Непонятно почему, но на глаза навернулись слезы. Шеппард задохнулся, откашлялся.
— Я совершил то, что совершил, потому что совершил, и все, — повторил он.
Дослушав его, Уинтер встал.
— Вы раскрыли убийство. Вы поймали убийцу, — сказал он.
— Да, — ответил Шеппард. — Разве не удивительно? Но это не значит, что я хочу каждую неделю анализировать это с вами под микроскопом.
— А я все же думаю, что мы с вами не до конца разобрались…
Уинтер шагнул к нему. Шеппард отшатнулся.
— Знаете что? Встретимся через неделю — поговорим, — сказал Шеппард, повернулся и открыл дверь.
— Но у нас с вами еще десять минут, — сказал Уинтер.
— Я вам дарю их, придумайте к следующему разу пару-тройку вопросов, только пооригинальнее, хорошо?
И Шеппард захлопнул за собой дверь.
В передней он отдышался. Спорить с Уинтером Шеппард не любил, но наркотики сделали свое дело, он стал раздражительным, и сейчас ему хотелось поскорее уйти из этого дома. Но это не оправдывало поведения Уинтера. И его желания снова и снова говорить о том, чего Шеппард сам по-настоящему никогда не поймет. Шеппард пытался похоронить случившееся как можно глубже, забыть и никогда не вспоминать. Здесь ему помогали и выпивка, и наркотики. Словно каждый вечер он бросал очередную горстку земли в могилу своей памяти. Скоро все это скроется совсем, и он освободится. Но пока ему хочется лишь одного — приятно проводить время.
Быстрый топот по лестнице застал его врасплох: перед ним появилась Эбби Уинтер. Шеппард познакомился с нею давно, после первого сеанса у Уинтера, — тогда они были детьми. Теперь ей девятнадцать лет, и она настоящая красавица. Увидев его, девушка покраснела.
— Шеппард, извините, я услышала, как хлопнула дверь, и думала, что вы уже ушли.
Почему он заговорил с ней? Из-за обиды на Уинтера — или ему лишь хотелось поскорее все забыть?
— Вы коктейли любите? — неожиданно для себя спросил Шеппард. — Я знаю отличное местечко поблизости, там делают потрясающие коктейли. Хотите сходим?
— Я… — Эбби смущенно засмеялась, слегка поежилась, — мм… да, конечно. Конечно, с удовольствием.
Конечно. Ну конечно, конечно.
— Прекрасно, — сказал он.
— Я только должна сказать… — Эбби махнула рукой в сторону кабинета Уинтера.
— Да зачем его беспокоить? Он занят, много писанины накопилось.
Эбби все еще не решалась, но вместе с тем, казалось, не слишком беспокоилась о мнении отца.
— Хорошо. Сейчас соберусь.
И Эбби помчалась обратно наверх.
Шеппард улыбнулся и проглотил таблеточку. Сел на ступеньки и стал ждать. Все будет хорошо; как ни крути, а идея хорошая. Впрочем, если и нет, наплевать. Эбби — девушка красивая, веселая, а спать он с ней не собирался. Просто сейчас ему нужен кто-нибудь рядом. Выпивать в одиночку в общественном месте всегда невесело, даже ему. Так и сидел он, поджидал Эбби, выстукивал подошвой о ступеньку веселый ритм. А потом, для верности, проглотил еще таблеточку.
И еще одна лопата земли полетела в бездну.
Пять недель спустя…
Прошло пять недель с тех пор, как он пригласил Эбби в кафе. И они стали встречаться почти каждый вечер. Шеппард не сомневался, что Уинтер в курсе, но по большому счету плевал на его мнение. Эбби стоила того, девушкой она оказалась интересной, совсем непохожей на дочку зануды-психоаналитика. Он знакомил ее с лучшими клубами Лондона, и спутницей она оказалась прекрасной. Пила чуть ли не наравне с ним, даже опробовала кое-какие «колеса». В общем, потрясающая девчонка, она рвалась вперед, закусив удила со всей энергией юности, так, что даже ему порой было ее не догнать. Ей словно все время хотелось бунтовать… против чего? Может быть, против строгого, сурового, старого, ретроградного папашки. Впрочем, это всего лишь предположение.
Дрожащей рукой он обнял ее, притянул к себе для поцелуя. Она ответила ему тем же, одновременно роясь в сумочке в поисках ключей.
Долго ли они там стояли? Мгновение или целую вечность.
— Никак не найду, — сказала она слегка заплетающимся языком.
Она не могла справиться с сумочкой, как, впрочем, и с ним тоже. Словно в подтверждение этого, сумка выскользнула из рук, шмякнулась на пол, и все содержимое рассыпалось по мягкой циновке.
