Подойдя к дому Ю, не стал стучать. Не хотел давать парнишке возможность спрятаться, увидеть меня и отказываться открывать дверь, сделать вид, что его нет дома. Вместо этого двинулся вдоль дома на задний двор, мимо маленького цветника, мимо гортензий, точно залпами фейерверков, ощетинившихся во все стороны белыми коническими гроздьями цветов. Мне вспомнилось, что Дэвид Ю ждал этого периода цветения весь год.
С тыльной стороны дома Ю тоже соорудили пристройку; в ней помещалась прихожая и небольшая столовая. С задней террасы сквозь кухонное окно открывался вид на кусочек небольшой гостиной, где на диване перед телевизором валялся Дерек. На террасе стояла садовая мебель: стол с торчащим из его середины зонтиком и шесть кресел. Если бы Дерек отказался впускать меня в дом, я мог бы разбить застекленную дверь террасы одним из этих массивных садовых кресел, как Уильям Харт в «Жаре тела». Но дверь оказалась не заперта. Я вошел прямо в дом, совершенно по-хозяйски, как будто просто на минутку выскакивал в гараж или чтобы вынести мусор.
Внутри царила кондиционированная прохлада.
Дерек неуклюже вскочил на ноги, но не сделал ни одного шага мне навстречу. Он стоял и смотрел на меня, в своих спортивных шортах и черной футболке с логотипом «Зилджан» на груди. Его босые ноги на фоне дивана были длинными и костлявыми. Пальцы, впившиеся в ковер, изгибались, точно маленькие гусенички. Нервишки. Когда я познакомился с Дереком, ему было пять лет и он еще не утратил детской пухлости. Теперь же это был еще один тощий, долговязый, слегка витающий в облаках подросток, практически ничем не отличающийся от моего сына. За одним лишь исключением: будущее Дерека было безоблачно, его ничто не омрачало. Ему предстояло пережить пубертат с его таким же, как у Джейкоба, отсутствующим взглядом, такой же дурацкой одеждой, шарканьем, раздражающей манерой не смотреть в глаза и благополучно перекочевать прямо во взрослую жизнь. Он был идеальным ребенком, каким мог бы стать Джейкоб, и у меня мелькнула мимолетная мыслишка, как приятно, наверное, иметь вот такого беспроблемного ребенка. Я завидовал Дэвиду Ю, несмотря даже на то, что в данную минуту считал его законченной скотиной.
— Здравствуй, Дерек.
— Привет.
— Что такое, Дерек?
— Вы не должны здесь находиться.
— Я сто раз здесь бывал.
— Да, но сейчас вас здесь быть не должно.
— Я просто хочу поговорить. Про Джейкоба.
— Мне нельзя.
— Дерек, что с тобой такое? Ты весь какой-то… напряженный.
— Нет.
— Ты что, меня боишься?
— Нет.
— Тогда почему ты так себя ведешь?
— Как — так? Я ничего такого не делаю.
— У тебя такой вид, как будто ты серьезно струхнул.
— Нет. Просто вы не должны тут находиться.
— Расслабься. Сядь. Я лишь хочу знать правду, и ничего более. Что происходит? Что на самом деле происходит? Я хочу, чтобы кто-то сказал мне это. — Я прошел через кухню и осторожно вышел в гостиную, как будто пытался подкрасться к пугливому животному. — Мне плевать, что сказали твои родители. Они не правы. Джейкоб заслуживает твоей помощи. Он твой друг. Твой друг. И я тоже. Я твой друг, а друзья именно так и поступают. Они помогают друг другу. Это все, что я от тебя хочу. Чтобы ты поступил как друг Джейкоба. Ты ему нужен. — Я сел. — Что ты наговорил Лоджудису? Что такого ты мог ему сказать, что он пришел к выводу, что мой сын — убийца?
— Я не говорил, что Джейк убийца.
— А что тогда ты ему сказал?
— Почему бы вам не спросить Лоджудиса? Я думал, он обязан вам об этом сообщить?
— Дерек, он должен, но играет в какие-то игры. Это плохой человек. Я понимаю, что тебе может быть нелегко это понять. Лоджудис не стал вызывать тебя на большое жюри, потому что тогда ему пришлось бы ознакомить меня с протоколом заседания. Скорее всего, он и в полицию на допрос тебя вызывать не стал, потому что полицейские написали бы рапорт. Поэтому мне нужно, чтобы ты рассказал все. Мне нужно, чтобы ты поступил правильно. Расскажи мне, что такого ты сообщил Лоджудису, что он твердо уверен в виновности Джейкоба.
