Зачем он сказал Эрену?
— Хорошо, Саймон, — сказал Эрен. — Ты же знаешь, это надо сделать. Девочка видела больше всех. Зря ты не закрыл дверь на ключ… согласен? Бедная крошка Рона…
— Не произноси ее имени, — быстро проговорил Уинтер. — Не надо.
Он выбрался из-за стола и поскорее вышел из кухни. Оказавшись в коридоре, прикрыл кухонную дверь, прижался к ней спиной, и по щекам его потекли слезы.
Во что же он впутался? Во что он впутал всех этих людей? Из-за него бедняги пройдут через ад. Но что делать? В силах ли он остановить безумие? Заявить в полицию? Но он слишком глубоко завяз, невозможно открыть им план Эрена, не открывая при этом собственной роли в нем. А ему никак нельзя садиться в тюрьму.
— Он ушел? — Филлипс. Говорит очень тихо. Но через дверь все слышно. — Кажется, поднимается по лестнице.
— Есть время, пока он не вернулся, — сказал Эрен. — Все из-за этой девчонки, как ее, Мишель. Все думает о последствиях своих же действий. Мне кажется, он колеблется. С этим надо что-то делать.
— Может, напомнить ему, чем он тут занимается?
Эрен прокашлялся и еще больше понизил голос, Уинтеру пришлось напрягать слух.
— Нет. Сейчас он работает против нас. Не знаю, зачем он выбрал кандидатом Хьюза.
— Да просто убрать этого Хьюза из комнаты, и все тут.
— Боюсь, мы зашли слишком далеко. И еще, мне кажется, ситуацию с Хьюзом можно повернуть в нашу пользу. А вот образ мыслей Саймона… тут изменить что-либо вряд ли получится.
— Так что будем делать?
— Мне кажется, ты догадываешься, — сказал Эрен, и Уинтер представил, как он сейчас улыбается. — В конце концов, мы еще не решили, кого назначить на роль трупа.
Уинтер задрожал, да так сильно, что пришлось сделать шаг от двери. Значит, они собираются его убить. Его роль в игре поменялась. Надо было самоустраниться, уйти от них, быть где угодно, только не здесь. Значит, он умрет.
Да и куда ему идти? Боже мой, они знают, где он живет, они же сидят у него на кухне. Ярость, которую Эрен собирался обрушить на Моргана… неужели он думает, что на его долю достанется меньше? Уинтер знал Эрена уже много лет, знал все его самые потаенные, самые темные тайны. Эрен найдет его везде, куда бы он ни скрылся. А если не найдет, то отыщет Эбби. Да черт возьми, он уже нашел ее. Ему удалось подслушать, что Филлипс устроилась официанткой в кофейне, где работает Эбби.
Он полностью у Эрена в лапах.
Уинтер беззвучно плакал от страха. Как же выбраться из этого кошмара? Как остановить Эрена, не дать ему угробить бедолаг? Вдруг в голове возникла мысль, до невозможности извращенная, но мысль. Он не в силах сделать ни то ни другое, зато может помочь Моргану. Да-да, ведь, как бы хорошо он ни знал Эрена, Моргана знает гораздо лучше. И можно попытаться оставить ему послание.
«Но это значит…»
Да, это и значит.
«Тебе придется погибнуть».
Это будет его жертвой… нет, не жертвой. Может быть, это станет воздаянием для него. За то, что позволил злости поглотить его целиком. За то, что позволил слепить из себя нечто недостойное. Сущего монстра. Эрену и этой дуре Филлипс. Хотелось сказать, что они его использовали, но на самом-то деле он был с ними заодно. События разворачивались стремительно, но совесть его должна была проснуться. Возможно, это вполне логичный конец.
Зато Эбби будет в безопасности. Это главное. И в конечном счете он окажется прав.
«Но сможешь ли ты это сделать? Сможешь ли пойти туда, зная, что там и погибнешь?»
Нет. Но пойти туда, зная, что правда за ним, он сможет.
Уинтер вытер глаза носовым платком и почувствовал, что его, словно тонкая простыня в летнюю ночь, накрывает легкий саван окончательности принятого решения. Вот и все.
Осталось только разработать план и осуществить его.
И когда он вернулся на кухню и сел рядом людьми, собиравшимися его убить, план в голове уже созрел.
