Лиза убила Джона. Она отправляла Аве эти послания. Я помню ее тихое счастье, когда появился Саймон. Как же было очевидно, что они с самого начала понравились друг другу, — все эти организованные им встречи, в которых не было необходимости. А как она нервничала перед тем ужином — будто девчонка. Могла ли она одновременно быть той Лизой, той психопаткой? Даже если я по своей глупости ничего не замечала, то Ава-то должна была? Может, и нет. Она девчонка, погружена в собственную жизнь.
А тест на беременность? Вероятно, у Авы был бойфренд. Нашла ли его полиция? Он не имеет никакого отношения к случившемуся? Он не имел для Авы большого значения. Она слишком зациклилась на своей фейсбучной любви. Мне просто нехорошо от всего этого безумия.
Я кидаю сумочку на стол и стараюсь напустить на себя легкомысленный вид, но в офисе стоит возбужденный гул голосов. Они обсуждают это. Конечно это.
— Нет, я что говорю. Она замочила своего бывшего. Угрохала его. И при этом приходила сюда вся такая милая, и доброжелательная, и нормальная. — Тоби откидывается, ставит свой стул на задние ножки, словно какой показушный подросток в школе. — Абсолютно чокнутая.
— Я вот за дочку ее переживаю. Где она, по-твоему?
— Наверно, мертва.
— Джулия!
— Да, это ужасно, но, вероятно, так и есть.
Женщины собрались вокруг стола Джулии, никто из них не обращает внимания на меня.
— Пенни здесь? — весело и легкомысленно спрашиваю я.
Головы поворачиваются, взгляды через плечо, они замолкают.
— Она мне прислала эсэмэску. — Руки Джулии сложены на груди, взгляд пристальный, уверенный. — У нее деловой завтрак, так что раньше десяти вряд ли будет.
Пенни и Джулия сидят на дереве и обмениваются эсэмэсками… Маленькая пронырливая Джулия — глист в желудке нашего мира.
Звонит телефон.
— Не отвечай, это репортеры, — говорит Стейси, когда я тянусь к трубке. — Они с самого утра звонят. Наверно, скоро и вживую появятся.
— Бедная Пенни — свалилось ей все это на голову. — Джулия поворачивается ко мне спиной и аккуратно замыкает кружок на прежний манер, оставляя меня снаружи. — Но откуда она могла знать? Я что говорю: разве кому могло прийти в голову, что человек может делать такое и при этом спокойно каждое утро приходить на работу?
В их разговоре присутствует какая-то истерическая хохотливая нотка, от которой меня злость разбирает. Значит, ничего страшного, что Пенни не знала; ничего страшного, что у Тоби не возникло никаких подозрений, но я каким-то образом все же остаюсь замазанной этим говном?
— Это что-то вроде Розы Вест или Майры Хиндли[470], — продолжает Джулия. — Столько народу поубивали — и жили как ни в чем не бывало. Кто знает, что еще она натворила? Может, то, что мы знаем, всего лишь вершина айсберга.
«Ты выдаешь свой возраст, Джулия, — думаю я. — Эти детишки, вероятно, никогда не слыхали про Майру Хиндли. Или про Розу Вест, если уж на то пошло».
— Господи боже! — Эмили смотрит широко раскрытыми глазами. — Что, если это было только началом? Что, если следующей жертвой стал бы кто-нибудь из нас?
— Я думала об этом прошлой ночью, — восторженно отвечает Джулия. — Кто знает, на что она способна? Если она убила собственную дочь…
— Мы пока не знаем, убила ли она вообще кого-нибудь. — Моя злость вспыхивает, я смотрю на них, на всех этих молодых и не очень людей, готовых с легкостью судить и обвинять.
— Ой, я думаю, знаем. — Джулия поворачивается с лукавым видом. — А как насчет ее несчастного маленького братика?
— Ты знаешь, о чем я говорю. — Мое лицо заливает краска — ответ слабоват.
— Ах, ты имеешь в виду, мы не знаем, убила ли она кого-нибудь в этот раз.
Лиза — убийца, но то случилось много лет назад. В другой жизни. Под другим именем. И так трудно поверить, что она имеет какое-то отношение ко всему нынешнему безумию. Потому что она не безумна, но, даже если она и безумна, мне она нравится больше, чем эта первосортная сука передо мной. Джулия улыбается. Именно этого она и добивалась. Да пошла она!..
