— Ты умеешь оказывать первую помощь?
— Нет, я просто подумал, что сперва надо посмотреть, все ли с ним в порядке.
— Тебе не приходило в голову, что произошло преступление?
— Наверное, приходило, но я не был до конца уверен. Это мог быть и несчастный случай. Например, он мог упасть или что-нибудь в этом роде.
— Упасть? Откуда? Почему?
— Нипочему. Я просто сказал.
— Значит, у тебя не было никакой причины считать, что он упал?
— Нет. Вы все выворачиваете на свой лад.
— Джейкоб, я лишь пытаюсь понять. Почему ты не позвал на помощь? Почему не позвонил отцу? Он юрист, работает в прокуратуре. Он подсказал бы тебе, как действуют в таких случаях.
— Просто… не знаю, я просто не подумал. Все произошло так неожиданно. Я был, наверное, не готов к этому. Не знал, что надо делать.
— Ну, ладно, и что произошло потом?
— Я спустился по склону и присел рядом с ним.
— Ты имеешь в виду, опустился на колени?
— Наверное.
— Прямо на мокрую листву?
— Не помню. Может, я остался стоять.
— Ты остался стоять. Значит, ты смотрел на него сверху, верно?
— Нет. Я не очень помню. Теперь, когда вы так сказали, мне кажется, что я, наверное, опустился на одно колено.
— Дерек видел тебя в школе через несколько минут после этого, и он ничего не говорил про то, что у тебя были грязные или мокрые брюки.
— Наверное, тогда я стоял.
— Ладно, стоял. Значит, ты стоишь над ним и смотришь на него сверху вниз. Что дальше?
— Ну, я уже сказал, я вроде как перевернул его, чтобы посмотреть.
— Перед этим ты что-то ему говорил?
— Вроде нет.
— Ты видишь своего товарища, который лежит ничком без сознания, и переворачиваешь его, ни слова ему не говоря?
— Нет, то есть, наверное, я что-то говорил, я точно не помню.
— Когда ты стоял над Беном там, внизу, тебе не бросилось в глаза ничего такого, что наводило бы на мысль о преступлении?
— Нет.
— По склону тянулся длинный кровавый след от ран Бена. Ты его не заметил?
— Нет. Ну, то есть я распсиховался, понимаете?
— Каким образом распсиховался? Что вообще это значит?
— Не знаю. Ну, запаниковал.
— Почему запаниковал? Ты же вроде как не понял, что произошло, не думал о преступлении. Ты решил, это мог быть несчастный случай.
— Знаю, но он лежал там неподвижно. Мне стало страшно.
— Когда Дерек увидел тебя несколько минут спустя, ты не психовал.
— Нет, психовал. Я просто этого не выказывал. Психовал внутри.
— Хорошо. Значит, ты стоишь над телом. Бен уже мертв. Он истек кровью из трех ран на груди, и по склону тянется кровавый след, который ведет к телу, но ты ни капли крови не видишь и понятия не имеешь, что произошло. И психуешь, но только внутри. Что дальше?
— Такое впечатление, что вы мне не верите.
— Джейкоб, позволь мне кое-что тебе сказать. Не имеет никакого значения, верю я тебе или нет. Я твой адвокат, а не твои мама с папой.
— Все равно. Мне не очень нравится, как вы все это представляете. Это моя история, так ведь? А вы представляете все так, как будто я вру.
Лори, которая все это время сидела молча, произнесла:
— Пожалуйста, Джонатан, давайте прекратим. Извините. Давайте просто прекратим это. Вы донесли до нас свою точку зрения.
Джонатан, смягчившись, умолк.
— Ладно, Джейкоб, твоя мама права. Пожалуй, нам и в самом деле лучше на этом остановиться. Я не хотел тебя расстраивать. Но прошу подумать вот о чем. Вся эта твоя история могла казаться тебе вполне убедительной, когда ты рассказывал ее в своей голове, когда был один в своей комнате. Но на перекрестном допросе все выглядит совершенно иначе. И честное слово, то, что мы сейчас делаем здесь, — это детский лепет по сравнению с тем, что устроит тебе Нил Лоджудис, если ты выйдешь давать показания. Я на твоей стороне, а Лоджудис — нет. К тому же я славный малый, а Лоджудис — ну, в общем, он будет делать свое дело. Короче говоря, полагаю, ты намерен рассказать мне, что, наткнувшись на тело, лежащее ничком и истекающее кровью из трех ран в груди, ты каким-то образом умудрился подсунуть руку под тело так, что оставил один-единственный отпечаток на толстовке Бена с изнанки. При этом, когда ты вытащил руку из-под него, на ней не оказалось никаких следов крови. Несколько минут спустя ты появился в школе, и никто не заметил ничего подозрительного. Так вот, на месте присяжных что бы ты сказал о подобной истории?