— Я сказал ему правду.
— О, я знаю. Все говорят правду. Это так утомительно. Потому что эта правда у каждого своя. Поэтому мне необходимо точно знать, что именно ты сказал.
— Я не обязан…
— Черт побери! Что ты сказал?!
Он отпрянул и плюхнулся на диван, как будто от моего крика его отнесло назад.
Я взял себя в руки.
— Дерек, прошу тебя, — негромким голосом, в котором сквозило отчаяние, взмолился я. — Прошу, скажи мне.
— Я просто рассказал ему про всякие вещи, которые творились у нас в школе.
— Например?
— Например, что Джейка травили. Бен Рифкин был заводилой в компашке тех ребят. Ну, бездельников. Они вроде как доставали его.
— Из-за чего?
— Ну, говорили, что он гей, это было основное. В смысле, это были слухи. Бен просто выдумывал всякое. И знаете, мне плевать, если Джейк в самом деле гей. Мне, честно, на это плевать. Но только было бы лучше, если бы он прямо об этом сказал.
— Ты считаешь, что он гей?
— Не знаю. Может, и гей. Но это не важно, потому что он не делал ничего из того, что говорил Бен. Бен все это просто выдумал. Ему почему-то нравилось доставать Джейка. Для него это было что-то вроде игры. Он любил доводить людей.
— И что Бен говорил?
— Не знаю. Просто распускал слухи. Например, заявил, что Джейк на вечеринке предложил отсосать кому-то из ребят, — а он ничего такого не делал. Или что у него один раз в душе после физкультуры был стояк. Или что один из учителей на перемене зашел в класс, а Джейк в это время там дрочил. Это все неправда.
— Почему тогда он все это говорил?
— Потому что Бен был придурком. Джейк чем-то не нравился Бену, вот он к нему и цеплялся, понимаете? Такое впечатление, что просто не мог ничего с собой поделать. Стоило ему увидеть Джейка, как он тут же начинал его поливать дерьмом. Каждый раз. К тому же он понял, что это сходит ему с рук. Бен был просто придурком. Если честно, никто не говорит это вслух, потому что его же убили и все такое, но Бен был мерзким типом. Не знаю уж, кто это сделал, поэтому ничего говорить не буду. Но Бен был реально мерзким типом.
— Но почему он цеплялся к Джейкобу? Я этого не понимаю.
— Он ему просто не нравился. Джейк… он… ну, то есть я знаю Джейка. И он мне нравится. Но вы же должны понимать, что Джейк — не нормальный парень.
— Почему? Потому что ребята считали, что он гей?
— Нет.
— Что тогда в твоем понимании означает «нормальный»?
Дерек внимательно посмотрел на меня:
— Джейк и сам далеко не святой.
Он не сводил с меня острого взгляда.
Я постарался ничем не выдать своих чувств, остановить дернувшийся кадык.
— Думаю, вряд ли Бен об этом знал, — пробормотал Дерек. — Он просто выбрал не того чувака. Он ни о чем понятия не имел.
— Так ты поэтому рассказал об этом всем на «Фейсбуке»?
— Нет. Дело было не только в этом. Ну, то есть он купил этот нож потому, что боялся Бена. Считал, что Бен в один прекрасный день попытается к нему подвалить и что-нибудь с ним сделать и тогда придется защищаться. Неужели вы ничего об этом не знали?
— Нет.
— И Джейкоб никогда вам этого не рассказывал?
— Нет.
— Ну, в общем, я рассказал об этом, потому что знал, что у Джейка есть нож, и знал, что он купил его из-за страха, что Бен попытается что-то с ним сделать. Возможно, мне не стоило ничего говорить. Не знаю. Понятия не имею, зачем это сделал.
— Ты рассказал это, потому что это правда. Ты хотел быть честным.
— Наверное.
— Но это был не тот нож, которым убили Бена. Тот нож, который ты видел у Джейкоба… Бен был убит не этим ножом. Они нашли в парке Колд-Спринг еще один нож. Ты же это знаешь, да?
— Ну да, но кто знает. Они нашли нож… — Он пожал плечами. — В общем, просто тогда все вокруг только и говорили о том, где этот нож. А Джейк вечно заявлял: «Мой отец — прокурор, и я разбираюсь в законах», как будто знал, какие вещи ему могут сойти с рук. В смысле, если кто-нибудь его обвинит. Понимаете?
