула его и оперлась о холодильник, чтобы было удобнее.
Это была странная, но весьма эротичная смесь ощущений. Холодный, твердый холодильник сзади и горячий, возбужденный мужчина спереди. Большие сильные руки, которые шарят по ее телу, сжимают все крепче. Потом его рука отпустила ее ягодицу, и Дженна стала протестующе извиваться под ним, а он так застонал, что она почувствовала вибрации на своей груди. Но в следующее мгновение, когда его рука накрыла ее грудь, уже стонала она.
Но и этого было мало. Очень мало.
Второй рукой, вместо того чтобы положить ее на грудь, которая вот-вот грозилась взорваться, Стивен потянул ее за платье, стал расстегивать пуговицы. Некоторые поддались. Остальные дождем посыпались на пол. Она вжалась затылком в холодильник, когда его губы переместились к шее, а руки стали нащупывать застежку на бюстгальтере.