Оба покатились со смеху. Пока до него не дошло, что давно уже ночь на дворе и шуметь нельзя. Едва сдерживая смех, он прижал палец к ее губам.
Она наклонилась и подняла с пола чудесным образом обнаружившиеся ключи. С торжествующим видом показала ему, улыбаясь той самой улыбкой, при виде которой забывались все горести мира, все душевные горести. Он видел перед собой только ее. И хотелось, чтобы так было всегда.
Она вырвалась, попыталась нащупать ключом замок. Долго искала отверстие, царапала дверь, оставляя на металле следы, и наконец у нее получилось.
Но не успела она повернуть ключ, как дверь отворилась сама собой. Вот это да… Перед ним возник этот старик, папашка, в халате, руки сложены на груди, глаза мечут молнии, лицо как туча, рот скривился, будто кислого вина хлебнул. Уинтер посмотрел на дочь, потом перевел взгляд на него.
— Эбби, — сказал он. — Отправляйся к себе.
Она надула губки:
— Но…
— Я сказал — отправляйся к себе.
Эбби бросила долгий взгляд на Шеппарда, потянулась было к нему, чтобы обнять.
— Не прикасайся к нему. Шагай наверх, я сказал.
Не говоря больше ни слова, Эбби проскользнула мимо отца и скрылась в доме. Шеппард слышал, как она поднимается, перешагивая через ступеньку, по лестнице. Потом хлопнула дверь.
Он смотрел на Уинтера и думал: интересно, давно старик не спит? Должно быть, нарочно поджидал, чтобы устроить спектакль. И еще интересно: стоит ли эта игра свеч?
— Саймон, — начал он после долгого молчания.
— Не называй меня Саймоном, сынок. Тебе хоть пришло в голову, что я пережил нынче вечером, ожидая, когда моя девочка вернется домой? Вы ушли сразу после нашего сеанса, так? Это было днем! И где же вы, черт возьми, шлялись целых четырнадцать часов?
Четырнадцать… Значит, сейчас уже… Погоди, выходит, днем был сеанс… Да нет же, он пропустил его. Вместо этого решил…
— Да мало ли где! Она сама захотела — и пошла со мной.
— Ей всего лишь девятнадцать лет. Рановато еще — я же знаю, что у тебя в голове.
— Насколько я знаю, девятнадцать лет — для этого нормальный возраст, — ответил он и тут же вспомнил, как совсем недавно и сам себе обещал не забывать, что она слишком молода.
Уинтер молчал. Вместо ответа он сунул руку в карман халата и достал два маленьких предмета. Поднес на ладони к свету:
— Знаешь, что это такое?
С трудом пытаясь сосредоточиться, Шеппард смотрел на его ладонь. Похоже на капсулу и на бутылочку для таблеток. Это все, что пришло ему в голову.
— Откуда?
— Это вот кетамин. Я нашел его в комнате Эбби, сынок.
— Конский транквилизатор? — спросил он, гордясь собой: мол, какой начитанный.
— Нет, — ответил Уинтер, — это всеобщее заблуждение. Кетамин можно, конечно, использовать как успокоительное для животных, но главным образом им пользуются люди.
Шеппард ни с того ни с сего рассмеялся, но смех его сразу перешел в икоту. Уинтер даже в состоянии крайнего гнева оставался врачом.
— А самое главное, этот препарат принимает Эбби.
— Лично я кетамин не глотаю, — небрежно проговорил Шеппард.
— Да… но ты глотаешь все остальное и пьешь все, что с градусами. И с этой дрянью ты познакомил мою дочь, ты открыл перед ней широкое поле для удовольствий. Если я возьму и обвиню тебя, с тебя же как с гуся вода. С твоим-то образом жизни. Но это не для моей девочки, сынок. Я бы вообще никому не пожелал такого, а уж тем более ей.
Шеппард хмыкнул.
— Я понял, — пробормотал он.
— Вот и хорошо.
— Да нет, я не об этом, — сказал он, держась за косяк, чтобы меньше качало. — Я все понял. Вы вот сидите там у себя в кресле с утра до вечера и разыгрываете из себя повелителя человеческих судеб. Ну что ж. Настала моя очередь. Вы любите свою дочь. Так сильно любите, что вам хочется со всех сторон обложить ее ватой, держать взаперти, подальше от всяких плохишей, преступников и диснеевских злодеев. Ведь она — это все, что у вас осталось. Жена, толстая развалина, отправилась в больницу, и только маленькая Эбби вернулась к вам.
