— Возможно, я с этой идеей о священнике бегу впереди паровоза.
— Слишком серьезное обвинение, чтобы им разбрасываться, особенно в нашем городке. На тот случай, если вы не заметили: собор Святого Павла поднимается у нас выше здания Капитолия штата. Католицизм тут — штука весьма основательная.
Единственное, что пришло ей в голову в следующий момент, были слова, заученные в воскресной школе, стих из Библии, который Гарсиа обязан узнать, если он и в самом деле человек веры.
— «Если рука твоя толкает тебя на грех…»
— Вы о чем говорите? Священник убивает людей и оттяпывает им руки в качестве своего рода… Чего?.. Божественного воздаяния?
— Готова обсуждать и другие варианты. — Бернадетт отодвинула кипу папок Олсона на середину стола. — Давайте полистаем эти папки. Почему вы не берете в расчет нашего друга Хейла? Посмотрите, выслушайте мою теорию — вдруг что и прояснится.
— С удовольствием. — Босс придвинул кипу к себе и раскрыл верхнюю папку. Бернадетт же принялась снова просматривать дело Арчера — на тот случай, если что-нибудь в нем упустила.
Минут двадцать пять оба читали не разговаривая. Каждый сделал по несколько заметок и изобразил по несколько каракулей. Потом, не отрывая взгляда от бумаг, Гарсиа произнес:
— Это, возможно, скачок. Дело Олсона… не его смерть, а когда его судили за убийство… в нем есть священник. Будущий священник.
Бернадетт вскинула голову:
— Что?!
— Та семья, которую Олсон и его сообщники загубили. — Гарсиа поднял глаза от папки. — Единственный, кто уцелел, — это сын. Его не было дома: задержался на занятиях в колледже. Потом он поступил в семинарию.
— Что вы читаете?
— Заявление жертвы по воздействию. Звали сына… — Гарсиа перевернул одну страничку, затем вторую, третью, четвертую и продолжал листать до тех пор, пока не обнаружил подпись внизу последней страницы пространного рукописного документа, — Дамиан Куэйд.
Бернадетт выронила ручку, встала и перегнулась через стол. Схватив заявление жертвы, она притянула его к себе и перевернула так, чтобы можно было читать. Сердце заколотилось часто-часто. Она, казалось, чувствовала вкус адреналина, заполнившего ей рот, — возбуждающий, отдающий металлом. Заставив себя снова сесть, она пробежала глазами по страничке и увидела аккуратный, почти изящный, почерк, скорее даже женский, нежели мужской. Взгляд ее был прикован к подписи. «Дамиан Куэйд». Она потянулась было дотронуться до имени — и замерла. «Документ — ксерокопия заявления, — сказала она себе, — а не оригинал. От этого писания мне ничего не получить». Вернувшись к первой странице заявления, она взглянула на дату.
— Я что-то читала по этому делу. Когда это могло быть? В колледже? Сразу после окончания?
— Куэйд был первым из трех детей, кто отправился учиться. Когда произошло убийство, он ходил в школу в Твин-Сити. Вы с ним, возможно, почти ровесники.
— А что за версию на месте отработали? — спросила Бернадетт, кивнув на кипу папок перед Гарсиа. — Где это произошло? Что произошло? Хотя бы кто такие были эти Куэйды?
Гарсиа перевернул несколько страничек, почитал немного и сообщил:
— Ничего особенного. Мать заправляла электролизным бизнесом и салоном красоты при доме. Отец чинил небольшие движки и корчевал пни.
— Да, обычная семья. Если ты не пашешь на ферме и не сумел застолбить себе работу в городе, то занимаешься всякой такой ерундой, чтобы свести концы с концами. Иногда ты и пашешь, и в городе работаешь, и чинишь движки на стороне. Где они жили?
Гарсиа порылся в папке и отыскал нечто вроде рассказа, затерянного среди обвинения в совершении преступления.
— Дом, где прошло детство Куэйда, находился милях в шестидесяти к западу от Миннеаполиса, между Дасселом и Дарвином. — И добавил, подняв голову: — Это миленькие сельские поселения с парой тысяч душ на оба, если не меньше.
— Я имею представление о миленьких сельских поселениях.
— Семья занимала двухэтажный дом на лесной окраине по северной стороне федеральной автострады номер двенадцать. Через улицу пролегали рельсы железной дороги, шедшей параллельно шоссе, — продолжил Гарсиа.
