Она слушала его, широко раскрыв глаза.
— В какой-то миг мы оказались друг напротив друга, я целился из своего пистолета, он приставил свой к голове ребенка. Нас окружали полицейские. Я боялся, что кто-то из них не выдержит и выстрелит первым. Тогда я решил, что уж лучше это буду я.
— Вы случайно попали в ребенка?
Миллнер покачал головой.
— Нет, нарочно. Я выстрелил девочке в ногу. В бедро, в мягкие ткани, подальше от аорты. Пуля прошла чисто, навылет. Она сразу упала на землю, а я прикончил террориста. К сожалению, полиция тоже открыла огонь, причем по мне. Одна пуля угодила вот сюда. — Он пошевелил челюстью, что по-прежнему причиняло ему боль.
— А девочка? — озадаченно переспросила Хелен.
— Пару дней полежала в больнице, потом ее отпустили домой. Ее отец тоже выжил.
Хелен все еще сидела с открытым ртом.
— Вы стреляли в ребенка! — воскликнула она, и голос ее сорвался.
— Ну-ка, погромче! — отозвался он. — Да. И таким образом спас ей жизнь.
— А ваши коллеги из ФБР считают так же?
— Не все. К сожалению, девочка случайно оказалась еще и племянницей заместителя начальника ФБР, сестра которой вышла замуж в Бразилию. Она до сих пор не простила меня.
Не нужно было ей это рассказывать. Тот, кто никогда не сражался на фронте, не мог понять, какие решения приходится принимать в нестандартных ситуациях.
— Я не знаю, радоваться мне или бояться, что вы на моей стороне, — произнесла его собеседница. — В меня вы тоже однажды стреляли.
Дверь купе распахнулась, к ним заглянул проводник.
— Кто-нибудь подсаживался? — спросил он.
Миллнер покачал головой, проводник закрыл дверь и ушел.
Хелен с облегчением перевела дух. Для гражданского лица она поразительно хорошо держалась на протяжении последних дней.
— А что вы имели в виду, когда сказали, что у вас есть безумное подозрение, будто во всем этом замешаны золотое сечение и красота?
Ему потребовалось мгновение, чтобы осознать, что она сменила тему.
— Вы эксперт по золотому сечению, верно?
— Оно является неотъемлемой частью моих исследований. Встречается повсюду и определяет то, что нам, людям, кажется особенно прекрасным. Оно существует в природе, применяется в архитектуре, в других видах искусства, в пластической хирургии… — Хелен запнулась. — Во время нашей короткой встречи в Мадриде Павел Вейш тоже хотел побеседовать со мной о золотом сечении.
Еще одно доказательство в пользу его теории.
— Он что-то говорил об этом?
— В принципе нет. Но о красоте рассуждал. Сравнил человеческий мозг с жестким диском компьютера и спросил меня, известно ли мне о «вредоносном программном обеспечении». Мне все это показалось каким-то очень… запутанным.
Агент почувствовал, что еще одна деталь мозаики у него в голове встала на место.
— Думаю, он объявил войну красоте, но в первую очередь — пропорции золотого сечения, — вырвалось у него.
Хелен поморщилась:
— Как можно воевать с пропорцией?
— Он поручил взорвать ратушу в Лейпциге, уничтожить «Тайную вечерю» да Винчи в Милане. Сжег книгу Луки Пачоли «Da Divina Proportione» в Амброзианской библиотеке.
— Похитил кандидаток на титул «Мисс США»… — негромко добавила она.
Он кивнул.
— И изуродовал их. Очевидно, он пытался уничтожить золотое сечение… может быть, создать прецедент.
Хелен зажмурилась. Либо она сочла его сумасшедшим, либо начала понимать суть его размышлений.
— Или же он хотел стереть с наших жестких дисков положительное воздействие, которое оказывает на нас золотое сечение, и то, что мы воспринимаем как прекрасное, — произнесла она. В ее глазах Миллнер заметил блеск, который внушил ему уверенность в том, что его понимают.
— Он сколотил состояние на антивирусном программном обеспечении и, судя по всему, считал золотое сечение и красоту чем-то вроде…
— Вируса! — закончила она за него.
Миллнер кивнул.