— Да, фактически не знаем. Поэтому почему бы вам не заняться работой, за которую вам платят, и предоставить полиции заниматься своим делом?
Это не лучший мой выпад, но, поскольку я в дюйме от того, чтобы выкрикнуть в это наглое лицо безрассудные слова ярости и безысходности, и это сойдет. И ведь дело не только в ней, ведь столько всего навалилось: Ричард, Пенни, отодвигающая меня на задний план, Саймон с его добротой, пропавшая Ава и Лиза — об этом я и говорить не могу.
— Меня удивляет, что ты относительно спокойна, — присоединяется Тоби — не хочет оставаться слишком уж в тени Джулии, явно вырвавшейся в лидеры. — Ты ведь неплохо знала Аву. Я думал, тебя это будет сильнее волновать, чем защита Лизы.
Я смотрю на него, на этого павлина, к сорока годам он будет толстым и плешивым — ни одна баба под него не ляжет. Этот мальчишка, который ничего не знает.
— Как ты смеешь! Как ты смеешь претендовать на то, будто знаешь мои чувства?
Красные пятна появляются на его лице. Он не знает, что делать дальше — отступать или атаковать.
— Она воровала деньги. — Тихий, почти неслышный голос. Стейси. Милая, глупая Стейси защищает своего мужчину. Джулия стреляет глазами то в одного, то в другого, наслаждаясь каждым мгновением этого противостояния. Наступает долгая пауза, все задерживают дыхание, и тут я не разочаровываю публику, потому что вся моя ярость прорывается наружу. Смерч огненных слов.
— Боже мой, до чего же вы безмозглые мудаки! — говорю я. — Не видите того, что у вас перед самым носом! Лиза не воровала никаких денег! Господи, да она десять лет тут работала — и ни разу ни пенса не пропало! Их Джулия крала! Вот эта маленькая сучка, у которой на морде все написано. Да-да, ты! А знаешь, откуда я знаю? Лиза видела тебя на вечеринке в пабе. Ты вытащила двадцатку из сумочки Пенни и на эти деньги купила ей благодарственную бутылку вина! Ты хочешь поговорить о безумии? Вот оно — твое безумие! — Я делаю паузу, переводя дыхание, все мое тело сотрясается. Они смотрят на меня. — Да, Лиза совершила нечто ужасное много лет назад, и я никогда этого не пойму, никогда не примирюсь с этим, но если вы считаете, что люди не способны меняться, то можете идти в задницу. Можете идти в задницу, если по своей молодости так быстро готовы поверить в худшее, и вам повезло, ведь вы даже не догадываетесь, на что вас может толкнуть жизнь, и можете все идти в задницу за свою глупость, если считаете, что эта девица, — я тыкаю пальцем в Джулию, — эта женщина, потому что она моего возраста, ни на день не моложе, — ваш друг!
Я заканчиваю свою тираду под аплодисменты тишины и широко раскрытые глаза. У Стейси они, кажется, на мокром месте. Рот Тоби приоткрыт, но в глазах блеск сожаления — как же он не записал меня на свой телефон. Они не врубаются. Им никогда не врубиться. Но я уже чувствую себя получше, словно выблевала из себя испорченную жратву. И тут я вижу выражение лица Джулии. Выражение победительницы, хотя она и пытается напустить на себя расстроенный вид. Она не смотрит на меня. Она смотрит над моим плечом. У меня в желудке словно пустота. Пришла Пенни. Конечно, она пришла.
— Пожалуй, тебе лучше поработать из отеля, Мэрилин, — говорит она. У нее натянутая улыбка. Она может уволить меня в любой день, не сомневаюсь, но благослови Господь Саймона Мэннинга. — Сегодня утром у нас тут, кажется, разыгрались эмоции, а я знаю тебе нужно много чего там организовать.
Я киваю. Я словно выпоротый ребенок, и мне вдруг хочется заплакать. Теперь я только и делаю, что плачу. Но сейчас — нет, не доставлю Джулии такого удовольствия. Я не решаюсь заговорить, собирая свои вещи. И ты, Пенни, шла бы куда подальше! Мои глаза встречаются с ее, и десять лет доверия между нами превращаются в прах.
— И еще одно, — произносит она. Я уже иду к двери, но останавливаюсь и поворачиваюсь. — Извинись перед Джулией. Она этого не заслужила.