— Что-то говорит мне, что железная дорога играет во всем этом какую-то роль, — задумчиво проговорила Бернадетт.
— Настала ночь. Трое бродяг спрыгнули с товарного поезда, метнулись через дорогу и направились к первому попавшемуся им на глаза дому — дому Куэйдов. Входная дверь была не заперта. — Гарсиа прервал чтение, чтобы прокомментировать: — Глупо. И почему эти люди оставляют двери незапертыми?
Бернадетт грустно улыбнулась:
— В сельской местности даже осторожные люди держат двери незапертыми. Мы доверчивые дурачки, я полагаю. Верим, что к нам не ворвутся и не перережут нас, как скотину.
Гарсиа продолжил:
— Воспользовавшись веревкой, которую нашли в сарае, бродяги привязали мужа и жену к спинкам стульев и усадили их лицом друг к другу. Не найдя денег, на которые рассчитывали, грабители затащили дочерей наверх, изнасиловали их на родительской кровати и перерезали им горло кухонным ножом, когда они лежали рядом друг с другом. Спустились вниз и прикончили маму с папой тем же самым ножом, что и дочерей.
Бернадетт поежилась:
— Ужас!
— Затем троица направилась по дороге к следующему дому. — Гарсиа пробежал глазами текст до конца страницы и перевернул ее. Грустно улыбаясь, сказал: — Вот тут-то три наших приятеля и нарвались на скандальчик. В доме номер два жила семья охотников, у которой был собственный арсенал. Двое грабителей были убиты на месте.
— Чудесно! — вырвалось у Бернадетт.
— Третий пошел под суд за изнасилования и убийства.
— Олсон. И что же он тогда выкинул? Заявил о невменяемости?
— Применил защиту по типу «ЭСКУТНЯ». — Гарсиа поднял на нее глаза.
— «Это сделал кто угодно, только не я», — расшифровала Бернадетт диковинную аббревиатуру.
Гарсиа приподнял в папке копию газетной вырезки и прочел кусочек из репортажа:
— «Олсон обвинил своих погибших коллег в убийствах и показал на суде, что он стоял снаружи, пока те, будто безумные, ворвались в дом. Показания Олсона под присягой перемежались его собственными слезами, он постоянно снимал очки и утирал платком глаза. Защитник также указал на возраст обвиняемого: в свои неполные пятьдесят он был вдвое старше погибших соучастников».
— Дайте-ка я догадаюсь, чем эта история кончилась, — перебила его Бернадетт. — Поскольку свидетелей резни не было и Олсон ранее по обвинению в насилии не привлекался, присяжные вынесли вердикт сомнения в пользу ответчика. Виновным он был назван по менее серьезным обвинениям.
— Ох уж эти присяжные. — уныло протянул Гарсиа.
— Если обвиняемый хороший актер да к тому же у него ловкий адвокат…
Гарсиа ткнул пальцем в папку:
— В этом деле Олсону и впрямь повезло. Я узнал имя. Не сразу сообразил, что то было ее дело.
— Она такая умелая?
— Собаку съела на куче трудных дел в тех диких местах. Всех на уши поставила, превратила государственную защиту в не слишком-то чистый бизнес. Стала окружным прокурором в Хеннепине. Там-то я ее и узнал.
— Стало быть, она в городе? — Бернадетт вновь обратилась к заявлению жертвы по воздействию.
— Работу ей предоставила одна юридическая фирма в Милуоки. Мы с ней время от времени пересекаемся. У нее тут есть связи.
Темная мысль мелькнула у Бернадетт в голове, и она оторвалась от чтения.
— А кстати, она, случаем, женщина не дородная? Любит драгоценности и маникюр?
— Откуда вы знаете? И какая разница, если она… — Гарсиа осекся на полуслове: он понял смысл вопросов Бернадетт.
— А почему бы мне не позвонить сегодня днем в ее юридическую контору? Что-нибудь связанное с каким-нибудь делом. Так мы никакой излишней тревоги раньше времени не поднимем. Нам всего-то и нужно: получить подтверждение, что она на этой неделе появлялась на работе и правая рука у нее была цела и невредима.
— Полицейское управление Сент-Пола и наши ребята уже проверяют пропавших лиц, — напомнил он.