Карвер подвинул пачку бумаги к настольной лампе. Самое важное — первые впечатления, и, если что-то пойдет не так, окажется не на своем месте, все отправится коту под хвост. Поэтому здесь нужно быть особенно аккуратным. Он неоднократно бывал в «Грейт-отеле», сделал не одну тысячу фотографий, которые показались бы неинтересными даже самым непритязательным фотографам. Он измерил все, что можно измерить: расстояние между бумагами и лампой, расстояние между телевизором и списком услуг для постояльцев, банальнейшие вещи, которые по отдельности не имели бы никакого значения ни для кого. Но, собранные вместе, они могли сыграть свою роль и испортить тщательно созданную картину.
Аманда работала «снаружи»: устанавливала экраны, на которых, как бы из окна гостиничного номера, будет виден центр Лондона. Она не очень-то верила, что это сработает, но Карвер создал макет в уменьшенном масштабе и убедил ее. Теперь же ее скептицизм вернулся. Большой экран охватывал окно, создавая ощущение глубины. Аманда устанавливала новый экран, прилегающий к первому, передающему в точности ту же картину и обеспечивая ту самую иллюзию глубины. Как в старом добром телевизоре — скажем, необходимо показать кухню с окном, выходящим в сад, — надо сделать все возможное, чтобы зрители могли заглянуть в это окно, создать для них достаточный кусочек сада. И возникнет иллюзия, что за окном действительно сад, — именно так он и создал иллюзию неба над Лондоном. Запустил прямую трансляцию видеопотока в реальном времени в совокупности с высокого качества звуком из настоящего номера в «Грейт-отеле»: приглушенный шум улицы с движущимися автомобилями, самолетами и так далее. Пусть все это ненастоящее, зато качество более чем удовлетворительное.
— Ты уверен, что сработает? — спросила Мэнди, приплясывая перед так называемым окном и окидывая взглядом свою работу. — Лично я вижу лишь несколько экранов с видом Лондона. Да, понимаю, они сливаются, смотрится сносно, звуки тоже слышны нормально. Но все равно это экраны.
— Ты видишь экраны, потому что знаешь, что это экраны, — ответил Карвер. — Люди будут в ужасе, в сильнейшем стрессе, такого в их жизни еще не было, и их мозги сработают против них, додумают то, чего глаза не видят. А уж тебе придется притворяться.
Карвер подошел к Мэнди и осторожно прикрыл ее глаза ладонями. Она хихикнула, как школьница, у него от этого мурашки по спине побежали.
— А теперь подумай, — сказал он, не убирая рук. — Что сейчас видишь?
— Лондон, — ответила она слишком уж торжествующе, подпрыгнула и поцеловала Карвера в щеку.
Он изобразил на лице улыбку. Конечно, он был не вполне уверен, получится ли, сработает ли хоть что-нибудь. На любом этапе, в любую минуту весь план может рухнуть. Экраны. Труп. Нож. Мобильники. Да и Мэнди тоже. Мэнди он доверял — презирал, конечно, но это не важно — и считал, что она может справиться, даже очень. В их первый вечер, когда они познакомились в Брикуорке, он сразу понял: эта девица идеально подходит ему для дела. Но он себя не обманывал, прекрасно видел, что она беспокоится.
Доктор Уинтер тем временем забивал в стену гвоздь. Потом взял картину, которую лично приобрел для этого случая, и повесил ее на стену. Карвер, конечно, одобрил идею, картина прекрасно отвечала его чувству ужасного. Доктор Уинтер говорил, что на картине, висящей в гостиничном номере, где он останавливался, изображен ручеек в разгар летнего дня. Но эта, конечно, гораздо больше подходила для их целей.
Мэнди подошла к картине:
— Черт возьми, где вы ее откопали?
— Купил на барахолке, — пожал плечами Уинтер. — Мне она показалась не совсем обычной, жутковатой.
Мэнди протянула руку и коснулась высохшей краски на полотне.
— В этом вы правы, док, — согласилась она.
Доктор Уинтер рассмеялся:
— Я глаз от нее оторвать не могу. Не знаю, что ужаснее: улыбочка пу́гала или мысль о том, что в доме наверху, возможно, дети горят живьем, а пугало смотрит и улыбается.
Карвер вскинул брови. Мэнди, похоже, тоже была поражена.