— Но это правда! Не подробности — с подробностями вы наврали. Он лежал не совсем ничком, и вокруг не было крови. Все совсем не так. Вы просто играете со мной в какие-то игры. Я говорю правду.
— Джейкоб, мне жаль, что я тебя расстроил. Но я не играю ни в какие игры.
— Клянусь Богом, это правда.
— Ясно. Понимаю.
— Нет. Вы пытаетесь выставить меня лжецом.
Джонатан ничего не ответил. Для лжеца открыто бросить вызов усомнившемуся в его честности — это последняя возможность сохранить лицо. Но еще хуже было то, что в голосе Джейкоба я уловил пугающую нотку — то ли намек на угрозу, то ли признак того, что он до смерти напуган и вот-вот расплачется.
— Джейк, все в порядке, — вмешался я. — Джонатан просто делает свое дело.
— Я знаю, но он мне не верит!
— Это не важно. Он будет твоим адвокатом независимо от того, верит он тебе или нет. Адвокаты — страшные люди.
Я подмигнул Джейкобу.
— А что будет на суде? Как я буду давать там показания?
— Ты и не будешь их давать, — пообещал я. — Никаких показаний. Ты будешь сидеть за столом защиты, и единственное, для чего ты откроешь рот, — это чтобы сказать им «всего доброго», перед тем как вечером уйти домой.
— Думаю, это разумная тактика, — вставил Джонатан.
— Но каким образом тогда я расскажу мою историю?
— Джейкоб, ты сам-то себя слышал? Лоджудис от твоих показаний камня на камне не оставит.
— Но каким образом тогда мы изложим версию защиты?
— Мы не обязаны ее излагать, — объяснил Джонатан. — Бремя доказывания лежит не на нас. Оно лежит на обвинении. Мы будем цепляться за нестыковки в версии обвинения, Джейкоб, пока она не развалится. Это наша тактика.
— Папа?
Я заколебался:
— Джонатан, не уверен, что этого будет достаточно. Версию обвинения так просто не развалить. У Лоджудиса в распоряжении есть отпечаток пальца и свидетель, который утверждает, что у Джейкоба был нож. Нам придется пойти дальше. Нужно дать присяжным что-то взамен.
— И что вы предлагаете мне сделать?
— Думаю, что нам стоит попытаться представить им альтернативную версию.
— Я с радостью. У вас есть какие-то предложения? Пока что, насколько я вижу, все улики указывают в одном направлении.
— Как насчет Патца? Присяжные должны хотя бы услышать о нем. Дайте им настоящего убийцу.
— Настоящего убийцу? О господи. Как мы это докажем?
— Наймем детектива, пусть копает.
— Копает под кого? Под Патца? Ничего там не накопаешь. Когда вы работали в прокуратуре, в вашем распоряжении была полиция штата, все местные отделения полиции, ФБР, ЦРУ, КГБ, НАСА.
— У нас куда меньше возможностей, чем это представляют себе адвокаты.
— Возможно. И тем не менее тогда их у вас было больше, чем сейчас, и вы так ничего и не обнаружили. Что такого способен сделать частный детектив, с чем не справились десятки полицейских?
Крыть мне было нечем.
— Послушайте, Энди, вы прекрасно знаете, что бремя доказывания лежит не на стороне защиты, но, по-моему, вы в это не вполне верите. Так это выглядит с другой стороны. Мы не выбираем себе клиентов и не можем взять и отказаться от дела, если улики не в нашу пользу. Вот это вот — наше дело. — Он махнул на разложенные перед ним на столе бумаги. — Какие карты нам выпали, с теми мы и играем. Другого выбора у нас нет.
— Значит, нужно раздобыть где-нибудь новые карты.
— Откуда?
— Не знаю. Достать из рукава.
— Насколько я вижу, — протянул Джонатан, — на вас рубашка с короткими рукавами.