Поезд замедлил ход, и, когда они въехали в туннель, на несколько секунд стало темно. Очевидно, освещение в купе было неисправно.
— Идея безумная и в то же время… гениальная, — произнесла Хелен. — И все же это дело рук монстра.
Миллнер кивнул.
— Вам знакомо понятие «мем»? — поинтересовалась его собеседница.
— Доводилось слышать, — неуверенно произнес он.
— Мемом называют мысль, идею или тенденцию, которая посредством коммуникации очень быстро, словно вирус, передается от человека к человеку, то есть от одного мозга к другому. Если хотите, это вирус для человеческого рассудка. Как национал-социализм в Германии или другие идеи, распространявшиеся, словно эпидемия…
Некоторое время они молчали, и Миллнеру показалось, что Хелен продолжает размышлять над его словами.
— Например, идея о том, что нужно быть стройным, чтобы добиться успеха в современном мире, — негромко заметила она и смущенно уставилась в пол.
— Вы подумали о дочери?
Немного помедлив, она кивнула.
— После ужасной катастрофы и полученных в результате нее ожогов Павел Вейш, похоже, проклял все идеалы красоты этого мира, — продолжал он.
— И после смерти жены. Она умерла во время пластической операции, — добавила Хелен. — По крайней мере, так сказал его сын.
— Очевидно, Павел Вейш решил использовать все свои знания и деньги, чтобы сразиться с современными идеалами красоты… Затем и разработал компьютерный вирус, атакующий все цифровые изображения, пропорции и фотографии. — Его подозрения уже не казались такими беспочвенными. — В цифровом мире он совершил то, чего хотел добиться в реальном: покончил с безумной идеализацией красоты, превратив красивое в уродливое.
— Он сумасшедший! — произнесла Хелен и покачала головой. — На какие страдания он обрек людей ради этого! Но при чем здесь «Мона Лиза»? — Она показала на свою сумку.
Миллнер достал старинную книгу, найденную Хелен в доме Вейша-старшего.
— Я прочел этот дневник и уверен, что Павел Вейш его тоже читал. На полях я нашел множество заметок, думал, что это ваши. Похоже, эта книга послужила ему источником информации. В ней идет речь о золотом сечении и красоте, и мне кажется, что и о создании «Моны Лизы» тоже.
— И что же?
— Если верить дневнику, то она стала матерью всех идеалов красоты. И рассуждения в нем звучат поистине ужасно. Можно даже подумать, что картина да Винчи и этого незнакомца…
— Незнакомца? — в недоумении переспросила она.
— Так его называют в книге. Lo straniero. Он появляется из ниоткуда и выступает в роли учителя или — только не смейтесь надо мной! — быть может, и самого дьявола.
— Дьявола? — Хелен покачала головой. — Грег, прекратите! Вы уже начинаете рассказывать сказки.
Тут она права. Агент провел рукой по лицу, словно пытаясь прогнать свои мысли, но это нужно было сказать.
— Если верить дневнику, то получается, что «Мона Лиза» создана из людей… точнее, из женщин.
Отреагировала Хелен вполне ожидаемо: на ее лице отразились недоумение и отвращение, а затем она расхохоталась, но когда он не поддержал ее, смех застрял у нее в горле.
— Вы серьезно? — озадаченно произнесла она.
Он пожал плечами и поднял вверх книгу.
— В те времена краски делали из чего угодно. Я в интернете об этом читал. Дерево перед нанесением рисунка грунтовали и обрабатывали костным клеем. А костный клей тогда изготавливали путем вываривания хрящей, костей или кожи…
— Фу, как омерзительно! — с отвращением в голосе воскликнула она, но вдруг на лице ее отразилось удивление.
— Кальций и медь, — пробормотала она.
— А что с кальцием и медью?
— Мне в Лувре рассказал об этом месье Руссель, руководитель экспозиции. Исследователи картины обнаружили на ней очень много кальция и меди, и никто не может понять, откуда они там взялись. Он сказал, что картина состоит из тех же элементов, что и мы, люди…
Миллнер поежился, и Хелен Морган тоже провела ладонями по плечам, словно ей вдруг стало холодно. Похоже, они подумали об одном и том же.
